Первый угленос - Ласки Кэтрин. Страница 22

— Ну почему она не осталась ловить рыбу? Они бы никогда не решились преследовать ее в море!

— Твоя правда, королева. Они налетели на нее, будто вихрь. Я бросилась ей на помощь, и один Урсус знает, скольких несчастных леммингов я передавила на своем пути! Я неслась за ней по пятам.

Милые мои читатели! Эту историю я услышал от Сив, а она рассказывала мне об этом так, что я будто бы видел все произошедшее своими глазами.

— Ты просто не можешь себе представить, какая она, — говорила Сив о своей подруге медведице. — Огромная, исполинская, чудовищная… Кажется, она без особого труда может достать лапой луну с неба. Представляешь?

И Сив продолжала пересказывать мне скорбную историю, услышанную от огромной медведицы по имени Свенка.

— Вот только помочь мне не удалось, — призналась Свенка. — Внезапно блеклая лунная ночь озарилась ужасным желтым светом. Странные косматые тени, как разорванные в клочья тучи, закружились на фоне луны. Видишь ли, королева, мы, полярные медведи, нечасто сталкиваемся с хагсмарами. Да и где нам с ними встречаться? Мы не летаем, а они не умеют плавать. До сих пор я почти ничего не знала об этих тварях. Вот почему я бесстрашно кинулась на тех, что летали ниже всех, и даже успела их как следует покалечить, пока они не напустили на меня свой желтый свет. Я оцепенела. Потом рухнула на землю, раздавив несколько десятков леммингов. Но эти безмозглые идиоты все равно ничего не заметили и продолжали бежать прямо по мне, потому что у них не хватало мозгов свернуть в сторону. Вот, полюбуйтесь, что они сделали с моей спиной!

Сив с трудом могла представить себе огромную медведицу, по косматой спине которой рекой текут лемминги. Однако она сразу поняла, что Свенка стала жертвой парализующего желтого взгляда хагсмаров.

— Честно тебе признаюсь, Гранк, я до сих пор не понимаю, как мне удалось вырваться из-под власти этого взгляда! — вздохнула она. — Какое чудо спасло меня в ночь нашего бегства?

Милый мой читатель, сейчас ты узнаешь ответ на этот вопрос. Я сразу понял, что спасло Сив. Король Храт был добрым и храбрым правителем, но думаю, в желудке у него не было подлинного Га. Но когда я услышал, как Сив, загнанная к ледяной стене, сумела противостоять чарам, и спастись от наседающих хагсмаров, я сразу понял, что она обладала настоящим Га.

Но вернемся к рассказу Свенки.

— Хуже всего было то, что я оказалась совершенно беспомощна. Просто сидела и смотрела в небо… Смотрела на смерть… — Медведица замолчала и долго не могла собраться с силами, чтобы продолжать. У нее просто не было слов.

— Они разорвали ее на куски, — тихо сказала Сив.

Свенка посмотрела на нее.

— Выходит, ты знаешь, как это бывает?

— К несчастью, я слишком хорошо это знаю. Во время битвы в Хратмагирре хагсмары на моих глазах разорвали в клочья моего супруга, короля Храта, — Сив помолчала, а потом тихо проговорила: — Когда все было кончено, они насадили ее голову на ледяной меч и улетели вместе со своим трофеем?

— Да, — глухо прорычала Свенка.

Когда хагсмары улетели, а потусторонний желтый свет растаял вдали, луна снова засияла серебром, Свенка очнулась от своего оцепенения. Лемминги продолжили свой прежний путь, а огромная медведица побрела по снегу разыскивать останки Миррты. Ей удалось найти только лапу с оторванными когтями, да крыло. Свенка похоронила все, что нашла, а одно белое перышко сохранила для Сив.

Закончив рассказ, она долго молчала, а потом хрипло пробормотала:

— И все это время лемминги шли, шли и шли. Эти безмозглые существа так ничего и не заметили.

Мы тоже долго молчали, потому что Сив не сразу нашла силы, чтобы закончить рассказ.

— Знаешь, Гранк, — сказала она наконец. — Мы даже не совершили над ней настоящей Прощальной церемонии.

— Но что-то же вы сделали? — спросил я.

— Конечно. Я бы не пережила, если бы мы никак не простились с милой Мирртой.

— Что же вы сделали?

— Наверное, ты очень удивишься, когда я расскажу тебе, но не забывай, что в то время я еще не могла летать. Поэтому я кое-как вскарабкалась на голову Свенке и попросила ее подняться на задние лапы. Она была такая огромная, что мне показалось, будто я лечу. Веришь ли, Гранк, я никогда не смогу привыкнуть к размерам этих медведей! Я выпрямилась в полный рост и, крепко держа в когтях перо Миррты, прочитала стихотворение, которое сочинила в память о своей дорогой подруге. Закончив, я пустила перо по ветру. Катабатическое течение подхватило его и понесло вдаль…

— Ты не прочтешь мне это стихотворение, Сив? — попросил я.

— Попытаюсь, — кивнула она.

В ветре вижу я тебя, и в лунном свете, Белизна твоя в ночи сияет снегом, Днем является ко мне в сверканье льдистом, Светлым облаком плывет по небу утром. Ранней зорькой, белым днем и ночью темной, Всюду вижу я тебя — о Миррта, Миррта! Сумрак в ночь перетечет — тебя я вижу, Свет забрезжит на заре — тебя я вспомню, Черной ночью, ранним утром, днем слепящим, Всюду вижу я тебя, тебя я помню.

Белой-белой ты была, как снег Ниртгарский, Белизна твоя курится в шторм над морем, Бледной пеной воскипает над волнами, Из снегов меня зовет, метелью кличет. Ты повсюду, ты во всем — но не со мною, Всюду вижу я тебя — но не дозваться. Ты осталась песней в горле, болью в сердце Свежим ветром под крылом, тоской во взоре. Ты повсюду, ты во всем — но не со мною, Всюду вижу я тебя — но не дозваться.

Первый угленос - i_039.jpg

Первые боевые когти

Первый угленос - i_040.jpg

В то самое время, когда Сив оплакивала свою верную Миррту, я мучился с Тео. Не побоюсь признаться, что из-за этого юнца у меня был полон клюв забот. Я очень быстро понял, что Тео чрезвычайно умен, но, к сожалению, на редкость упрям. Порой он просто выводил меня из себя, но я никогда не встречал более способного ученика. Он все схватывал на лету. Но постоянно находиться под присталь ным взором его глаз было настоящим испытанием!

Порой мне казалось, что у него глаза на каждом пере. Представьте себе мускульный желудок с глазами — и вы получите представление о Тео. Я, как мог, старался держать его подальше от дупла с яйцом.

Скажу без хвастовства, что к тому времени я уже немало знал об углях и пламени, но Тео обладал таким чутьем на руду, которому я мог только завидовать. Именно он додумался классифицировать все камни по сортам, от самых твердых до самых мягких. Он безошибочно знал, какие камни можно использовать для расщепления других камней, и чувствовал, какой будет порода на изломе.

Тео часто отправлялся на поиски каких-то хитрых пород и с особым усердием разыскивал самые твердые камни, содержавшие странные примеси, которые мой ученик называл «красной гнилью». Чаще всего такие породы обнаруживались в местах выветривания почвы, где различные слои выступали на поверхность.

Трудность в обращении с этой породой заключалась в том, что для выплавки металла требовалась особо высокая температура. Поверишь ли, читатель, что я готов был отдать треть кроющих перьев за один маленький уголек-живец! Но приходилось довольствоваться тем, что было, и не жалеть сил на поддержание огня. Однажды, когда Тео увлеченно трудился над каким-то изделием, я присмотрелся к тому, что выходило из-под его молота, и насторожился.

— Тео, — осторожно спросил я. — Смотри, какой у тебя получается длинный зубец.

— Ну и что? — не слишком вежливо ответил он.

Длинный металлический заусенец напоминал коготь, но я не стал говорить об этом Тео. Он любил трудные задачи и не боялся их.

— А ты не можешь сделать еще три таких зубца? А потом соединить их все сверху?

— Могу, — отозвался он.

Одним из первых инструментов, изготовленных Тео, стали щипцы. Это было очень полезное изобретение, позволявшее удерживать изделие на наковальне, а затем без труда остужать, погружая в глубокий снег. Вот и сейчас Тео ловко подхватил готовую поделку щипцами и сунул в снег.