Магия любви. Самая большая книга романов для девочек (сборник) - Кузнецова Юлия. Страница 5
– Смотря кого ты любишь, – усмехнулась Аля, – а то расскажи – мы послушаем!
И все засмеялись – гораздо больше, чем того требовала слабая шутка. Сергеев просто заржал, как конь, – но его чипсами не корми, только дай над чем-нибудь похихикать.
Я сжала край своего свитера в кулаке. «Не смей обижать мою подругу, Алька!» – огненным зигзагом пронеслось в моей голове.
– Я делаю духи. И я… Я никогда не крашу ногти.
– Ну, духи она точно делает, – усмехнулся Сергеев, кивая на пузырек.
Я улыбнулась – Туське удастся их провести.
– Глупый ты, Сергеев, – перебила его Аля, – духи – это со спиртом. А она просто масло смешивает. Так что это и есть вранье!
Туся кротко кивнула. Я вздохнула. Мда, быстро они ее раскололи.
– А, кстати, намажь-ка меня своими новыми, – предложила Аля, протягивая руку, – для чего они, говоришь?
Тусиного ответа я не услышала – свои три факта стала загадывать Юля. Я ее слушала вполуха – дальше была моя очередь, и мне очень хотелось придумать что-то эдакое. Включилась я, когда они начали спорить по поводу Юлиных фактов.
– Да не проводила она ночь в отделении полиции! – кричал Егор. – Ну быть такого не может! За что ее могли туда посадить?
– А может, и проводила, – засомневался его брат, – в универе, куда я хожу на дополнительные, была демонстрация студенческая, так всех, у кого транспаранты были, забрали на ночь в отделение. Потом выпустили. Так что вполне может быть!
– Не верю, – качала головой Аля.
– А я верю, – неожиданно для себя самой подала голос я.
– Аргументируй! – потребовала Маша.
– Это самый необычный факт из всех, – пояснила я, – скорее всего, он и есть правда. А что у нее было еще?
Я посмотрела на Тусю, но та была увлечена – шептала Але на ухо о том, на что влияет ее новое супераромамасло.
– «Я не доела мороженое» и «Я хожу дома босиком».
– Я – за мороженое, – сказала я уверенно, – потому что на самом деле – она его наверняка доела.
– Согласен, – кивнул Сергеев, – клевое было мороженое!
– Ну я же говорил, – расплылся в улыбке Егор, – Мария, голосую за мороженое!
Нас с Егором поддержали все остальные, даже Дима. Только Аля упрямо голосовала за «отделение полиции».
– Мария права, – улыбнулась Юля, показывая всем свою баночку из-под мороженого, она действительно оказалась пустой.
– Ха! – сказала я, вскидывая кверху кулак.
– Она профи в играх, – кивнула моя Туся.
– Ну давай, загадывай ты, профи, – сказала Аля.
– Слушайте. «Я кормила скатов на берегу океана сырым мясом». «Я пою на испанском». «Я связала шарф».
– Какой шарф? – спросила Вика.
– Тот, что в прихожей, – пожала я плечами.
Егор вскочил, исчез на секунду, а потом вернулся – с моим шарфом в руках.
– Лейбла нет, – сообщил он.
– Дай-ка, – протянула руку Аля, – да, фирма не указана, но он фабричный. Так что – отпадает.
– Может, она так хорошо вяжет, что получается как будто фабричный, – подала голос Оля, и я улыбнулась ей в благодарность за комплимент.
– Да ладно, – не поверила Аля.
Еще бы, она каждую мою «пятерку» в школе провожает этим восклицанием.
– А мне кажется, скаты – вранье, – сказал Дима, – какие скаты, Мария? Электрические?
– Нет, – покачала я головой, – обыкновенные. Черные или серые. С хвостами. Они подплывают, и у них на спине такое отверстие, вроде рта. Берешь кусочек сырого мяса и засовываешь им в этот рот. Они хватают и уплывают.
– Довольно подробно, – кивнул Егор, – я верю.
– А я нет, – покачал головой его брат.
– А мне можно участвовать? – подала голос Туся.
Я кивнула. Почему нет, пусть участвует. Даже веселее будет.
– Я никогда не слышала, чтобы ты пела по-испански, – сообщила Туся.
Все уставились на нее.
– Они лучшие подруги, – сказала Полина, – я согласна с Тусей. Где Мария могла выучить испанский?
Я улыбалась с хитрым видом.
– Ну что? – спросила я. – Сдаетесь?
– Еще чего! – воскликнул Антонов. – Голосуем!
– Я – за испанский! – сказала Туся, и с ней согласились все, кроме Али.
– Дураки вы, – заявила она, – шарф фабричный!
– Ты тоже за испанский голосуешь? – спросил Егор у брата. – Ты же скатов подозревал?
– Ну, раз лучшая подруга говорит, – развел руками Дима, – и потом, и правда – про скатов она все очень подробно рассказала.
– Так, за испанский – большинство! – подытожил Егор. – Мария?
– Скаты, друзья мои! – хмыкнула я.
– Я знал! – завопил Дима. – Это нечестно!
– Что – нечестно?!
– Нечестно так натуралистично описывать! Откуда ты вообще знала об этом – как их кормят?
– Мама рассказывала, – пожала плечами я, – они ездили с папой в свадебное путешествие на какие-то острова и там кормили скатов.
– Рассказывать, может, и честно, – холодно заметила Аля, отшвыривая в сторону мой шарф, – но вот врать – нечестно.
– И где я соврала? – сощурилась я.
– Этот шарф фабричный!
– Да.
– Да?!
– Конечно. В прихожей есть еще один шарф, связанный моими руками.
– Мой, – улыбнулась Туська.
Народ засмеялся, Аля нахмурилась. Выхватила у Туськи пузырек и стала втирать капельки масла себе в запястья.
– Дай мне тоже попробовать? – попросила Оля, протягивая руку. – Так приятно пахнет.
– На! – воскликнула Аля и, опрокинув в ладонь чуть ли не полпузырька, намазала масло на Олину руку.
– Много не надо! – заволновалась Туся.
– Не жадничай! – огрызнулась Аля. – Олька, давай другую! Раскроешь все лучшее, что в тебе есть!
– Ладно, поехали дальше, – сказал Егор, – Сергеев, твоя очередь.
– Подождите! – сказала вдруг Туся. – Мария, а про испанский поясни? Это что – правда?
Я кивнула.
– Ты умеешь говорить по-испански?
– Нет. Я пою. По-испански. Не говорю – только пою. Те песни, которые мне нравятся.
– Правда? – удивилась Туся, и я кивнула ей, глазами показывая, что, мол, хватит. Дома поговорим. Не хватало еще, чтобы кто-то сообразил попросить меня…
– А спой! – попросил Антонов.
– Да! – поддержала Аля. – А то так мы можем много чего заявить. Вон, Кристинка на индийском умеет петь, скажи?
– Джимми-джимми, ача-ача! – принялась кривляться близняшка, изображая индианку.
– И все?
– Ага!
– Мария, ты так же умеешь петь? Тогда мне кажется, ты все же нам наврала.
– Нет! – вспыхнула я. – Я по-настоящему петь умею!
– Ну покажи! И докажи! – посыпалось с разных сторон.
«Ну, Туся, – возмутилась я мысленно, – ну, удружила, подруга!» Я чувствовала себя ужасно. Ведь я всегда пела только для себя. В душе или когда мою посуду. Даже родители не слышали моего пения на другом языке! Вот позор-то получится, если я забуду слова.
Я зажмурилась на секунду, выбирая песню. Росана? Нет, в «Талисмане» есть сложноватый куплет… Так… пусть будет Хуанес. Главное, расслабиться и довериться своей памяти. Эту песню крутили в каждом киоске прошлым летом, я должна была запомнить ее просто автоматически.
– Тенго, – начала я, стараясь, чтобы мой голос звучал низко, – тенго ла камиса негра… порке негро тенго эль альма…
Я пела, а слова бежали передо мной на воображаемом экране. И бежали они ровно до «те диго кон дисимуло», что означает «я говорю тебе с мучением», а потом – все. Экран опустел. И напрасно я всматривалась в пустоту. В ней не было слов, которые можно было спеть.
Я почувствовала, что краска заливает мои щеки. Повисла тишина. Кто-то кашлянул, кто-то обменялся насмешливыми улыбками.
– Ке тенго ла камиса негра и дебахо тенго эль дифунто! – вдруг послышалось из угла.
Я вздрогнула. Все обернулись на парня в белом свитере, который с улыбкой допел мою песню хрипловатым низким голосом. Он отложил свой айпэд в сторону и поднялся. Я задрала голову, ловя каждое его движение. Он оказался таким высоким, наверняка выше меня, а я – самая высокая в классе.
Парень продолжал петь: