Если в лесу сидеть тихо-тихо, или Секрет двойного дуба - Верещагин Олег Николаевич. Страница 30
— Мальчик, что с тобой?! Мальчик!
Олег проморгался. Женщина средних лет, в открытом платье, стояла около него с ведром, полным клубники. Лицо женщины было сочувствующим и встревоженным, она смотрела на руки Олега — по его пальцам текла кровь.
— Я порезал ногу, — сквозь зубы процедил мальчишка. — Если вас не затруднит… дайте мне бинт, йод и лейкопластырь.
— Что? — женщина поставила ведро. — Сейчас, погоди, погоди! — она быстро подошла к калитке, деловито открыла её и прокричала внутрь: — Лёш! Лё-ош!
— Чего? — откликнулся мужской голос. — Клубнику принесла?
— Да погоди ты с клубникой! Иди сюда, тут мальчику плохо!
ГЛАВА 18.
— Олег… Оле-ег…
Ничего не понимая, Олег вскинулся в постели. Серый полусвет раннего утра лежал на полу размытыми квадратами. Сонно жужжала одинокая муха. Плотно забинтованную ногу слегка подёргивало. Над ним наклонялся сын хозяев, Ромка — волосы дыбом со сна, в одних трусах.
— Чё? — вырвалось у Олега. — Чё ты?
— Половина четвёртого, — шепнул Ромка. — Тише говори.
— Я же просил в три!… — бешено прошипел Олег, садясь.
— Батя с мамой решили тебя не будить, чтоб отдохнул как следует… Мама сказала: «Какие там у него важные дела, успеет.» А я будильник под подушку сунул.
— Ну спасибо… — Олег сидя одевался. — Спасибо, ты даже сам не въезжаешь, какое дело сделал!
— Да ладно… — улыбнулся Ромка. — Я же вижу, что правда дело… Это только взрослые думают, что у нас важных дел не бывает.
— Ты сегодня минимум две жизни спас, — Олег, кривясь, натягивал кед на пораненную ногу. — Так. Пойду.
— Я калитку открою, — вызвался Ромка. — А как же ты поедешь-то?
— Как-нибудь, — вздохнул Олег. — Пошли, только тихо.
Снаружи был прохладный туман. Ромка, поёживаясь, осторожно приподнял щеколду, пояснил:
— Сколько раз я на ней попадался — лязгает, зараза… Ну, будь.
— Будь, — Олег протянул руку. — Предкам привет… ой, родителям. И спасибо. Я не в обиде.
— Интересная у тебя жизнь, — сказал вслед Ромка.
— В меру, — ответил Олег, седлая велосипед.
…Оказалось, что ехать на велике он вполне может — главное было не нажимать полной ступнёй, стараться жать пальцами. Но несколько раз получалось попасть всей ногой — в глазах темнело.
Выбраться за город Олег не успел — и слава богу. Возле него затормозил «студебеккер» — и знакомый голос поинтересовался:
— Т-т-туризм, о-отряд «Т-туда-сюда»? Са-садись, по-попутчик.
Это был дядя Федя — совершенно такой же, как вчера. За этот отрезок времени столько всего произошло, что Олег перестал удивляться совпадениям — просто влез на подножку, забросил велик в кузов и с облегчением плюхнулся на кожаную подушку.
Без бревна Федя гнал куда быстрее и снова насвистывал, по-прежнему не задавая вопросов. Пролетали за окнами кабины уже знакомые места — в Олеге всё пело: «Успеем, успеем! Классно всё получается, крутейше — сколько же на свете хороших людей!»
Именно после этого приятного умозаключения под машину попал гусь.
Олег даже не понял, как это произошло. Просто дядя Федя, выкрикнув неожиданно совершенно без заикания короткое русское слово татарского происхождения, вывернул на обочину, над дорогой с кагаканьем пронёсся серый ураган, хлопающий крыльями, а из него, несмотря на ранний час, возникла хозяйка — бодрая бабуля лет за семьдесят, вооружённая клюкой, каковой она и атаковала «студебеккер» при моральной поддержке невесть откуда высыпавших пяти или шести своих ровесниц.
— Нехри-и-и-исть! Лучшого гусака ыть пе-ре-е-ха-ал, пы-ры-зит!!!
— Проходу от йих не стало вчистую, грохочуть, воняють…
— Заявить на его надыть! Заявить, и никаких…
— Лучшого гусака!… — с интонациями «ой да и на кого ж ты меня покинул, сокол ды ты мой разнешшасный-та!» рыдала пострадавшая.
— А им чо?! Им чо?! Зальют зенки-то с утра свои бесстыжии и гонють, и…
— Фамилию! Фамилию пиши!
— Гусак-то весь такой ладный был!…
Дядя Федя покинул кабину с достоинством христианского миссионера, идущего на проповедь среди туземцев-людоедов. Не обращая внимания на грозно взлетевшую над его кепкой палку, водитель раздвинул бабулек, не решившихся всё-таки оказать ему физическое сопротивление и нырнул под грузовик. Бабки обрадованно и грозно загудели, решив, что погубитель национального пернатого героя — до таких масштабов распахнул в их выкриках крылья гусак — спасается бегством. Но дядя Федя появился почти тут же, держа в правой руке на весу (не без усилия — гусак был здоровенный, что правда, то правда) труп пострадавшего. Обведя суровым взглядом небольшую толпу, он строго спросил:
— Ч-чей г-гусь?
Наступила тишина — словно захлопнули бронированную дверь. Потом одинокий голос робко пискнул:
— А чего й то?
— К-кардан помял, — пояснил дядя Федя, забрасывая гусака в кузов. — В-вещдок… Хозяйка, с-садись, п-поедем разбираться. М-мне з-за ка-ка-рдан платить, что ли?!
Последняя бабка исчезла с дороги примерно через три секунды. Деревушка, через которую проезжал «студебеккер», приобрела вид эвакуированной.
— В-вот т-так, — довольно сообщил дядя Федя, лихо запрыгивая в кабину.
Следующую реплику он произнёс, высаживая Олега у марфинского поворота:
— С-слышь, т-турист. Бу-будешь ещё в на-наших кра-краях — по-по-подсажу. Бы-бывай.
— Спасибо большое! — крикнул Олег ему вслед. Водила молча махнул рукой из окна.
Олег остался стоять на дороге. В его распоряжении было ещё больше трёх часов, чтобы добраться до Марфинки и объясниться с Верой Борисовной. Единственное, что у Олега не складывалось — как же ему отвертеться от дачи показаний? И вообще — как быть, если на суде не на кого будет сослаться, кроме него? Но это он решил оставить на потом. Пока главное — спасти людей. А за три часа семь километров можно проехать несколько раз туда и обратно — как не фик делать!
Нога побаливала. Совершенно ощутимо и очень неприятно, но не настолько, чтобы из-за этого выпадать в осадок. Да, с Князем ещё разговор будет. Ну да там и врать не придётся.
Он успел проехать километра два. Совсем рассвело, вставало солнце — и, обернувшись, чтобы посмотреть на рассвет, Олег увидел догоняющий его грузовик. Тот как раз сворачивал с государственной дороги — его не было слышно, но виднелся он необычайно отчётливо, как очень тщательно выполненная моделька.
«Ещё и подбросят,» — удовлетворённо подумал Олег. А когда вновь повернулся по курсу движения — то потерял равновесие и тяжело встал на больную ногу.
Он остановился на пригорке посреди полей, разделённых заградительными лесополосами, недавно появившимися как раз в этом времени. И вот из-за последней из них, километрах в четырёх отсюда (дальше уже начинались огороды Марфинки) выскользнула какая-то букашка. Он мчалась по просёлку, почти не поднимая прибитую росой пыль.
Мотоцикл. С люлькой на этот раз. Чтобы девчонке не трястись на заднем неудобном сиденье.
Но как же так?! В газете написано!… Не может быть!!!
Холодея, Олег понял — может. Скорее всего, Старик Время (как у Льюиса Кэррола — не пытайся провести время, девочка!!!) не простил даже минимального вмешательства — где-то что-то соскользнуло, провернулось, перелицевалось — Кривощаповы выехали раньше. А Моржик, как-то узнав об этом, поднял несчастную «подставу» — Бурова — и послал своего убийцу.
Полчаса. Родители Ромки украли у него полчаса! Сейчас Олег ненавидел их. Он истошно закричал, хотя его не могли услышать ни враги, ни друзья. И нажал на педали, бросаясь вниз с холма, как бросались его ещё совсем недавние предки в штыковую атаку.
Свистел в ушах ветер. Неслись мимо ещё совсем зелёные поля. Мотоцикл дальше, чем грузовик. Но тётя Вера гоняет быстро. И швейцарский велик не подводит, прёт, как БМП по бездорожью.
Олег оглянулся — не выдержал. Успел заметить, что «студебеккер» влез на холм, с которого смотрел Олег — тут нет откосов, он не будет подстерегать, просто пойдёт на скорости, а тётя Вера, ничего не подозревая, прижмётся к обочине, чтобы пропустить тяжёлую машину, их не сбросит, их ударит по полной! — и…