Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн. Страница 42

Она сидела на своем державном диване со шнурами, розовая настольная лампа уютно освещала ее лицо. Палки лежали рядом, прислоненные к дивану, будто тетушка Мария не собиралась ими воспользоваться. Но на самом деле она держала их под рукой на всякий случай. Она указала на кресло, пододвинутое лицом к дивану.

— Милая маленькая Наоми, — сказала тетушка Мария. — Я очень люблю с тобой беседовать.

Вид у нее был добренький-добренький, словно у плюшевого мишки. Смотришь на нее и волей-неволей думаешь, до чего она приятная и очаровательная.

Я села, слушая, как Элейн где-то чем-то лязгает. Убежать не было ни единого шанса. Я смотрела на приторное розовое лицо тетушки Марии — и вдруг поняла, от чего сошла с ума Зоя Грин. Здесь творятся непостижимые ужасы, и ты обо всем знаешь и хочешь кричать, визжать, плакать — и при этом вот она, тетушка Мария, такая обходительная, приятная, воспитанная, и поверить во все эти ужасы просто невозможно. О них и думать-то стыдно. А еще стыднее считать все это правдой. Когда тетушка Мария заговорила, я всерьез подумала: наверно, это со мной что-то неладно, раз я воображаю, будто она нехороший человек.

Она говорила и говорила. И как ни безумно, как ни невероятно — завела свою обычную шарманку: что Адель Тейлор сказала Эстер Бейли — которая пишет необычайно талантливые картины, дорогая! — и что обе они сказали Бените Уоллинс. И та-та-та, и бу-бу-бу — обо всех миссис Ктототам до единой. Помню, у меня мелькнула мимолетная мысль: главные чары, которые насылает тетушка Мария, — это скука. У меня то и дело мелькали мимолетные мысли. Они были словно легкие уколы разума посреди бескрайней отупелой пустыни скуки, а голос тетушки Марии все бубнил и бубнил. А при этом ее надо слушать. У нее есть этакая манера говорить: «Слушай, слушай, дорогая. Это же интересно!» И приходится слушать, а это и есть самое скучное.

Потом Элейн принялась пылесосить переднюю, отчего у меня в ушах загудело еще сильнее. Среди прочих мимолетных мыслей мелькнуло: какая же отменная глупость с ее стороны — оставлять Ларри без присмотра, когда Энтони Грин на свободе. Но от этого ничего не изменилось — я по-прежнему сидела и обязана была слушать. В ушах и в голове все ужасно затуманилось, и я едва успевала заметить все то важное, что говорила тетушка Мария. Это важное незаметно проскальзывало внутрь вместе с общим гулом.

— Дорогая, ты меня очень обидела, но мы не будем об этом говорить. Я люблю мою милую маленькую Наоми и знаю, что она любит меня…

Тут она пустилась на все лады вздыхать о том, какая красивая и добрая была та, первая Наоми и какой у нее был блестящий ум.

— У тебя тоже блестящий ум, дорогая! — сказала тетушка Мария.

И меня кольнула мимолетная мысль — неудивительно, что Наоми хотела заставить тетушку Марию удалиться от дел. Наверное, ее давно тошнило от собственной матери.

Потом протекли еще века и эпохи болтовни — будто по пустыне ползешь, честное слово, — и вдруг до меня дошло, что тетушка Мария говорит:

— Ты не доверяешь мне, дорогая, и мне больно это видеть. И право, очень обидно, что ты решила сама разыскать отца. Я ведь готовила тебе чудесный сюрприз — на потом, когда ты все поймешь. Теперь-то ты, конечно, понимаешь: ему нужно было воскреснуть из мертвых, иначе эта странная зеленая шкатулка не повиновалась бы ему в полной мере. От души надеюсь, в дальнейшем мы с тобой будем работать вместе, в тесном союзе…

Ага, вот оно, подумала я. Только Энтони Грин тоже воскрес из мертвых.

Правда, до меня все равно тогда не доходило, что тетушка Мария собирается сделать из меня свою преемницу, — и дошло только потом, спустя еще век-другой унылой болтовни о миссис Ктототам, когда пылесос Элейн удалился в столовую. Тетушка Мария понизила голос и подалась вперед.

— Так вот, Энн Хэвершем пошла к Сельме Тидмарш, и они договорились поработать с бедняжкой Элейн по моей просьбе. Видишь ли, бедняжка Элейн очень ревнива. Она хотела занять место моей Наоми. Но на самом деле я избрала тебя, дорогая, — уже много лет назад, еще в тот раз, когда отец впервые привез тебя ко мне. Очень жаль, что твои родители не сошлись характерами. Я собрала вас здесь, чтобы воссоединить. И само собой, отослала Лавинию, и теперь ты сможешь стать одной из тринадцати, как только будешь готова.

Стоило ей это сказать, и меня затрясло мелкой дрожью от ужаса. Стать одной из миссис Ктототам?! Стать похожей на Элейн?! Мне сделалось нехорошо. Последовал еще один заход тетушкиного унылого гула, но я его вообще не слышала. Когда я включилась в следующий раз, тетушка Мария уже щебетала со мной шаловливо, по-приятельски.

— На самом деле это твой первый урок, дорогая. Понимаешь, как это делается? Основное заклинание — просто разговор, а это очень просто, но, конечно, главная работа ведется под прикрытием разговора: ты внушаешь собеседникам все, что тебе нужно, и придаешь их мыслям необходимую форму. Со временем ты и этому научишься. Жаль, тебя не было здесь во время моей долгой беседы с бедняжкой Зоей Грин. Я была тогда на высоте.

Я вытаращилась на нее. Просто ушам своим не верила.

— Да, дорогая, да. Ты все понимаешь, — сказала тетушка Мария. — В тебе заключена сила. Она покинула бедную Наоми, когда мужчины совершили эту ужасную ошибку. Думаю, сегодня утром ты впитала эту силу. Да, ты все понимаешь, дорогая.

Ужас, подумала я. Чтобы вызволить Энтони Грина, мне пришлось стать одной из них. Как же я сразу не сообразила?

— Ты, наверное, устала, дорогая, — сказала тетушка Мария.

Я действительно очень устала. И мгновенно заснула. Что было потом, не знаю, — только на следующее утро я проснулась в приюте.

Это была серая комнатка с одним серым оконцем, выходившим на туманный лес. Разбудил меня рев экскаваторов, которые начали разравнивать остатки бугра. По шуму я сразу поняла, где очутилась. Даже если бы я не слышала экскаваторов, то поняла бы и по запаху — пахло как в школе, только гуще и холоднее. Я подскочила. Первое, что я увидела, — это собственную заплесневелую тетрадь, лежавшую на серой тумбочке у кровати, а рядом — ручку. «История принцесс-двойняшек». Я схватила ее и открыла — и обнаружила записку тетушки Марии под названием на титульном листе. Почерк у нее тоже был приторный и плюшевый. По всей видимости, тетушка Мария считала, будто от этой записки я стану сокрушаться и каяться. Ну уж нет! Чары с меня спали. Наверное, если я должна была превратиться в ее следующую Наоми, мне полагалась свободная воля. Я подошла к двери и подергала за ручку.

Дверь оказалась не заперта. Я выскочила в коридор и лицом к лицу столкнулась с Филлис Форбс. На ее румяном личике школьницы читалось явное раздражение.

— Звонка не слышала, что ли? — сказала она. — Вставай, лентяйка! Завтрак скоро кончится!

— С какой стати? — возмутилась я. — Я здесь не живу!

— Теперь — живешь, — сказала она. — Одевайся или останешься голодной!

Есть я хотела. Одежда лежала на стуле. Я вернулась в комнату и оделась, а Филлис Форбс стояла у меня над душой. Она меня бесила. А к концу завтрака она взбесила меня еще сильнее.

Сироты были внизу, сидели в длинной серой комнате, тихо ели мюсли и запивали их водянистым молоком из одноразовых стаканчиков. Филлис Форбс пихнула меня на скамейку у ближайшего длинного стола и сердито удалилась. Сироты разом посмотрели на меня с абсолютно одинаковым серьезным клонским выражением. Я была тут самая старшая. И от этого почувствовала себя совсем лишней.

— Хватит сидеть! Делайте что-нибудь! — крикнула я им. — Вы же наглотались вещества из зеленой шкатулки. Неужели ничего не изменилось?

А они все смотрели на меня, а потом одновременно перевели взгляд на Зенобию Бейли. Она тоже была в белом халате, как и Филлис Форбс. Подбежала ко мне, цокая каблуками, и со стуком поставила передо мной на стол миску мюсли.

— Молоко в кувшине, — сказала она. — Ложки вон там, в лотке.