Адрес мечты - Щеглова Ирина Владимировна. Страница 9

Однажды, еще прошлой зимой, Таня забежала на несколько минут по какому-то делу, поспешно скинула в прихожей старенькие демисезонные ботинки. Катина мама уставилась на эти ботинки и со всегдашней своей несдержанностью спросила:

– Таня, у тебя, что же, зимней обуви нет?

Та смутилась, опустила голову, промямлила что-то неразборчивое: «Это так, я на несколько минут…» И быстро проскользнула в Катину комнату. Там она тихонько призналась:

– Старые сапоги развалились, а новые еще не успели купить…

Она как будто оправдывалась, ей было стыдно за обувь, а Кате – за мамину неделикатность. Катя попыталась замять неприятность:

– Ладно тебе, расслабься, кому какое дело!

Но мама не успокоилась, она громко вздыхала, копалась в шкафу, искала что-то. Потом внесла в Катину комнату свои старые сапоги:

– Вот, совсем хорошие, примерь. Может, великоваты будут, но ничего, носок подденешь.

Таня снова вспыхнула, загорелись щеки, она испуганно замахала руками, чуть не заплакала:

– Что вы, что вы! Спасибо! Нам не надо!

Катина мама удивленно пожала плечами, все еще держа на весу сапоги и протягивая их Тане, она хотела что-то сказать, даже рот открыла, но Катя успела первой.

– Мам, перестань, – негромко, но отчетливо произнесла она.

Мама наконец опустила руку, в которой держала сапоги.

– А что такого? – спросила удивленно. – Я же как лучше хотела! Нельзя девочке босиком, потом аукнется…

– Мам! – воскликнула Катя.

Мама пожала плечами и, развернувшись, вышла, до девочек донеслось:

– Подумаешь, гордая какая! Нашла чем гордиться! Дураки родители, вот и все!

В тот день Таня довольно скоро ушла. Катя проводила ее и, прикрыв дверь в квартиру, чтобы не услышала мама, предложила:

– Тань, может, ты все-таки возьмешь сапоги? Холодно, правда… А когда купишь, то просто выбросишь.

– Не могу, – призналась та, – если родители узнают, скандал будет. Мы не побирушки.

– Да при чем здесь?! – с досадой выговорила Катя, но Таня уже сбегала вниз по лестнице. Сапоги ей купили где-то через неделю. Самые дешевые, черные, Таня стеснялась их, поэтому все время ходила в брюках, так ее обувь меньше бросалась в глаза.

Катю тоже не особенно баловали. Точнее, мама считала, что одежда должна быть простой и удобной, поэтому Катин гардероб не особенно ломился от нарядов. Только необходимое: пальто, куртка, пара джинсов, несколько юбок, свитера, кофточки. Летом – сарафанчики, купленные на рынке. И с обувью аналогично – сапоги, кроссовки, туфли и босоножки, в зависимости от сезона. Правда, отец бывал в командировках и привозил дочери обновки: то замшевую курточку, то блузку, то сапожки, то джинсы. Это действительно были вещи! Не ширпотреб рыночный, в каком щеголял весь город. Мама не одобряла такие покупки, считая баловством. Но, как бы там ни было, благодаря папиной расточительности у Кати имелось несколько эксклюзивных нарядов, и она могла показаться в них на дискотеке или еще где-нибудь на людях.

После разговора с Сережей и маленькой домашней баталии она позвонила Тане и спросила, идет ли та в колледж на вечер. Выяснилось, что Таня собирается, и не одна, а с другими девчонками.

– А тебя кто пригласил? – уточнила Таня.

– Сережка, с первого этажа.

– Он твой парень, что ли?

– Вовсе нет, – удивилась Катя, – так, просто друзья.

– А нас Анькин парень пригласил, – похвасталась она.

– Вот как? – Катя не слишком хорошо знала Аню, и уж тем более не подозревала ни о каком парне.

– Ну да! Они уже давно встречаются, – доложила Таня, и в ее голосе послышалось что-то, похожее на зависть. – У них такие отношения, – мечтательно добавила она.

– В смысле любовь? – уточнила Катя.

– Конечно! – с готовностью подхватил Таня. – Все по-настоящему!

– Я за них рада, – Катя хотела быть вежливой.

– Ой, а мы знаешь как рады! – воодушевилась Таня и вдруг переспросила: – Слушай, а ты точно не с Сережей?

– Точно, – усмехнулась Катя, еще не понимая, к чему та клонит.

– Я потому спрашиваю, чтоб знать… Может, и мы там себе найдем кого-нибудь, – загадочно добавила Таня. – Уж ты, во всяком случае, точно найдешь!

– Почему я? – удивилась Катя.

– Ну, ты же у нас самая красивая, – как само собой разумеющееся, выдала она.

– С чего ты взяла, – равнодушно отозвалась Катя.

– Как это с чего? Да в тебя же половина двора влюблена! – затараторила Таня. – И Вадька, и Сашок, и Валерка, да и остальные тоже все время говорят о тебе! Только они все придурки, а тебе нужен хороший парень, я же понимаю!

В прошлом году кто-то исписал все стены в подъезде: «Катя, я тебя люблю!» И еще краской на доме, вроде граффити «Екатерина», и на гаражах тоже, и на асфальте под окнами… помнится, даже соседи ругались. Только она-то тут при чем? Догадывалась, что писал, скорее всего, Валерка, но не один, а с Сашкой. Да какая разница? И без них весь подъезд исписан. Ни один из «писателей» нисколько не волновал Катю, до принцев они не дотягивали; смешно сказать, какие там принцы, просто глупые мальчишки!

А Тане она ответила:

– Ты же знаешь, я сейчас об это не думаю. У меня другие цели и задачи.

Таня знала. Катя не раз говорила ей, что в этом городе ее вообще ничто и никто не интересует. И Таня всегда соглашалась: «Конечно, я понимаю, ты другая…» Почему другая? Чем она отличается от Тани? Почему Таня считает себя хуже, чем она есть на самом деле? Ведь она в музыкальной школе училась, дома фортепиано стоит, Таня на нем иногда играет, и поет неплохо. Милка тоже на аккордеоне играет, может, и на пианино. А Катя в музыке – ни в зуб ногой, хотя, помнится, хотела поступить в музыкальную школу и родителей уговаривала, но мама не согласилась. Потому что музыка – это тоже «баловство».

– Ты поиграешь, надоест, бросишь, а этот гроб (имелось в виду пианино) будет тут место занимать. Да еще и бренчание постоянное, гаммы, этюды… Только нервы трепать!

Катя тогда маленькая была и не настояла, смирилась. Потом, классе в пятом, сама ходила на прослушивание, ей предложили аккордеон, но аккордеон ей совсем не нравился. Так и осталась музыкально необразованной. Правда, у нее появилось желание научится играть на гитаре. Очень хотелось положить свои стихи на музыку. Часто она напевала какие-то мелодии, внезапно рождающиеся в ее голове, но записать их не могла, как и запомнить. Было обидно, она чувствовала себя ограниченной, почти безграмотной, в то время как ее сочинения по литературе считались лучшими в школе, да и не только в школе, Катя неоднократно участвовала в городских олимпиадах, а один раз даже в область ездила. Родители остались абсолютно равнодушны к ее литературным успехам, папа советовал налегать на математику и физику, мама советовала не забывать химию, видимо, надеялась на Катино поступление в медицинский. Катя налегала. Занималась дополнительно и математикой, и физикой, и химией. Училась она легко. Школьная программа казалась скучной, даже примитивной, поэтому Катя с удовольствием бралась за решение математических головоломок, они как бы стимулировали ее, держали в тонусе. Хотя, кому рассказать – засмеют! «Ты что делала вчера вечером?» – «Ой, ты знаешь! Такую интересную задачку решала! Улет! Главное, два варианта нашла, а третий никак не давался, но к ночи я его добила!»

Нет, конечно, Милка понимала. Ирка – уже нет. А уж остальные, наверное, покрутили бы пальцами, «чокнутая».

Нет, ни у кого не повернулся бы язык назвать Катю или Милку «ботанами» или «зубрилками». У Кати вообще в тетрадях не разберешь – где черновик, где чистовик. Вечно учителя замечания делают, но не особенно наседают, потому что нет смысла. Ну оформит Катя тетрадку как положено, и что? Главное ведь не в оформлении и не в тетрадке, а в голове. А с головой у Кати полный порядок. Она училась легко, в учебники едва заглядывала. Да и Милка тоже особенно не напрягалась. Но они обе точно знали, зачем ходят в школу, зачем делают домашку и, вообще, зачем стремятся получать хорошие оценки. Милка во всех школьных мероприятиях участвовала, и в школьной группе пела, и всякие концерты организовывала, точнее, помогала организовывать, да еще и Катю подключала.