Море Троллей - Фармер Нэнси. Страница 84

Викинги плыли мимо одиноких башен пиктов. Рядом с ними по-прежнему не было ни души; глаз не различал даже приветливого дымка — свидетельства того, что кто-то греется или, допустим, стряпает. Несколько встреченных по дороге деревень тоже казались покинутыми и безлюдными. Отважное Сердце улетел куда-то с вороньей стаей.

— Он нас бросил! — сокрушалась Люси.

«Вот уж не удивлюсь, — думал про себя Джек. — Здесь все и вся — вероломны и злобны».

Однако к вечеру Отважное Сердце вернулся, после чего частенько улетал на большую землю, к вящему неудовольствию Торгиль.

— Он столько всего интересного рассказывает, — жаловалась та. — Не то что другие птицы.

— Горе-то какое, — буркнул Джек, поворачиваясь к девочке спиной.

— А вот там, на берегу, деревья такие красивые, — восхитилась воительница. — Как они называются?

Джек пропустил вопрос мимо ушей. Он раздумывал о том, как бы половчее вызвать огонь и спалить корабль дотла, как только они встанут лагерем на ночь. Да, со своими спутниками он, допустим, разделается, но ведь есть еще Магнус Мучитель и Эйнар Собиратель Ушей. Как быть с ними?

А корабль все мчался на юг, держась подальше от берега, чтобы не привлекать излишнего внимания. Именно это побережье разграбил Олаф, и Скакки не хотел осложнений. Наконец викинги добрались до земли Джека и ближе к вечеру причалили к пустынному берегу. Скандинавы подстрелили нескольких гусей и зажарили их на костре.

— Это наша последняя ночь вместе, — проговорил Руна. — Так проведем же ее за славными рассказами и добрым угощением.

— О! Я люблю рассказы! — обрадовалась Люси.

— У нас тут целых два скальда, так что историям конца-края не предвидится. Я, пожалуй, начну первым.

И Руна поведал про Локи: Один некогда повстречал его в Ётунхейме.

— А я думал, Локи — он бог, — удивился Джек, невзирая на твердое намерение не разговаривать больше со старцем.

— Локи был оборотнем, вроде Фрит. Отец его был троллем, а мать — богиней. И если ты считаешь, что отпрыск ётуна и человека — не подарок, то посмотрел бы ты, что получается из помеси троллей с богами! Локи казался красавцем и умницей, и совершенно очаровал Одина.

— Ошибочка вышла, — пророкотал Эрик Красавчик.

— Один нарек Локи братом. Они разрезали себе вены и смешали кровь, скрепляя обет побратимства. Кровь богов перетекла в вены Локи, а кровь оборотня — в вены Одина. Ни тому, ни другому добра с этого не было. Отныне и впредь Локи распоряжался в Асгарде словно у себя дома. Никто не смел вышвырнуть его вон. Один даже отдал ему в жены богиню Сигюн.

— Да только что проку? — вставил Скакки.

— Естественно, милая, кроткая Сигюн очень скоро прискучила мужу. Тогда Локи отправился прямиком в Ётунхейм и женился на великанше. Уж она-то, с ее скверным, склочным нравом, была ему под стать! У них родились гнусные, чудовищные дети — гигантский змей, гигантский волк и Хель, чьи ледяные чертоги поджидают трусов и клятвопреступников.

Джек изо всех сил пытался остаться равнодушным к повести Руны, но что-то все никак не выходило. Ему ужасно хотелось ненавидеть скандинавов, но они были так добры с ним… Если кто и замечал угрюмое молчание Джека, то не подавал виду. По всей видимости, этим людям было не привыкать, если кто, например, злится или хандрит.

Гигантский волк Фенрир был так свиреп, что боги заключили его на острове с железными деревьями, — вещал Руна. — Но Фенрир все рос и рос. Очень скоро даже богам стало не под силу с ним управляться, и Один решил, что волка надо посадить на цепь. Но как надеть цепь чудищу на шею? Тогда боги сделали вид, что это такая игра. «Эй, волчок, волчок, волчок, — позвал волка Тор. — Не хочешь ли поиграть вот с этой веревочкой? Такой громадный и могучий зверь, как ты, шутя ее разорвет». Фенриру польстила похвала. Он позволил богам надеть на себя тяжелую цепь, а затем мощным рывком разорвал ее надвое.

— А цепи крепче у богов и не было, — добавил Скакки.

— Так что пришлось им обратиться за помощью к гномам, — впервые за весь вечер подала голос Торгиль.

«А ведь в свете костра она ужас до чего красивая», — невольно подумал Джек.

Глаза сияют, а волосы — нынче вопреки обыкновению тщательно вымытые — обрамляют ее лицо точно пух одуванчика. Впрочем, Торгиль всегда была красавицей, осознал мальчик, вот только за скверным характером красоту эту было не разглядеть. А теперь она счастлива. У Джека заныло сердце. Утром они расстанутся. И он никогда больше не увидит Торгиль — даже на небесах.

— Боги знали, что им нужно сплести магическое вервие из того, что ото всех сокрыто, — из корней горы, и поступи кошачьих лап, и дыхания рыбы, — продолжал между тем Руна. — А таким знанием обладали лишь гномы. Закончив работу, гномы вручили Одину веревку, что на вид казалась шелковой лентой, но была крепче смерти. «Эй, волчок, волчок, волчок, — позвал Тор, подманивая Фенрира. — А вот эта веревочка еще забавнее». Но волк был не дурак. Он догадался, что затеяли боги, хотя в мощи своей ни на миг не усомнился. «Я позволю надеть на себя эту штуку, если кто-нибудь из вас вложит руку мне в пасть», — прорычал он. И тогда сын Одина Тюр, храбрейший из храбрых, шагнул вперед и вложил свою кисть в слюнявые челюсти чудовища. А все прочие связали Фенрира лентой…

Руна умолк, и викинги, как по команде, обернулись к Джеку.

«Ну вот, снова-здорово», — подумал Джек.

Всякий раз, как скандинавы, рассказывая что-либо, делали паузу, это означало, что вот-вот произойдет нечто кошмарное. Им ужас до чего нравилось вынуждать Джека просить продолжения — ведь потом мальчик так забавно передергивался от отвращения и ужаса. Свен Мстительный прямо-таки подпрыгивал на месте от нетерпения.

— Ну ладно, ладно, — вздохнул Джек. — Так что же было дальше?

— Фенрир вырывался, тужился и выл, но оков разорвать не смог, так что остался он на острове, как в ловушке, — сказал Руна.

— Но сперва он оттяпал Тюру руку! — завопил Свен.

— По-моему, докончить историю полагалось мне, — упрекнул его Руна.

— Он сжевал кисть и проглотил ее! — Свен был слишком увлечен рассказом, чтобы обратить внимание на замечание старого скальда.

— Хрусть! Хрясь! Чавк! — завопила Торгиль.

«Мне этих скандинавов вовеки не понять», — грустно подумал Джек.

— А рука была вкусная? — полюбопытствовала Люси, ничуть не смущенная кровавым финалом, и скандинавы бурно заспорили о вкусовых качествах Тюровой кисти.

Затем Джек поведал о том, как ётуны бежали из Утгарда и как киты везли их последние несколько миль, когда лед растаял.

В перерывах между рассказами все угощались жареной гусятиной и сидром, что Скакки приберег для этого случая. Рисунок созвездий менялся; дело шло к утру; Люси клевала носом. Наконец, когда над морем блеснул первый рассветный луч, Торгиль промолвила:

— А я песнь сложила.

— Девчонки песней не слагают, — привычно пробурчал Свен, но никто не обратил на него внимания.

— Давайте-ка послушаем. Твоя хвалебная песня в честь Олафа и впрямь удалась на славу, — ободрил ее Руна. — Я бы сказал, мед поэзии пошел тебе только на пользу.

— Это про источник Мимира, — пояснила девочка, к вящему изумлению Джека. Они ведь договорились не заводить о нем речи. Торгиль встала, поклонилась и прочла:

И Торгиль выжидательно умолкла.

— И это все? — озадаченно спросил Скакки.

— Моя мама назвала меня Джилл, — объяснила Торгиль. — А мы с Джеком поднялись на холм — и скатились вниз.

— Тоже мне песнь! — презрительно пробасил Эрик Красавчик.

— Так это же на самом деле было, а история в стихах — не главное, — закричала Торгиль.