Море Троллей - Фармер Нэнси. Страница 30

Если это и есть реальность, то невысоко же я ее ставлю, — сообщил Джек ворону.

Отважное Сердце задумчиво склонил голову набок.

— Вот теперь можешь слетать обсушить крылья, — разрешил мальчик. — Эх, кабы и все остальное высушить с той же легкостью!

При виде отсыревших мешков с зерном у нею упало сердце. Сверху их худо-бедно защитила промасленная ткань, но затекшая снизу вода погубила запасы. Хлебы размокли. Сушеная рыба размякла и насквозь пропиталась водой. Бобы уже набухали. Джек подумал о поселянах, которые трудились от зари до темна, чтобы вырастить и собрать урожай, и которых в результате перебили и ограбили викинги, — и ему отчаянно захотелось сломать весло о голову Олафа Однобрового.

Вся еда пропала. Столько жестокости — а к чему?!

Джек отыскал ломтик заплесневевшего сыра для Люси: вдруг не откажется. Викинги глодали размякшую рыбу, явно пытаясь доесть ее раньше, чем она начнет гнить. Ближе к вечеру Эрик Красавчик, что нес вахту на носу, взревел:

— Земля!

Джек, сощурившись, поглядел на восток. Над морем бугрилось белое облако. Чем ближе подплывал корабль, тем заметнее оно растекалось вверх, точно неспешная молочная река. Джек наблюдал как завороженный. Да это же туман расползается по одетой лесом горе, понял он. Мальчик услышал, как вдали рокочет прибой.

— Ну и где мы? — осведомился Олаф.

— Ну, судя по очертаниям вон той горы, мы на земле Магнуса Мучителя, — предположил один из воинов.

— Нет-нет. В его фьорде течения изгибаются как змеи, — возразил другой. — Мы в земле Гицура Пальцедробителя.

— Ах, этого клятвопреступника! — прорычал Олаф.

«Интересно, а этих людей хоть когда-нибудь зовут „Гицур Добрый“ или „Магнус Веселый“?» — подумал про себя Джек.

Давайте пошлем знатока, — предложил Свен Мстительный.

С дальнего конца лодки выступил человек, которого Джек прежде почитай что и не замечал; разве что гадал про себя, что тот делает на корабле. Он был так: стар, что вряд ли мог грести, не говоря уж о том, чтобы махать мечом в битве. Волосы его свисали из-под кожаного шлема седыми неопрятными лохмами. Руки испещряли старческие пятна, а в теле жира осталось не больше, чем в сухой ветке. Он с трудом доковылял до носа со своего места на корме, к которому словно бы примерз.

— Руна, ты нам не подсобишь? — учтиво, к вящему удивлению Джека, осведомился Олаф.

Великан в жизни никого не просил о помощи. Обычно он просто отдавал приказы — нередко сопровождая их угрозами.

— А что ж, подсоблю, — ответил Руна странно шелестящим голосом: только напрягая слух, Джек уловил смысл сказанного.

И тут мальчик заметил, что шею старика с правой стороны рассекает жуткий шрам. Удивительно, как Руна еще дышать может, не то что говорить!

Воины помогли старику раздеться. Если в платье он выглядел жалко, то нагишом и того хуже. Все его тело испещрили застарелые рубцы и шрамы. Он был весь в морщинах, словно сушеное яблоко, а колени и локти распухли от старческого костного недуга.

Воины обвязали старика веревкой под мышками и опустили его за борт. Раздался тихий всплеск: Руна погрузился в воду.

— Потише, вы там! — рявкнул Олаф. — Мы же не на китов охотимся.

Джек слышал, как Руна мерно двигает руками и ногами. Как отплевывается, глотнув соленой воды. Все застыли в ожидании. Над кораблем пролетело несколько любопытных чаек. Дело шло к ночи, так что птицы описали круг-другой и понеслись обратно к земле.

— Ты закончил, дружище? — окликнул Руну Олаф.

Видимо, Руна ответил «нет», потому что скандинавы остались на своих местах. Наконец старика, насквозь мокрого и дрожащего, втянули обратно на палубу. Олаф тут же закутал его в теплые меха и протянул ему мех с вином.

— Что, ныне море уж не такое теплое, как в дни нашей юности? — усмехнулся он.

— Да в море всегда холодно, как у тролля в заднице, — прошелестел Руна.

Олаф расхохотался.

— Ну, что скажешь?

В морской воде — привкус сосны и ели. Ее питает быстрая речка с горных вершин. Течение извивается, что твоя гадюка, ползущая по песку. Оно черное, при том что само море — зеленое, и опускается ко дну, ибо родилось от талого снега. В воздухе пахнет жареной олениной и свеженарезанным торфом. Из долины, что чуть севернее от нас, налетает ветер — и поднимает волну на реке…

Руна все говорил и говорил, пересказывая самые удивительные подробности.

— Мы в земле Гицура Пальцедробителя, — заключил Руна. — Его усадьба — в каком-нибудь часе пути к северу.

Воины обступили старика. Солнце село, над морем стлался серый вечер — и утекал в туман, все еще клубящийся над одетой темным лесом горой. Тут и там замерцали первые звезды.

— Ну, кто не прочь поберсеркствовать? — вполголоса спросил Олаф.

Глава 16

ГИЦУР ПАЛЬЦЕДРОБИТЕЛЬ

— Я хочу, я! Я имею право! — твердила Торгиль.

Корабль уже вытащили на берег. Воины достали оружие и теперь осматривали его в свете наскоро разложенного костерка.

— Ты имеешь только одно право — исполнять мои приказы, — отрезал Олаф. — Ты останешься сторожить корабль.

— Но почему я?

— А кто еще присмотрит за твоей рабыней?

— Да она мне на хрен не нужна! — бушевала Торгиль. — Заморыш никчемный, что с нее толку-то? Я вообще хотела сменять ее на меч, да только ты мне не позволил!

— Ты слишком полагаешься на мою дружбу с твоим отцом, — проговорил Олаф.

Голос его звучал негромко и ровно. Именно так (Джек это уже давно понял) Олаф Однобровый разговаривал перед тем, как прийти в ярость.

Торгиль, видимо, тоже это понимала: она тотчас же пошла на попятный.

— Я просто хотела, чтобы ты мной гордился.

— Я тобой и так горжусь, — отозвался великан. — Но ты должна приучиться к порядку. С тобой останутся Эрик Широкоплечий и Эрик Безрассудный. Они боятся темноты, так что толку от них все равно мало. А еще останется Руна — приглядит, чтобы ты не задирала Люси.

— Уж этот мне Руна… — буркнула Торгиль себе под нос.

— Если тебе нужен лишний воин, так за сестрой могу присмотреть и я, — с надеждой предложил Джек.

Если очень повезет, воительница погибнет в битве.

— Э, нет! Ты пойдешь с нами, — отрезал Олаф.

— Я?! — воскликнул Джек.

— Он?! — завизжала Торгиль одновременно с мальчиком.

Олаф ухватил Торгиль за ноги, перевернул вниз головой и хорошенько потряс — у той аж дух перехватило, и поток ругательств разом иссяк.

— Приучайся к порядку, говорю, — буркнул он и разжал пальцы.

Торгиль шлепнулась на мокрый песок.

А Олаф подтолкнул Джека к костру и сам выбрал для него нож.

— Это тебе для защиты, на всякий случай. А в битву чтоб не лез, — велел скандинав.

— На мой счет можешь не беспокоиться, — отозвался Джек.

— Да я ж все понимаю, грабеж — дело увлекательное, — мечтательно проговорил Олаф, ероша мальчику волосы. Ощущение было как от удара. — Но даже если очень в драку потянет, просто скажи себе: «Нет».

— Просто скажи «нет». Понял, не маленький…

Олаф опустился на корточки — и заглянул мальчику в лицо. В свете костра глаза викинга ярко блестели.

— Я хочу, чтобы ты сложил обо мне песню. Ты — совсем еще молодой скальд, но другого-то у нас нет, с тех пор как Руне по горлу полоснули.

— А он… — Джек сглотнул. — Тоже просто наблюдал за битвой?

— Ну да. Ему вообще-то полагалось стихи слагать, но Руна напрочь позабыл обо всем и очертя голову ринулся в бой. И я его не виню. Некогда он был одним из лучших воинов, пока его костный недуг не скрутил. В один прекрасный день я возьму его в набег — и дам умереть с мечом в руке.

— Как это великодушно с твоей стороны, — пробормотал Джек.

— Да уж я такой! — просиял Олаф. — Смотри, не забудь и это тоже в песню вставить…

Воины между тем вооружались; Джек наблюдал. Большинство были при мечах, но несколько человек вынуждены были довольствоваться короткими копьями. У всех были секиры. Один прихватил с собою связку факелов и горшок с пылающими угольями. У каждого скандинава было по два щита: один — спереди, на груди, другой переброшен за спину. Деревянные щиты особого доверия не внушали.