Матушка Готель - Подгорный Константин. Страница 42

Готель достала из ящика орден, завернутый в лазурный платок расшитый золотыми лилиями, и внимательнее взглянула на геральдику. Возможно, это было совпадение. Возможно, знак свыше, в том, что и цветок и орден были посланы ей Богом, но зачем? Дать сил на рождение ребенка? Но этот свет, он совсем не исцелял; Готель осознавала это каждый раз, когда чувствовала боль в ноге, поднимаясь на холм. Что же давал цветок? Что давал его свет? Молодость? Нет. Скорее возвращал отпущенное время. Только! время, которое не имело никакого отношения к телу или его здоровью. Но зачем? Зачем Бог послал ей этот знак, свет, время или что бы это там ни было, когда всю жизнь она просила только дитя?

Спрятав орден под одежду, Готель отправилась в собор.

- Я надеюсь, вы не из сторонников Пьера Вальдо и его воззрений, - улыбнулся епископ, проходя по собору, - с тех пор, как он появился здесь со своей ересью с отказом от собственности, у нас было с ним немало проблем, пока Папа не отлучил их от церкви. Не хорошо проповедовать за стенами храма, особенно в мирском толковании, поскольку неизвестно куда заведет людей такая проповедь.

- Ваше преосвященство, - отвечала Готель, - я всегда делала пожертвования в пользу церкви и Бога, ставя единственной своей целью прощение Всевышнего. Живя в Париже, я делала пожертвования собору Нотр-Дам, о чем есть записи в книге Ордена Морисом де Сюлли; теперь же, я прошу вас принять пожертвования для собора Сен-Жан, в городе, который сам Господь Бог, возможно, избрал остатку моей жизни.

Отчасти она лукавила, отчасти, принимая во внимание свою недавнюю находку, допускала мысль, что находка эта не была случайной. В итоге, Готель передала Лиону дом на Сицилии, который она давно не посещала и не планировала больше посещать, и половину средств, хранящихся в графстве Прованс. Вторую же половину средств, а также дом в Париже, Лионе и Марселе она переписала на свой орден с возможностью фамильного наследования, что было весьма находчиво, с учетом её вероятного последующего омоложения.

Следующим же утром на другом берегу Соны Готель посетила портную лавку Николь Рэммэ. Эта милая девушка семнадцати лет, продавала лучший в городе материал, который доставлял её отчим из Турина, находящегося, кстати, сразу за альпийским хребтом. Иногда Готель думала посетить свою родину, но почему-то так ни разу и не собралась.

- Добрый день, Николь, - поздоровалась она, входя в магазин.

- Добрый день, мадам, - удивилась девушка, - мы знакомы? Простите, просто я не помню, чтобы вы заходили раньше.

- Я много раз слышала о вашем магазинчике, но здоровье не позволяло мне взяться за иглу, - объяснила Готель.

- Вы живете в Лионе?

- Уже давно, - отвечала покупательница, - у вас превосходный материал.

- С тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, Карл - мой отчим оставил управление лавкой на меня, и я прилагаю максимум усилий, чтобы торговля шла успешно.

- Так вы тоже из Турина? - спросила Готель, вытаскивая серый моток из-под других.

- Тоже? - переспросила девушка.

- Я слышала, что Карл привозит вам оттуда материал.

- А, ну да, - улыбнулась продавщица, - я родилась в Турине, но когда мне исполнилось семь, мы переехали в Лион.

Пообщавшись с Николь, Готель купила кусок зеленого материала на платье и кусок серого на новую накидку.

- Скажите, какой он, Турин? - спросила она уходя.

Николь пожала плечами:

- Большой, красивый - обычный, если вы там не родились.

Весь остаток дня Готель провела за пошивом новой одежды. Она увлеклась и подумала, что, может быть, Господь таким образом решил оставить её на своей службе, хотя теперь она и без того была рада вернуться в родную стихию.

С того дня, выходя из дома, она прикрывала голову "седым" капюшоном, и лишь изредка обнажала черные волосы, давая постепенно привыкнуть окружающим к своему "истинному" облику. Или когда это был он. Высокий и статный. Она встречала его не часто, но когда это случалось, он всматривался в её лицо, чем приводил Готель в давно забытое смущение. И может быть потому, она не хотела нарушать эту игру шагами со своей стороны, а решила позволить такое сближение ему. И через несколько дней, выходя из собора, она снова увидела этого внимательного к ней незнакомца. Он вышел следом, словно посещал утреннюю мессу, а возможно, как подумала Готель, просто нашел это поводом для знакомства.

- Доброе утро, мадам, - проговорил он ей вслед.

Готель остановилась и обернулась к мужчине лицом. Ветер уже теплый играл с её волосами, а яркое солнце сверкало на золотых серьгах.

- Доброе утро, месье, - улыбнулась она.

- Прекрасная месса, не правда ли? - спросил он первое, что пришло в голову.

- Да, месье, - согласилась Готель, - особенно для человека, посещающего храм не более раза в год.

- Вы, несомненно, правы, - улыбнулся он, - придя сюда, я лишь хотел увидеть вас.

- Ну, что же, похоже, вы пришли не зря, - откланялась она и, развернувшись, пошла дальше.

- Постойте, подождите, прошу вас, - побежал он следом, - постойте. Не сочтите меня безумцем, поскольку, быть может, вы не помните меня, но я мечтал о вас уже давно.

- Почему же, - улыбнулась Готель, - я вас помню. В лавке у Себастьена, еще четыре года назад.

Незнакомец сдвинул брови и неуверенно покачал головой:

- К моему стыду, я не помню нашей встречи у Себастьена, - признался он.

Готель быстро одернула себя, вспомнив, что четыре года назад выглядела несколько старше, и к тому же, редкий мужчина заинтересовался бы дамой с клюкой.

- Но я помню, - так же неуверенно продолжил он, - когда был еще ребенком, у нас останавливалась девушка, с черными до плеч волосами, ровными бровями, красавица, каких на свете нет. И я был бы готов немедленно вернуться в собор и поклясться перед Всевышним, что это были вы, будь я сейчас не старше вас.

Готель почувствовала, что сердце её вот-вот остановиться, и никакой цветок ей больше не поможет. Она мысленно пронеслась сквозь толщу лет и, добравшись в памяти до имени этого "ребенка", чуть было не произнесла его вслух - Жак - сын мадам Пенар. Она вовремя остановилась, ведь произнеси она это имя сейчас, как и фамилию его матери, это сразу бы означало, что это именно она - девушка из его прошлого. Знал ли он, что она живет в доме его тетки? Может быть, нет. Пока нет. У Готель сошла с лица улыбка и всякое романтическое настроение. Ей казалось, что сейчас сам Бог смотрит ей в глаза, спрашивая с неё за содеянное.

Не выдержав такого психического удара и бросив Жака среди дороги, Готель сбежала. Наспех добравшись до дома, она закрыла за собой дверь и оперлась о неё спиной, словно за ней гнались волки. Куда было бежать дальше? В Марсель? Турин? Её собственное прошлое ей больше не принадлежало - это был конец - смерть, которую она тогда искала в лесу. И, похоже, Бог её услышал, но только теперь она почувствовала, что жизнь её кончилась, и если она не начнет что-то заново, прошлое так и будет барабанить ей в двери.

На этот раз это был Жак. Переведя дух, Готель открыла. В руках у неё была небольшая собранная котомка и "седая" накидка; она решила уходить, хотя сил у неё ни на что уж не осталось.

- Вы уходите? - взглянул Жак на её ношу, - Почему? Почему вы сбежали?

Готель молчала, отведя глаза, и дрожала. Она никогда не жалела, что у неё не было матери, но сейчас она хотела бы спрятаться в чьих-то руках, чтобы никто не мог причинить ей вреда. И она бы бросилась на колени просить прощения у Бога и каяться за то, что никогда больше не пошла бы к цветку и, возможно, пренебрегла бы его даром. И это было бы так! Если бы здесь не было Жака. Но он смотрел на неё, и когда снова начал говорить она вздрогнула.

- Вы не можете уйти. Последние тридцать лет каждую свою избранницу я сравнивал с вами. Я запомнил все ваши движения, как вы ели, как смотрели на меня, а потом вдруг поправили волосы. Я чувствую, что-то необъяснимое гнетёт вас, но в то же время, то же необъяснимое делает мою веру в Бога сильнее, поскольку единственное объяснение того, что вы стоите передо мной, что он всё же услышал мои молитвы. Я лишь прошу дать мне шанс. Прошу вас. Разве вы никогда ни о чем не мечтали?