Моя тетушка — ведьма - Джонс Диана Уинн. Страница 47

Крис сказал:

— Я, знаешь ли, не безнадежный дурак. Думаешь по-волчьи, но все равно думаешь.

Тем утром он попытался уйти подальше от моря, спасаясь от охоты, но на какой-то ферме в него стреляли, и он, не успев ничего сообразить, кинулся обратно в лес. А потом еще сильнее испугался, когда увидел, что в полях на холмах собираются люди.

— Я успел добраться только до опушки, — сказал он. — Крался вдоль поля, смотрел, куда вы все расходитесь. На самом деле я высматривал тебя, Мидж, я же понимал, что, если спрячусь у тебя на пути, ты притворишься, будто не видела меня или еще что-нибудь. Но когда вы растянулись в цепь, с одной стороны от тебя оказалась какая-то миссис Ктототам, а позади — стрелок. Вот я и пополз дальше, пока не обнаружил Элейн, и решил попытать счастья. Залег у подножия холма за поваленным стволом и ждал. А она перешагнула через ствол и сказала: «Лежи тут. Не поднимайся на холм, пока он не пройдет мимо». Потом погладила меня по голове и говорит: «Удачи!» И ушла дальше вниз. Я ждал, пока мимо не промчался с криками мистер Фелпс, а потом прокрался обратно на луг и спрятался там в кустах.

Получается, Элейн очень даже ничего — если ты мальчик, конечно.

Потом мама немного рассказала нам, как они с Энтони Грином бродили кругами по лесу и звали Криса.

— Теперь я знаю там каждое дерево, — похвасталась она. — Я бы, наверное, просто бегала и орала, но, к счастью, Энтони Грину нужен был вменяемый собеседник. Поэтому я держалась и просто очень устала. Тогда Энтони посоветовал мне поспать на сеновале, а сам отправил свои проекции в разные стороны искать Криса. Мне кажется, именно они привели тебя в конце концов на сеновал.

— Может быть, — кивнул Крис.

К этому времени мы вышли из бухты далеко в открытое море. Было видно Кренбери на берегу — словно беленькая игрушечная деревня, полукруг крошечных домиков.

— Годится, Джордж, — сказал Энтони Грин.

Джордж заглушил мотор, и мы стали дрейфовать. Тут Энтони Грин вытащил из кармана брюк пустую зеленую шкатулку и пустил ее по тихо вздымавшимся волнам, которые шлепали в обшивку, раскрыв, словно книгу, так что получилось два зеленых квадрата с бортиками. Потом он достал из другого кармана малюсенькую тетушку Марию в кресле-каталке и осторожно поставил на раскрытую шкатулку. После чего сильно подтолкнул шкатулку, и она мягко поплыла прочь.

— Скатертью дорога, — сказал Джордж.

Мы описали полукруг и двинулись обратно в Кренбери.

— Она что-нибудь понимает? Вообще ничего? — спросила мама, глядя вслед маленькой плывущей шкатулке.

Энтони Грин кивнул, и его большой рот растянулся в хитрой усмешке.

— Она считает, будто по-прежнему живет в Кренбери и все идет как обычно.

— Ой, а не может быть такого, что история про Кренбери начнется заново — ну, у нее в голове? — спросила я. — А все мы станем плодами ее воображения и нам придется все делать по ее велению?

Мама была сражена наповал. Для нее это было все равно что рассуждения про путешествия во времени. Энтони Грин снова кивнул.

— Вынужден рискнуть, — сказал он.

— А все-таки что за вещество было в зеленой шкатулке? — спросила я.

— Ты знаешь, — протянул он, — это непросто объяснить. — Нет, я не знала, поэтому он продолжил: — В общем, у всех и так немножко есть. Именно поэтому Крис понял, чего хочет моя проекция, а твоя мама поняла, что я погребен заживо.

— Ой, — сказала я. И вдруг не сдержалась и взвыла. Все уставились на меня, кроме Джорджа, который отвернулся с мистер-фелпсовским видом. — Я не гений! — стонала я. — А раньше думала, гений, а теперь — я же знаю, в шкатулке был эликсир гениальности, а мне его не досталось, а то бы я тоже поняла вашего призрака! Дело в силе мысли, правда?

Крис тоже застонал и заохал — передразнивал меня. Ну и пожалуйста. Он-то в своей гениальности не сомневается.

Мама сказала:

— Мидж, не дури!

— Она не дурит, — сказал Энтони Грин. — Ты ведь не видела, чтобы у моей проекции двигались губы? — спросил он меня. Я замотала головой, хлюпая носом во все стороны. — А когда кто-то говорит, ждешь, что губы у него будут двигаться, — сказал он. — И не видишь происходящее на самом деле, поскольку тебе мешает то, что ожидаешь увидеть. Вот и все. — И пресек мои попытки зарыдать громче прежнего, добавив: — Зато теперь ожидания будут тебя обманывать уже не так часто. Те, кто сразу все понял, в другой раз могут и обмануться, а ты — нет.

Тут Джордж сменил тему разговора:

— У тебя-то самого этой штуки пруд пруди, Энтони. Мне всегда казалось, что ты обойдешься и без зеленой шкатулки.

— Посмотрим. — Энтони Грин задумчиво провел руками вдоль бортов.

Там, где прошли его руки, белая пластмассовая обшивка лодки вдруг засверкала разноцветными огнями. Будто ее утыкали осколками цветного стекла. Энтони Грин внимательно посмотрел на нее.

— По большей части бриллианты, — сказал он. — Изумруды, рубины, сапфиры и все такое прочее. — Он посмотрел Джорджу в глаза. — Я тебя не дурачу. У меня же это двадцать лет внутри копилось, Джордж.

— А ну убери, чтоб тебя приподняло да шлепнуло! — закричал Джордж. — Зачем мне, трам-тара-рам, корона какая-то вместо катера… пардон, мадам, — добавил он ради мамы.

Энтони Грин еще раз провел руками вдоль бортов и со стуком ссыпал две горсти камней на зеленое плесневелое дно катера.

— Так лучше?

Джордж нагнул голову в шляпе и угрюмо уставился на драгоценности.

— Слушай, может, превратишь их в жемчуг? — попросил он. — Жемчуг, понимаешь, ясно откуда берется, да и продать легче.

Тогда Энтони Грин снова просеял камни сквозь пальцы — и они посыпались на дно, словно горошины, только беловатые, розоватые и сливочно-переливчатые (вот это эпитет! Только гений мог его придумать!). Мы оставили Джорджа сортировать их по размеру, а сами высадились и пошли вдоль моря к дому тетушки Марии. Энтони Грин пошел с нами, чему я немного удивилась, а по дороге мы встретили Фелпсов. Мисс Фелпс была очень бодра, а у мистера Фелпса вид был настрадавшийся.

— Жаль, что вы не можете остаться, — деревянным голосом сказал он.

Мы двинулись по улице все вместе. Очень удачно, что у дома тетушки Марии нет пристройки для гаража, как у дома Фелпсов напротив, иначе пропала бы мамина развалюха-машина. Дома тетушки Марии больше не было. И никакого просвета на его месте. Дом Элейн стал соседним с домом по другую сторону от тетушки Марии. Машина стояла у тротуара между ними.

— Ничего себе! — воскликнула мама, подумав про нашу одежду, которая, видимо, пропала навсегда.

— Кое-что самое важное мне удалось спасти, — сказала мисс Фелпс.

Да, в некотором смысле, удалось. На капоте машины лежало нежно-зеленое мамино вязанье, а еще — гитара Криса и его священные учебники. Мой драгоценный дневник с замочком съехал с капота и шлепнулся на тротуар, когда с вязанья соскочила перепуганная серая кошка и бросилась к нам с громким мявом, требуя помощи и утешения.

— Лавиния! — воскликнула мама. — А я о ней начисто забыла!

Лавиния тут же плюхнулась на спину на тротуар и замахала лапами в воздухе. Энтони Грин сказал — очень устало:

— Надо и ей заняться.

Он присел на корточки и положил руку Лавинии на пузо. Та с черной неблагодарностью вонзила в него все когти на передних лапах и замолотила по его руке задними. Потом запищала и примерилась его укусить. К тому времени, как Энтони Грин заставил серую кошку расплыться и вытянуться в фигуру женщины, рука у него была исцарапана даже сильнее, чем щека мистера Фелпса. Да и сил это отняло много. Стоило Энтони Грину перевести дух, Лавиния съеживалась обратно в пушистую серую кошку.

Наконец он добился, чтобы ее голова стала похожа на голову старушки с плоским круглым лицом и растрепанными седыми волосами.

— Вы не хотите превращаться? — спросил он у старушки.

— Нет! — ответила Лавиния. — Дайте мне побыть кошкой. Прошу вас. Такой покой!

Энтони Грин посмотрел на нас снизу вверх. Мама сказала: