Первый угленос - Ласки Кэтрин. Страница 9

Я до сих пор не знаю до конца, что же произошло с нами в тот вечер на ледяном выступе. Кем был тот таинственный воин?

Может быть, под его личиной скрывался хагсмар? Не знаю, да, наверное, никогда уже не узнаю. Я слышал, что очень могущественные хагсмары могут менять свой облик, становясь больше похожими на сову, чем на ворону. Впрочем, даже в этом случае они не могут избавиться от мерзкого вороньего запаха.

После встречи с коварным воином я всерьез начал изучать природу своих видений. Я должен был понять, что такое добрая магия, и чем она отличается от темнодейства. Хагсмары были воплощениями зла и коварства, творившими свои беззакония в беззаконные времена. Но если добрая магия все-таки существует, может ли она противостоять козням хагсмаров?

Или же любое обращение к магии с неизбежностью приводит к нечестивому союзу со злом?

Я узнал, что в наших краях существует небольшое братство сов, называющих себя Глауксовыми братьями. Эти совы полагали, будто хагсмары существуют лишь потому, что мы утратили разум и веру в Глаукса. Глауксовы братья говорили, что потеря веры создала прореху в небесах совиного мира, и будто бы через эту брешь к нам хлынули зловещие порождения зла, темнодейства и черной магии.

Была у меня и еще одна причина для тревоги. Я не знал, что будет со мной, если другие совы каким-то образом узнают о моих способностях. Мысль о лемминге с ядовитой змеей в животе не давала мне покоя. Как я смог увидеть опасность? Я чувствовал, что существует какая-то связь между моим огненным зрением и магией, между видениями и чарами, заставившими змею улететь.

Все эти давние воспоминания проносились у меня в голове, когда я летел в Ниртгар по зову Храта, моего верного друга и короля.

Я уже знал, что хагсмары вновь обрели могущество и обрушили свою ярость на Ниртгар.

Странно, что это произошло вскоре после того, как я принял участие в охоте на леммингов и успешно провел переговоры с лордом Аррином.

Что могло случиться в столь короткое время? Какую коварную сделку неверный лорд заключил с силами темнодейства? Неужели это зло распространиться по Северным Царствам, подобно эпидемии? Что будет со всеми нами, если все вероломные лорды, мятежные князья и злопамятные военачальники объединятся с хагсмарами? Будет ли это означать конец привычного нам совиного мира? Значит ли это, что мы будем отброшены в дремучую древность, во времена соворон? Неужели эти древние птицы возвысятся над нами, и наступит царство зла?

И тогда темнодейство станет властвовать над миром, и хаос поглотит воздух, ветра, облака и само небо.

Первый угленос - i_015.jpg

Пьяное дерево

Первый угленос - i_016.jpg

Петлять туда-сюда между деревьями, пытаясь укрыться от порывов ветра, оказалось делом утомительным. Я совсем выбился из сил, поэтому, добравшись до границы Темного Леса и Серебристой Мглы, решил передохнуть на «пьяном» дереве.

Как оказалось, внизу меня ждало на редкость буйное веселье. Всему виной были наемники, возвращавшиеся из военных кампаний в Ниртгар. Некоторые из них были сильно под мухой, другие и вовсе потеряли разум от сока созревших пьянящих ягод. Но я опустился сюда не только ради отдыха, меня интересовали новости.

На пьяном дереве всегда можно услышать самые свежие сплетни, слухи и истории из жизни всех совиных царств. Подлетая к дереву, я предусмотрительно спрятал несколько углей в пояс, который Фенго искусно смастерил для меня из рогов и сухожилий лося, убитого его кланом. Такой огнеупорный пояс отлично подходил для переноски углей и горячих материалов. Но сейчас мне не хотелось привлекать к себе излишнего внимания, не говоря уже о том, чтобы рассказывать каждому встречному, кто я такой и куда направляюсь.

Разумеется, не успел я присесть на ветку, как мне тут же задали эти два сакраментальных вопроса. Изрядно пьяная бородатая неясыть свалилась с ветки и чуть не шлепнулась мне на голову. В следующий миг молодца обильно вырвало, после чего он отрыгнул такую гигантскую погадку, какой я за всю жизни не видел.

— Ха-ха-ха! — закричал кто-то у меня за спиной. — Вот так принц!

Я едва удержался, чтобы не улететь. Меньше всего на свете мне хотелось быть узнанным на полпути к дому. К счастью, я быстро сообразил, что невидимый собеседник обращается к захмелевшей неясыти.

— П-прости, милашка, — виновато опустил голову гуляка, и тут же рухнул клювом вниз на землю.

— Вот пьянчуга! — воскликнул голос, принадлежавший на редкость хорошенькой пестрой неясыти. — Хорош, не правда ли? — повернулась она ко мне. Ее желтые глаза были слегка затуманены выпитым. — Как тебя зовут, красавчик, и куда ты летишь?

Разумеется, я не собирался давать ей честный ответ.

— Меня зовут Фален, — сказал я, назвав первое имя, которое пришло мне в голову. Представься я Гранком, Рагфиром, Ифгаром, Бравиком или любым другим громким именем, согласные звуки в которых со скрежетом трутся друг о друга, она бы сразу догадалась, что я из Ниртгара. — Лечу в пустыню, — добавил я.

— Что тебе там делать, миленький? Глупое место, ни деревьев подходящих, ни сов приличных, одна шваль бессмысленная! Ты слышал, что тамошние совы роют норы в земле и живут в них, как черви?

Любезный мой читатель, надеюсь, ты уже догадался, что моя собеседница, которую, как выяснилось, звали Мэйзи, сама не принадлежала к высокородным совам и не могла похвастаться благородством происхождения.

— Выпей со мной, красавчик, — предложила она.

На мой взгляд, она и так уже выпила предостаточно, но возражать не следовало. Мы вскочили на ствол поваленного дерева, и одноглазый виргинский филин протянул нам по ореховой скорлупке, каждая из которых была до краев наполнена кашицей из мятых ягод и перебродившего сока.

— Как жизнь, Мэйзи?

Мэйзи тяжело навалилась мне на левое крыло.

— Как всегда. Она тихо икнула.

— Извини, — пробормотала она, издав вульгарный звук, который, по ее мнению, должен был изображать кокетливый смешок. Затем она попыталась еще теснее прижаться ко мне, но опрокинулась наземь и громко рыгнула, с трудом поднимаясь на ноги.

Виргинский филин украдкой подмигнул мне.

Тем временем на поваленный ствол опустилась еще одна сова. Я заметил страшный порез на его правой лапе и сразу понял, что рана была нанесена ледяным кинжалом.

— Вернулся с северных войн, Флинн? — спросил филин.

— Так точно, и доказательство принес! — прокричал воин, показывая свою раненую лапу.

— Надеюсь, ты заработал не только это? — захохотал филин.

— Можешь не сомневаться! Врать не стану, платят северные совы щедро, без обмана.

— Где воевал?

— В заливе Клыков, — ответил он.

— Сражался на глетчере? — быстро спросил я.

— Точно. Жаркое было дело.

— Что известно о короле? — спросил я.

Флинн покачал головой.

— Не знаю, чему и верить. Одни говорят, будто он мертв. От других я слышал, будто они с королевой успели улететь. Знаю точно, что как раз накануне войны королева снесла яйцо. Сам понимаешь, нужно было спасать наследника, чтобы хагсмары до него не добрались.

— Мертв? — вскрикнул я. — Ты говоришь, король мертв?

— Я этого не говорил. Я только повторил слухи.

Но если это правда, то почему в Угле я не видел смерть Храта? Наверное, это неправда! И тут какая-то пестрая неясыть, уже давно прислушивавшаяся к нашему разговору, сказала:

— Это вы про верховного короля толкуете? Он погиб, это точно. Я своими глазами видел.

— Вы видели? — переспросил я, с трудом скрывая свои чувства. — Как это произошло?

— Я прилетел, чтобы сражаться за своего короля, — начал рассказ незнакомец. — Понимаете, у меня брат — ледосборщик. Его убили хагсмары по приказу лорда Аррина. Я прилетел, чтобы сражаться с убийцами своего брата, и мне пришлось принять участие в последней битве нашего славного короля Храта. Я своими глазами видел, что они с ним сделали. Лорд Аррин загнал его в угол, но прикончил его один из хагсмаров по имени Пенрик… — Рассказчик помолчал и добавил, понизив голос: — Вы же знаете, как они это делают?