Влада и маг-убийца - Готти Саша. Страница 61

– Извращенцы, полеты должны быть только для скорости, – возмутился его младший брат. – А не для этих выкручиваний с ногами и крыльями. Фу…

– Дальше идет «Оратория одинокого оборотня» в исполнении упыря Рычаловского, – читал Ацкий. – Вот всю жизнь мечтал услышать и умереть. Кто программу составлял, Засоня с Буяном?! Так… – Валькер выпучил глаза. – А это что такое? Концерт хора московских домовых с хитом «Пылища под кроватью». Ребят, кто умеет скручивать ухи в трубочку?

– Мой дед фанат этого хора, – засмеялась Влада. – А что там еще будет?

– О, поют и играют наши носферонские студенты, – оживился Ацкий. – Самодеятельный певец… э-э-э… ансамбль вурдалакского фольклора в исполнении… – Глаза валькера полезли на лоб. – Че-о-о?! Горяева на сцену выпустили?!?

– Ребят, вы не видели Муранова? – налетела на них Синицина-лайт. – Мы хотели его вызвать на сцену, типа как победителя прошлых вампирских боев. А он как сквозь землю…

– Без понятия, – Ацкий хмыкнул. – Может, отпил случайно из твоего стакана и того… с копыт?

Фурия бросила на валькера гневный взгляд и умчалась к другим столикам задавать тот же вопрос.

«Если Гильса нет в зале и не было на входе, то наверняка в буфете торчит. Хотя есть он, как любой вампир, не любит, что ему там делать?» – размышляла Влада.

– Знаете что, – она встала из-за столика. – А пошли в буфет, лучше поедим.

Скомкав программку концерта, ребята двинулись в буфет, где было уже не протолкнуться. Преимущества валькеров в буфете Влада оценила, когда Ацкий взмыл куда-то вверх над головами, а вернулся обратно с тарелками, нагруженными едой так, что та валилась с краев. Пока с далекой сцены доносилась музыка и буря зрительского восторга, Влада жевала пирожок с ябломятликом, запивая его жуть-колой из высокого синего стаканчика. Народ с руганью спотыкался об Горяева, который сидел по-турецки на полу и с урчанием жрал огромный зеленовато-голубой кусок сыра рокфора. Владе есть не хотелось, и она держала в руках пирожок с ябломятликом, раздумывая, куда бы его деть.

Буфет моментально набился до отказа, как только Лина Кимовна со сцены объявила номер Горяева, и вурдалак ринулся из буфета, икая от вдохновения.

– Ха-ха-ха, ты балбесина! – вдруг раздался в толпе радостный смех.

Бертилов и какая-то девчонка с параллельного курса, имени которой она не помнила. Влада опешила, глядя, как она заигрывает с троллем, скармливая ему с ложечки мороженое. Тролль радостно отбивался, хватая девчонку за пряди волос. Оба выглядели очень радостными и даже счастливыми. Бравада тролля продолжалась, а вот девчонке наерняка грозила скорая расправа от Тановской.

«Он это нарочно, чтобы я видела», – рассеянно отметила про себя Влада. Может, и Гильс тоже где-то обнимается с какой-нибудь новой девчонкой, в закоулках Носферона? Хотя нет, он просто танцевал бы тогда с ней, на виду у всех.

Нехорошее предчувствие волной мурашек прошлось по спине. Пальцы, держащие пирожок, сжались так, что ярко-зеленая начинка прыснула прямо на платье, оставив на животе зеленое пятно.

– Ух ты, – заметила оказавшаяся рядом Алина Готти. – Это же ябломятлик, не отстирается. Я надеюсь, это платье не из подводного шелка?

– Не-а, имитация, – небрежно соврала Влада. – А что?

– Да если бы оно было настоящее, то все, хана. Подводный шелк и эта штука несовместимы, ябломятлик для него вроде как уничтожитель. Через полчаса была бы голенькой, облепленной ниточками, – Алина сказала это нарочно громко, чтобы услышал Ацкий, которого последняя фраза крайне заинтересовала.

– А?! Что она тебе сказала про голенькую в ниточках? – прицепился валькер, а Влада мысленно прокляла свою неуклюжесть и несдержанность. Нечего было психовать из-за каких-то там предчувствий. Испортила платье, и теперь тоненькая ткань перламутрового шелка таяла под наступлением ядерно-зеленого расползающегося ябломятлика.

– Так что про голенькую? – дергал ее за рукав Ацкий. – А? Я не понял, где?

– Ац, раздобудь мне обычный сок апельсиновый, пожалуйста. А то в буфете одна жуть-кола, – послав валькера за почти невыполнимой задачей, Влада решила промыть пятно водой, бросившись в сторону женских туалетов. В туалете было тесно от набившихся туда подкрашивать физиономии кикимор, пахло безумной смесью всевозможных духов – кто во что горазд.

Влада с трудом протолкалась к раковине и принялась приводить платье в порядок, смывая липкое варенье зеленой мыльной пеной из суспензера. Рядом, у соседнего умывальника отчаянно хлюпала носом толстая страшная тетища в совершенно диком для нее красивом мини-платье. Видимо, еще одна личная жизнь потерпела неудачу и теперь смывалась потоками туши и слез в сток раковины. Рядом с тетищей вертелась юная девчонка, скорее всего дочь, и кудахтала, всячески пыталась ее утешить. А тетища рыдала все отчаяннее и отчаяннее, уже с переходом в истерику.

– Не надо, Мэг, – уговаривала ее та, что вертелась рядом. – Слышь? Не надо, не стоит он того. Ну все они козлы, ну ты что – первая?

Мэг замотала головой, издав новую серию рыданий. Ее круглые плечи тряслись, а красное платье с бисером рисковало треснуть по швам.

– У меня и косметики с собой столько нет, чтобы лицо восстановить… хоть то, какое есть, – продолжала ее спутница. – Вот как ты будешь без макияжа танцевать? Ю андэстенд ми, Мэг?

– Фак хим… ай донт билив… – взвыла Мэг, в отчаянии колотя лбом о края умывальника. В сбегающих в сток струйках воды, как водоросли, колыхались пряди ее жидких волос.

Влада от удивления забыла про свою беду с ябломятликом. Эта Мэг, оказывается, из приехавших гостей, иностранка. Только выглядит совершенно как какая-нибудь местная тетенька. Чем, интересно, ее тут успели так обидеть, в Москве…

– У тебя не найдется туши, помады и… вообще, всего-всего? – вдруг обратилась к Владе вторая девчонка. – Понимаешь, у нас тут полная катастрофа всей личной жизни.

– А… что случилось-то?

– Мэг из Нью-Йорка прилетела, к парню из Носферона. Он оборотень и она оборотень, оба они оборотни, – принялась неторопливо объяснять девчонка. – Дружили по Интернету. А американские оборотни не такие, как наши, если знаешь. Они нервные, для них переброска в другой вид вроде астмы или панической атаки. Она в «Домодедово» прилетает и застревает там вместе с багажом. И нервничает. У нее в чемодане, оказывается, какие-то таблетки для оборотней, провозка в Россию запрещена. И тетка с таможни на нее наша наорала. А Мэг такая впечатлительная! Вот у нее перерождение и пошло прямо в зале прилета. Она из оборотней-мимикрантов: кого видит в момент стресса, в того и обращается. Вот она и превратилась в ту тетку из аэропорта, которая на нее орала… Ужас, ужас! Если бы не мобилка, она бы и застряла там, в аэропорту. Я ее там час искала, бегала по всему «Домодедово». Приезжаем в Носферон, она своему Ромочке даже боится на глаза показаться в таком виде. Я ей говорю – Мэгги, не дрейфь, он сам оборотень, так что поймет. Если любит, то узнает.

– И… что? – спросила Влада.

– Ха! – Девица презрительно скривила губы. – Вот она, любовь-то! Мэгги к нему подходит. Я все объясняю, перевожу ему ситуацию, а он… Не поздоровался даже, смылся! Ромка Шнягин этот с четвертого курса, гад! Говорит, знаем мы эти американские заморочки с фотошопом!

– А-а-а-а… фак рашн тёрнскинс… – завыла Мэгги, ударяясь лбом об зеркало. Ее истерзанные перекисью водорода жидкие волосенки прилипли к мокрым от слез толстым щекам, а чужие пухлые губы были искусаны до крови.

– Плохо вы Носфераторику учили, – Влада с ужасом смотрела, как зеленое пятно ябломятлика пожирает все новые сантиметры платья. Кажется, для нее самой сегодняшний Вальпургиев вечер уже закончился. Ябломятлик пожирал нитки, еще немного – и Владе придется запереться в кабинке туалета.

– Что значит «плохо учили»? – подозрительно уточнила девица, стараясь удержать несчастную Мэгги от разбивания зеркала своим массивным бульдожьим лбом. – Я знаю Носфераторику, мимикрантов обратно вернуть нельзя, пока их организм сам не решит.