Влада и маг-убийца - Готти Саша. Страница 35

– Я не знаю, что у вас там в институте за ролевые игры, – ругалась Юлия Ивановна. – Я слышу ваши с ним разговоры и понимаю, что вы совершенно оторвались от реальности. Ладно, называйте друг друга как хотите. Вампирами, троллями, эльфами – пожалуйста! Он является к тебе поздно ночью в идиотских красных линзах, это же ребячество. Дарья, тебе уже девятнадцать…

– Ма-а-ам! – басила Дашуля. – Нету никаких эльфов, честно…

– Это несерьезно, ведь впереди аспирантура, – перебивала ее мать. – Твое будущее под угрозой, неужели ты собираешься и дальше возиться с этой ордой ненормальных, которые застряли в своих ролевых играх про эльфов и гномов? Небось бегаете с деревянными мечами по Патриаршим?! Вот и доигрались, ранили друг друга!

– Ма-а-ам, какие эльфы, какие гномы?! – громко возмущалась Дашуля, пытаясь перекричать поющего навзрыд вурдалака. – Нету никаких эльфов, я точно знаю…

Пока по Даше палила тяжелая мамашина артиллерия, Алекс осматривал раненых.

Федя громко пел, крутя носком ботинка. Тролль был бледен, но после того, как Алекс похлопал его по щекам, открыл глаза и с удивлением начал рассматривать блестящий глянцевый потолок с изображением звездного неба, который отражал его, как в зеркале.

– Влада в п…рядке? – выдавил Бертилов, пытаясь поднять голову и сведя зрачки к переносице.

– Влада в порядке, – успокоил тролля Алекс. – А вот ты не очень. На языке светлой боевой магии это называется «навесить люлей». Древняя светлая пакость. И как я только просмотрел? Теперь в медпункт Универа зловоротня вас не пустит, так что отлеживаемся тут, пока не окажем вам первую помощь.

Влада вдруг поняла, что стоит на коленях на пушистом ковре, держит кроссовку Егора в руках и плачет. Рыдает так, что в кроссовке перекатывается по кожаной подошве прозрачная лужица ее слез. Если покачивать кроссовкой в такт пению Феди, то ее слезы будут немного похожи на ртуть. Как-то раз она еще первоклассницей разбила градусник и долго гоняла кончиком карандаша ртуть по паркету своей комнаты, пока дед не увидел. Дед сейчас в Огоньково, как они давно с ним не виделись… Влада зажмурилась, и новая партия слез хлынула в кроссовку тролля.

– Ай-люли-люли, ой вы мои разлюли-и-и-и… – надрывался вурдалак, тараща по сторонам воспаленные красные глаза. Самым ужасным было то, что невменяемый Марик принялся притопывать вместо партии барабана, покачивая головой и издавая совиное уханье, а Егор стонал как-то очень в такт.

Влада плакала. Она вспоминала свою жизнь, с каждой секундой считая себя все более кошмарной негодяйкой. Вот, например, в детском саду, в садике, она случайно толкнула девочку, и та выронила свое полотенце с зайчиком. Девочка зарыдала, а Влада так смутилась, что просто убежала и спряталась. Не извинилась, а спряталась, потому что боялась извиниться. И вот еще… В школе она всегда считала Анжелу Цареву стервой, а себя гораздо лучше ее, втайне, внутри. Теперь же ей хотелось срочно прибежать к Анжеле и объяснить, что, конечно, она, Влада, так не считает больше… Анжела красивее, Анжела имеет право быть такой самоуверенной и говорить сквозь зубы: «Да ты, Огнева, просто лохушка…»

А в остальном? Ведь она же настоящая дрянь, если вдуматься. Она использует мальчишек, потому что не так давно обнаружила, что может им нравиться. Егор ее любит. В первый день начала учебы она бросилась ему на шею, и с тех пор тролль горит надеждой на взаимность. А с Ацким – зачем она улыбается ему коварной улыбочкой, которой она научилась недавно, наблюдая за кикиморами?! Она же просто гипнотизирует беднягу валькера, который тает под ее взглядом. И все ради того, чтобы вызвать ревность и хоть какие-нибудь чувства у Гильса. Ну не дрянь?!

– Я дря-я-я-янь, дря-я-я-янь… – Влада завыла, ткнувшись горячим лбом в прохладный кожаный диван.

Алекс тем временем куда-то дозванивался, слушая по громкой связи долгие протяжные гудки.

Потом, как из бочки, загудел знакомый голос с веселыми нотками. Влада оторвала лоб от кушетки. Перед глазами, через пелену слез, колыхался Алекс, держащий у нее перед носом телефон на вытянутой руке. Из него неслись странные монотонные слова.

И с каждым словом слезы отходили дальше и дальше, пока в голове не начало проясняться.

– Спасибо, Жор, – пробасил в трубку Алекс. – Ага… Весело тут. Сам слышишь. Скока? О’кей… Департамент оплатит, конечно. Будем обращаться, ага…

– Ну вот, трудоустроил в Носферон безработного темного ведьмака, – довольный собой, сообщил Алекс притихшей компании. – Смотри-ка, а он молодец. Провел по телефону из Питера удаленную терапию против светлой магии. Полегчало?

Владу действительно отпустило. По крайней мере больше не хотелось броситься искать ту девочку из детского садика, чтобы подарить ей новое полотенце. И Анжела Царева обойдется, с какой стати вдруг перед ней выворачиваться наизнанку? И совсем она не лучше ее, Влады. Заносчивая и глупая стерва, такая же, как и ее крикливая мамаша.

Влада потрясла головой, встала, вытирая мокрые щеки рукавами.

– А чего ты вдруг дрянь-то? – тихо спросил Гильс, который все это время, оказывается, сидел рядом с ней на ковре. Слышал ведь все, зараза вампирская.

– Так ведь я же ту конфету притащила, – пробормотала Влада, пряча глаза. – Вы все из-за меня и пострадали.

– Ну вот, – весело сказал Алекс. – Новички приняли боевое крещение от светлой магии. Теперь кого отправим в больничку Носферона, а кого и по домам, из особо одаренных.

В комнату ворвалась Дашуля, успевшая вдрызг поругаться со своей мамашей. Губы у нее тряслись, в глазах дрожали слезы.

– Ну что ты, маленькая… – Алекс обнял девушку, и та вдруг всхлипнула, спрятавшись в черных оврагах складок его кожаной куртки. – Не надо, мамы – они все такие. Ты еще моих родаков не видела, твоя просто ангел. Она никогда ничего не поймет, это же дневное право.

– Д-дневное п-право, – всхлипывала Дашуля. – Оно меня доконает, эт-то право… Неужели мама никогда ничего… не узнает?

– Нет, малыш, никогда. Так и будет на тебя кричать, что ты играешь с идиотами, с этим придется смириться. Ну, слезки высохли, сюси-пуси?

Влада с интересом наблюдала, как вампир сюсюкает с взбалмошной девицей, и вдруг ощутила прилив чего-то странного, увидев на месте Дашули себя, а на месте Алекса…

Да, такими и должны были быть их отношения, когда Гильс выбрал ее, Владу, однажды высмотрев ее среди летнего питерского двора. Так вампир и выбирает человека, к которому испытывает тягу и симпатию, один раз – и на всю жизнь. Вампира и человека связывает навечно домовое и дневное право, которое не разрушишь никакими силами. Обычно вампиры делают свой выбор лет в восемнадцать, когда у них наступает перерождение, и их организм начинает требовать человеческой крови. Избранный ими человек помогает пережить трудное время, поддерживает вампира во имя общей тайны. Они, Алекс и Дашуля, вместе проходили эту черту, и всем было понятно, что ругаются друг с другом эти двое только для собственного удовольствия. У них было прошлое, о котором знали только они, – нерушимое, скрепленное печатью тайного мира…

Влада искоса посмотрела на Гильса. Тот, не разделяя ее душевного порыва, равнодушно смотрел совсем в другую сторону, перебирая Дашулины диски с фильмами, разбросанные на столе. Нет, он не думает об этом. А ведь прав Ярик-Розочка. Ее попросту поймали в сети, чтобы держать на темной стороне. Только зачем, если она не собирается никуда убегать? Гильс как собака на сене. Не отпускает ее от себя и не приближается к ней. Влада отвернулась, кусая губы.

С первой минутой официальных сумерек в окно один за другим начали залетать валькеры во главе с веселым лопоухим Ацким, у которого из плеера орали «Раммштайн». Юлия Ивановна стояла в дверях комнаты и продолжала кричать в телефон, выясняя, куда какой-то обормот-менеджер подевал партию детских подгузников.

– Совсем обалдели эти твои, Дарья, со своими ролевыми играми и деревянными крыльями! – фыркнула она, глядя, как валькеры деловито хватают пострадавших и вытаскивают их в окно на десятом этаже, удаляясь в московское сумеречное небо.