Привет, давай поговорим - Дрейпер Шэрон. Страница 36
Мама нажимает на сброс и швыряет телефон в угол. Взяв у меня на столе салфетку, она вытирает глаза, тяжело опускается на стул возле кровати и сморкается. Я поворачиваюсь к ней.
— Мелоди, доченька, если бы я могла облегчить твою боль, — тихо и грустно говорит мама.
Я тоже реву.
Мама сажает меня к себе на колени. Конечно, мне уже не так удобно, как в детстве, но все равно очень хорошо. Слегка покачиваясь, мама гладит меня по голове, и под стук ее сердца я засыпаю.
Глава тридцатая
В том, что сегодня случилось, виновата только я. Мне надо было послушаться родителей. Надо было остаться с ними дома. Но я не захотела.
Утром лил дождь, сверкали молнии. Порывистый ветер стучал в окно. В такую погоду от зонтов и плащей толку мало. Пропитанный влажностью воздух казался сизым и плотным.
Пришел папа с рукой на перевязи и опустился на стул, на котором всегда читал мне по вечерам.
— Ну и погодка.
Я кивнула.
— Твоя команда вчера продула в Вашингтоне. Девятое место, так себе результат.
Только это уже не моя команда. Я постаралась сделать вид, что мне все равно, быстро заморгала и отвернулась к стене.
— Что тут скажешь, Мелоди.
Когда папа закрыл за собой дверь, слезы хлынули у меня из глаз.
Сначала я не собиралась идти в школу. Все равно считается, что я в Вашингтоне. А если пойду, придется весь день сидеть в СК-5 вместе с Вилли, Марией и Фредди. Какой смысл?
Но потом я передумала. Вот просто перестала себя жалеть, разозлилась и решила: чего ради я должна отсиживаться дома как побитая собака? Пойду в школу, и пусть все видят, что им меня не сломать.
Заглянула мама.
— Может, останешься? Никто же не будет ругаться.
Я затрясла головой: нет! нет! нет! Ногами сбросила одеяло.
Мама вздохнула.
— Хорошо, хорошо! Просто погода кошмарная, а у меня мигрень, а у Пенни сопли, а Ириску вырвало на ковер — пришлось закрыть ее в подвале.
Мама умыла меня, одела и снесла вниз. Обычно меня таскает по лестнице папа, но у него болит рука — пришлось маме. Она усадила меня в старую коляску (электрической в грозу лучше не пользоваться), прикрепила к ней старый планшет из оргстекла (Эльвирой тоже лучше не пользоваться) и, смахнув пот со лба, присела отдышаться.
— По-моему, это на весь день. — Отвернувшись от окна, по которому лились потоки воды, мама провела расческой по моим волосам и шепнула: — Мелоди, девочка, мне так жаль.
Я прикоснулась к ее руке.
Дождь не переставал.
Мама накормила меня омлетом и манной кашей. Она подносила ложку к моему рту молча, вторую руку прижимала ко лбу. Может, думала о том, сколько раз она уже меня вот так кормила и сколько раз ей еще придется это делать.
Громко шмыгая носом и кашляя, в кухню вошла Пенни. На ней была желтая пижамка с уточками, на голове панама. Мама на секунду отвлеклась от моей каши и вытерла Пенни нос бумажным платком. Пенни терпеть не может сморкаться и, естественно, завопила так, будто ее пытают. Обычно мама превращает все в игру — сначала вытирает нос Душке, потом Пенни, — но, видно, сегодня ей было не до того.
Зазвонил телефон. В одной руке у мамы была ложка с кашей, в другой — сопливый платок, поэтому она прижала трубку к уху плечом.
— Алло! Что? Выйти сегодня? Но у меня же выходной! Я вообще должна быть в Вашингтоне. — Пауза. — Долго рассказывать.
Я сжалась. Пенни продолжала реветь.
Закрыть бы ее в подвале вместе с собакой, хмуро подумала я, пусть там ревет.
Ириска отчаянно скреблась в подвальную дверь.
— Пенни, тише! Ничего не слышно! — прикрыв трубку рукой, крикнула мама.
Но Пенни и так уже успокоилась. Она нашла себе занятие: присев возле Ирискиной миски с водой, она радостно засунула туда обе руки и стала расплескивать воду на пол.
— Серьезная авария? Много пострадавших. Поняла. Хорошо, буду, только отправлю дочь в школу.
Она положила трубку и, вздохнув, скомкала бумажный платок.
— Чак! Мне надо выйти на работу! На шоссе большая авария. Ты уже оделся?
Папа спустился в пижаме.
— Я сегодня дома.
— Ты взял выходной? — удивленно спросила мама.
— Рука болит, погода жуткая, Пенни простуженная. Мелоди, может, останешься со мной дома?
Нет! Я замолотила руками и ногами, завизжала.
«Должна идти! — показала я на планшете. — Должна идти!»
Мама обхватила голову руками.
— Забери ребенка из собачьей миски, — только и сказала она.
Папа отмотал полрулона бумажных полотенец, вытер разлитую воду и мокрым бумажным полотенцем вытер Пенни нос — Пенни с рева перешла на визг.
А потом развернулась и опрокинула стакан с соком у меня на подносе — на моей белой блузке тут же расплылось желто-оранжевое пятно. Она специально,сердито подумала я.
Мама молча пожала плечами и одним движением стащила с меня блузку.
— Мелоди решила, что ей непременно нужно сегодня в школу — я, правда, не очень понимаю зачем. Но пусть идет, раз хочет, — сказала она папе.
Как объяснить им, что мне надо увидеться с Кэтрин? Я была уверена: поговорю с ней — и мне полегчает. Она все-таки учится в университете, она найдет нужные слова. И еще, я должна отдать ей открытку. Обязательно сегодня.
Мама долго искала мне новую блузку и только потом вспомнила, что все мои чистые вещи — в красном чемодане. Когда она вкатила чемодан в кухню, я взглянула на ее лицо — и отвела глаза. Не буду больше плакать, решила я.
Почему-то школьный автобус пришел раньше обычного. Водитель уже просигналил — гудок у нашего автобуса резкий, как утиное кряканье, его не заглушит никакой ливень. А мне еще надо было сложить ранец — книжки, еду, открытку для Кэтрин — и сходить в туалет.
Папа выглянул на крыльцо и сквозь дождь и ветер прокричал:
— Гус! Поезжайте! Она еще не готова! Мы сами ее отвезем.
Водитель просигналил нам на прощание и уехал. Вообще Гус очень хороший. Он давно работает на школьном автобусе и всегда ждет, если кто-то из учеников чуть опаздывает. Просто тогда мы приезжаем в школу немного позже.
— Мелоди, оставайся с папой и Пенни, а? Ну пожалуйста! Сегодня такой поганый день! — взмолилась мама, усаживая меня на унитаз.
Я снова с визгом замолотила руками и ногами. Нет! Нет! Нет!Не знаю, почему я была уверена, что это так важно. Может, мне хотелось, чтобы все узнали, как команда поступила со мной, а может, и нет — но я должна была идти в школу.
Со вздохом мама натянула на меня джинсы и усадила в коляску.
«Спасибо, мама», — показала я на планшете. Но она только покачала головой и молча сунула коробочку с обедом в мой ранец.
Дождь и не думал стихать. Мама опять обреченно вздохнула, и мы стали грузиться в машину. Со школьным автобусом все просто: я съезжаю на коляске по пандусу, еду к автобусу, потом прямо с коляской заезжаю на площадку подъемника, а внутри мою коляску фиксируют ремнями.
Поездка в машине — целое дело: нужно вынуть меня из коляски и усадить в машину, погрузить коляску и вещи, а когда приедем — выгрузить коляску, усадить меня в нее, не забыть вещи. Тяжело, даже с легкой ручной коляской.
А у папы болит рука, он ничем не может помочь. Он смотрел на нас с крыльца и очень старался выглядеть виноватым, но, по-моему, в глубине души радовался, что у него есть уважительная причина не мокнуть под дождем. А мама от этого только еще больше сердилась.
Дождь и ветер все набирали силу, хотя, казалось бы, куда уже. Мама прикрыла меня вместе с коляской большим полиэтиленовым дождевиком и набросила такой же на себя, но резкий порыв ветра сорвал с нас капюшоны, и мы тут же вымокли. Под бьющими ледяными струями мама медленно свозила меня по пандусу.
А мне даже нравилось! Я еще никогда не видела такого темного неба в восемь утра. Сверкали молнии, грохотал гром, вода лилась потоками — совсем как в кино. У меня короткие вьющиеся волосы, в мокром виде они даже еще лучше лежат. А вот мамины мокрые волосы висят безжизненными сосульками — ничего удивительного, что она терпеть не может, когда у нее мокрая голова. Ей тогда лучше вообще спрятаться и не показываться никому на глаза.