Маленький лорд Фаунтлерой (пер. Демуровой) - Бернетт Фрэнсис Ходгсон. Страница 24

В это утро он остановил коня на холме среди вересковой пустоши и указал хлыстом на прекрасный вид, простиравшийся пред ними.

— Ты знаешь, что вся эта земля принадлежит мне? — спросил он у Фаунтлероя.

— Правда? — удивился Фаунтлерой. — Как много для одного человека! Какая она красивая!

— А знаешь ли ты, что когда-нибудь она будет принадлежать тебе — эта земля и многие другие?

— Мне?! — воскликнул пораженный Фаунтлерой. — Когда?

— Когда я умру, — отвечал граф.

— Тогда она мне не нужна, — произнес Фаунтлерой. — Я хочу, чтобы вы жили всегда.

— Это доброе пожелание, — сухо заметил граф, — и все же когда-нибудь все это будет твоим — когда-нибудь графом Доринкортом станешь ты.

Несколько мгновений маленький лорд Фаунтлерой недвижно сидел в седле. Он смотрел на привольные пустоши, зеленые фермы и прелестные рощицы, на стоявшие рядком хижины, красивые деревушки и на высившиеся за деревьями каменные башни величественного замка. Вдруг он как-то странно вздохнул.

— О чем ты думаешь? — спросил граф.

— О том, какой я маленький, и о том, что мне сказала Дорогая, — отвечал Фаунтлерой.

— И что же она сказала? — поинтересовался граф.

— Что быть богатым, верно, нелегко, и если у кого-то всегда было всего в изобилии, он может порой забыть, что не всем так повезло, и что богатый должен вести себя осторожно и не забывать об этом. Я ей говорил, какой вы добрый, вот она и сказала, что это очень хорошо, потому что у землевладельца в руках большая власть, и если он думает только о своих удовольствиях и не заботится о людях, которые живут на его землях, им будет плохо, — а ведь их так много, и это будет ужасно.

Я смотрел на эти дома и думал, что должен буду узнать, как живут эти люди, когда стану графом. А вы как это выяснили?

Это был нелегкий вопрос, ибо графа Доринкорта интересовало лишь одно: исправно ли платят ренту его арендаторы; и если он узнавал, что кто-то ему задолжал, он тотчас сгонял его с земли.

— Мне Невик говорит, — отвечал граф, проведя рукой по седым усам и смущенно глянув на внука.

— Пора домой, — прибавил он. — Когда ты станешь лендлордом, смотри постарайся быть лучше меня!

Всю обратную дорогу граф промолчал. Ему казалось невероятным, что он, человек, который всю свою жизнь никого по-настоящему не любил, так привязался к своему маленькому внуку. Впрочем, сомневаться в этом не приходилось. Поначалу его радовали смелость и красота Седрика и он гордился им, однако теперь в его чувстве появилось что-то помимо гордости. Порой он угрюмо смеялся про себя, когда думал о том, что ему приятно держать мальчика при себе, слышать его голос, и что в глубине души ему хотелось, чтобы его маленький внук любил его и хорошо о нем думал.

— Я человек старый, — говорил он себе, — больше мне думать не о чем, вот в чем дело.

Впрочем, он знал, что дело не в этом. Позволь он себе посмотреть правде в глаза, пришлось бы признать, что во внуке его привлекали свойства, которыми сам он никогда не обладал: его искренность, преданность, доброта и та милая доверчивость, что не позволяла ему дурно думать о людях.

Спустя неделю после этой прогулки Фаунтлерой, вернувшись от матери, вошел в библиотеку с озабоченным видом. Он уселся в кресло с высокой спинкой, в котором сидел в первый вечер после своего приезда в замок, и молча устремил взгляд на догорающий огонь в камине. Граф выжидающе смотрел на него, не произнося ни слова. Седрика — это было очевидно — что-то встревожило. Наконец он поднял глаза.

— А Невик все про арендаторов знает? — спросил он.

— Это его обязанность, — отвечал граф. — Он о ней забыл, да? Как ни странно, ничто так не развлекало и не умиляло его, как интерес внука к арендаторам. Сам он никогда ими не интересовался, однако ему было приятно, что мальчику, несмотря на всю его детскость и веселые игры и развлечения, была свойственна такая серьезность.

— Тут есть одно место, — произнес Фаунтлерой, глядя на деда широко открытыми глазами, в которых застыл ужас. — Дорогая его видела — это на том конце деревни. Дома там скучились и чуть не разваливаются; дышать нечем, а люди такие бедные, и все там ужасно! Там часто болеют лихорадкой и дети умирают; а люди становятся плохими, оттого что они такие бедные и несчастные! Им еще хуже, чем Майклу и Бриджит! Крыши у них текут! Дорогая была там у одной бедной женщины. Дорогая мне не разрешила к себе подходить, пока всю одежду не сменила! Она мне рассказывала, а сама плакала — слезы у нее так и лились!

У него у самого на глаза навернулись слезы, но он улыбнулся сквозь них.

— Я ей сказал, что вы об этом не знаете, и пообещал вам рассказать. Он соскочил на пол и, подойдя к графу, прислонился к его креслу.

— Вы можете им помочь, — сказал он, — как вы Хиггинсу помогли. Вы всегда всем помогаете. Я ей сказал, что вы так и поступите, а Невик, должно быть, забыл вам об этом сообщить.

Граф посмотрел на ручку, лежавшую на его колене. Невик ничего не забыл; по правде говоря, Невик не раз говорил ему, в какой нищете живут люди на том конце деревни, известном под названием Эрлз-Корт. Он знал и о ветхих лачугах, в которых жили арендаторы, и о плохих стоках, и о сырых стенах, и о разбитых окнах, и о протекающих крышах, он знал все об их нищете, лихорадке и страданиях. Мистер Мордонт живописал ему эти картины в сильных выражениях, а его сиятельство отвечал ему также в сильных выражениях; а когда подагра очень его донимала, он говорил, что чем скорее все в Эрлз-Корте перемрут и будут похоронены за счет прихода, тем всем будет лучше — и все тут! Однако теперь он посмотрел на маленькую ручку на своем колене, а потом на огорченное лицо мальчика с открытым взглядом — и устыдился.

— Как! — сказал он. — Ты хочешь, чтобы я начал строить образцовые дома для арендаторов?

И он накрыл маленькую ручку ладонью и даже погладил ее.

— Но эти хижины надо снести, — убежденно настаивал Фаунтлерой. — Так Дорогая говорит. Давайте… Давайте завтра туда пойдем и прикажем их снести. Все так обрадуются, когда вас увидят! Они поймут, что вы пришли им помочь!

И глаза его засияли, как звезды, на его разрумянившемся лице. Граф поднялся с кресла и положил руку на плечо мальчика.

— Давай выйдем и прогуляемся по террасе, — предложил он с коротким смешком. — Там все и обсудим.

Они принялись прогуливаться по широкой каменной террасе, как делали обычно, если вечер был ясным, и хотя граф засмеялся еще раза два, он, казалось, обдумывал что-то, что не было ему неприятно, и не снимал руки с плеча своего спутника.

Глава десятая ГРАФ ВСТРЕВОЖЕН

По правде говоря, миссис Эррол обнаружила много печального, когда она стала навещать бедняков в деревушке, которая казалась такой живописной, если смотреть на нее со стороны вересковых пустошей. Вблизи все было далеко не так красиво, как на расстоянии. Там, где она ожидала увидеть благополучие и трудолюбие, она обнаружила праздность, нищету и невежество. Вскоре она узнала, что деревня Эрлсборо считалась самой бедной деревней в округе. Мистер Мордонт поведал ей о своих многочисленных трудностях и неудачах, а о многом она узнала сама. Для управления имением всегда выбирались люди, умевшие угодить графу, которых нимало не трогали несчастья и разорение бедных арендаторов. И потому многое в деревне было запущено и день ото дня только ухудшалось.

Что же до Эрлз-Корта, так это был просто позор — покосившиеся домишки, несчастные, больные, изверившиеся люди. Когда миссис Эррол впервые увидела эти хижины, она содрогнулась. Такая нищета и запустение выглядели в деревне еще плачевнее, чем в городе. Казалось, здесь уже ничем не помочь. Глядя на грязных нечесаных детей, которые росли среди порока и грубого безразличия, она подумала о своем сыне, жившем в огромном великолепном замке, которого окружали роскошь, довольство и красота, которого берегли и лелеяли, словно он был юным принцем, чьи желания надлежало тотчас исполнять. Смелая мысль пришла ей в голову. Как и все остальные, она понимала, что граф, на счастье, привязался к мальчику и вряд ли откажет ему в любой просьбе.