Девочка и химера - Олейников Алексей Александрович. Страница 25
Зрительные ряды закачались перед Дженни. Она оглядывала далекие лица, напрягая зрение и ища хоть какую-то поддержку, но все было напрасно – никто не хотел встречаться с ней взглядом, кроме Эвелины.
Вот Людвиг дернулся в кресле, словно его что-то кольнуло в спину, но одного взгляда Морригана хватило, чтобы он сник. Дьюла смотрел на Марко, а Калеб, не мигая, на нее. Эдвард чуть заметно барабанил пальцами по подлокотнику кресла. Дженни облизала губы. И тут львенок, затихший у нее на руках с самого начала суда, дернулся и внезапно цапнул ее за палец. Дженни ойкнула, выронила его и поняла, что Марко изгонят.
«Его лишат памяти и выбросят за пределы цирка. Так Магус борется за свое существование».
В ней вспыхнула ненависть ко всем собравшимся в этом шатре. И самого Марко она ненавидела – почему он молчит, почему он не скажет им, что во всем виноват Брэдли и этот глава Ковена Фреймус. В кармане пальто шуршала какая-то бумажка, и она машинально мяла ее.
Морриган оглядел Совет.
– Никого? Никто не примет сторону Марко Франчелли?
Бумажка в кармане развернулась, и пальцы Дженни коснулись холодного металла. И нужные слова сами выкатились на язык.
– Я Дженнифер Далфин из рода Далфин, встаю в защиту Марко Франчелли. И требую от Совета признать мое право голоса!
Эдвард чуть заметно кивнул, словно Дженни подтвердила его размышления, и хлопнул по подлокотнику. Морриган изумленно уставился на девушку.
– Ты?! Радуйся, что тебя не изгоняют вместе с ним!
– Сам говорил, что она из Магуса, – заметил Эдвард.
– Нет у нее права голоса, – не сдавался директор. – Она не представлена Магусу. А ритуал представления слишком долог, Эдвард. Вы хотите затянуть процесс.
– Сними судейский парик, Билл, – посоветовал акробат. – И убери молоточек. Она имеет право свидетельства.
– Она не включена в Магус! – побагровел Морриган. Толстые щеки его тряслись от гнева. – И пока она просто безродная девчонка!
Дженни чуть тряхнуло. Словно из-под толстого слоя опилок, пройдя сквозь ноги и позвоночник, ее ударил разряд холодного электрического тока. Злость ее распирала, но голова оставалась ясной, и в этой чистоте мысли рождались чеканные слова – чужие, но срывающиеся с ее языка.
– Я Дженнифер Далфин из рода Далфин, рожденная в Магусе и от людей Магуса, требую права свидетельства. Если ритуал представления слишком долог, а обстоятельства требуют незамедлительного решения, то я взываю к праву Древнейземли. Уильям Морриган, ты не можешь отказать мне в этом.
По залу прошел гул. Марко обернулся.
– Дженни, ты что?!
Морриган упал в кресло.
– К Древней земле? – выдавил он после долгой паузы. – Марко, зачем ты ее подговорил? Ты понимаешь, что она только что сделала?!
Франчелли качнул головой, точно пьяный. Впервые Дженни видела, как выдержка ему изменяет.
– Она сама, – сказал он. – Я не знаю, откуда она знает формулу. Теперь все. Действуй, Уильям.
– Дед? – растерялась Дженни. Она не понимала, откуда вытащила эти жесткие и торжественные слова, что они на самом деле означают и что за безделушку, черт возьми, она стискивает в правом кармане!
– Дженнифер Далфин из рода Далфин, ты воззвала к праву Древней земли, и я не могу тебе отказать. – Морриган расплылся в кресле бесформенной пухлой тушей. Каждое слово давалось ему с ощутимым трудом. – Как избранный глава Совета я признаю твое «право обращения» и силой, данной мне Магусом, открываю врата Древней земли.
Еле договорив, директор откинулся на спинку. Ему было тяжело дышать.
И не ему одному. Все члены Совета разом обмякли, лишились сил. Что же она натворила?! Все на нее смотрели, как на покойника!
– Пусть тебе помогут первые, – выронил Дьюла, белый как простыня.
– Дженни. – Фокусник отступал к краю манежа, словно его выталкивал сильный ветер. – Я горжусь тобой. Ты справишься.
– Марко?! Ты тоже бросаешь меня?!
Она шагнула к нему. И не смогла сойти с места. Не могла двинуться дальше пятачка размером метр на метр в центре манежа. Воздух давил на грудь.
– Древняя земля хранит Магус… – долетели до нее слова деда, – …полотно с землей фейри зашито… центр манежа. Это центр Силы Магуса… его сердце. Ты сможешь, Джен.
Дженни засипела. Воздух давил – она никогда бы не помыслила, что у воздуха есть вес. Такой чудовищный вес! Кольцо прожекторов над головой закрутилось, свиваясь в огненный круг, затем в пылающего дракона, впившегося в собственный хвост. Дженни упала на колени, прячась от этого зрелища, зачерпывая руками опилки. Но те обращались в расплавленное золото, в котором она тонула. Море пылающего золота. Его прибой поднимался все выше, пока, наконец, ревущий огненный поток не накрыл ее с головой. Дженни кричала, но крик ее был беззвучен. Рыдала, но слезы были сухи. Она сдалась: растворилась в этом золоте, скользнула в его глубину, канула в золотую безмятежность. И последними словами, нагнавшими ее в этой глубине, были слова Марко «ты сможешь».
Глава одиннадцатая
Ей здесь не нравилось – слишком много вокруг жарких двуногих, слишком тепло, слишком ярко. Прямо в глаза бил нестерпимый свет, текущий от золотого круга, в центре которого в незримом огне застыла светловолосая девушка. Вокруг девушки бегал желтый враг. Она скорчила гримасу и отпрянула от бортика – невидимый огонь волной выплеснулся за пределы манежа, оглушил ее, обжег нежное сердце, свитое из морозного тумана и льда. Тихо поскуливая, она быстро отступила в приятную темноту под первым рядом и оказалась под трибунами.
Она переждала, пока стихнет злой жар, и разглядывала лабиринт металлических труб, поддерживающих трибуны. Свет прожекторов пробивался сюда полосками, все пространство под зрительными рядами было разлиновано световыми полосами – узкими и широкими, и милая ей тьма была нарезана пластами и кубиками, как фруктовое блюдо для гурмана. Но в этой темноте ей было не укрыться – свет и усиливающийся жар настигали и здесь. Она раздраженно выдула клуб холодного пара и отступила еще дальше – к упругой стене шатра. Людям в зрительном зале было не до нее. Тонкими нитями из них струился жар, навиваясь на огненное веретено, вращающееся в центре манежа. А внутри черным зерном, зародышем скорчилась маленькая фигурка.
Они делают нового жаркого, догадалась она, и это испугало ее – слишком много огня собралось в центре манежа. Огненные протуберанцы, выплескиваемые веретеном, уже хлестали по первым рядам, вот они дотянулись до середины зрительного зала, пламя поднималось к потолочным балкам.
Она заворчала и, выпустив ледокогти, одним взмахом распорола пластиковое полотнище шатра. Большой-глаз-внебе висел над головой. Его гадкое излучение придавило к земле, затупило ее сверхчуткие глаза. Шипя, она рысцой побежала по лабиринту вагончиков, изучая отвратительно синее небо, затянутое полупрозрачной дрожащей сеткой. Сеть стала слабее, заметила она. То, что происходило в шатре, отнимало силы у жарких. Она подпрыгнула, выпустила ледокрылья и, набрав высоту, с размаху бросилась вперед. На свободу, к хозяину, его зов все сильнее! Сеть слегка поддалась и отшвырнула ее на землю.
– Осторожней! Смотри куда несешься!
Она обернулась, оскалившись. Человек – не жаркий, мгновенно поняла она, смотрел мимо нее слегка остекленевшим взглядом.
– Не видишь, куда идешь?
Она зашипела, скользнула в сторону, нырнула под вагончик. Тихо, темно. Прохладный снег остужает больное от дневного света тело. Такие, как она, не любят Большой-глаз-внебе, он жжется, и тело тает от его злых укусов. Будь у нее выбор, она бы никогда не вышла наружу, но ее стеклянный дом, где было так уютно, разрушен, и жаркий обжег ее вчера своим пламенем – злой, гадкий, жаркий. Она вытянула его дыхание, утаила внутри себя морозным коконом, но на большее сейчас уже не было сил. Затянуть бы небо пологом низких снеговых туч, высыпать в воздух мириады белых хлопьев и закружить их в яростном танце – вот чего жаждало ее сердце больше всего! Ее томил, давил тугой петлей «поводок» хозяина. Его жестокая воля не давала вздохнуть, диктуя туманные приказы, смысла которых она не понимала, но торопилась исполнить звучащую в них ненависть и злобу.