Круг - Симонова Лия Семеновна. Страница 36

Она не требовала ни от учителей, ни от учеников сверх того, что когда-то требовали от нее. Она была уверена, что для школы времена не меняются. И пока существует мир, обязанность младших подчиняться старшим. Таков порядок. Сохранение и упрочение порядка представлялось Виктории Петровне святым делом учителя.

С великим рвением латала она безнадежно устаревшие одежды, испытывая невероятную муку оттого, что молодым учителям и подрастающим детям они не кажутся прекрасными, а напротив, старомодными и несуразными.

Виктория Петровна не могла не признать, что нынешние мальчики и девочки знают куда больше их прежних сверстников, но это не столько радовало, сколько пугало ее. Дети не должны чувствовать себя умнее взрослых, а за теперешними трудно было угнаться.

Иногда ученики, особенно эти умники из самого трудного в школе класса, казались Виктории Петровне бездушными злодеями, машинами, начиненными несметной информацией, но лишенными каких бы то ни было человеческих чувств, а Холодова и вовсе монстром.

Когда Киссицкая позвонила ей и спросила, можно ли ребятам ее навестить, она от неожиданности растрогалась до слез. Киссицкая всегда ей нравилась.

Были в этом классе и другие вполне симпатичные, спокойные и дисциплинированные девочки и мальчики. Но к сожалению, не они определяли тональность в классном оркестре. А Валерик Попов, самый примерный из всех, и это особенно не давало покоя Виктории Петровне, ходил по пятам за верховодом Прибаукиным. Необъяснимо, почему Надежда Прохоровна соглашается дальше терпеть его в школе? Гнать, гнать и гнать его надо! Немедленно! От него все беды!

Виктория Петровна спросила как-то у Попова, что он нашел в Прибаукине. Попов ее не понял:

— Ну что вы, Виктория Петровна, он только с виду развязный и грубоватый, а так вполне занятный. Я у него многому учусь.

— Лучше бы он у тебя научился заниматься, нормально вести себя на уроках и не демонстрировать своих отношений с девочками.

— Ну, что вы, чему я его научу? — почти с испугом проговорил застенчивый Попов, — Он жизнь знает в миллион раз лучше, чем я.

Когда на пороге своего дома Виктория Петровна увидела Вениамина Прибаукина, она глазам не поверила. И все же это ей было приятно. Даже Холодова явилась, потупив взор и стараясь затеряться среди товарищей.

Виктория Петровна всполошилась, поспешила на кухню приготовить чай. В домашнем пестреньком фланелевом платьице она не казалась такой грозной, как в школе, была похожа на добродушную хлопотунью — бабушку, которая беспокоится, чтоб все в доме вовремя оказались накормленными.

— Ой, Виктория Петровна, — воскликнула Дубинина, завязывая тесемочкой свои золотистые длинные волосы, — какая уютная у вас квартирка! Прямо загляденье!

— Да вы не хлопочите, — позаботилась о завуче Клубничкина (ну, просто ангел, а не девочка!). — Вам, наверное, еще нельзя много двигаться?

— Виктория Петровна, — весьма дружелюбно вымолвил Прибаукин, — мы вам тут… это… фрукты принесли. Вы любите гранаты? Говорят, они… это… очень полезны для крови.

И только Киссицкая, которая всегда с ней подолгу беседовала, а после ухода Ольги Яковлевны помогала хоть как-то ориентироваться в бурной жизни класса, на этот раз выглядела расстроенной и непривычно замкнутой, молчаливой.

— Ну, расскажите мне, какие новости? — почти весело, стараясь, чтобы голос не выдавал ее, поинтересовалась Виктория Петровна.

— Все нормально, — быстро откликнулся Прибаукин. — Антонина Кузьминична со мной, ну и там еще с другими… занимается математикой… Попов помогает мне по французскому. — Он внушительно посмотрел на Дубинину и Клубничкину, чтобы помогли ему.

— Ирина Николаевна открыла для всех желающих факультатив. С Кожаевой они помирились, — радостно улыбаясь, вмешалась Маша Клубничкина. — Маша Кожаева не смогла к вам прийти, но просила передать привет. Они с Львом Ефимычем репетируют сегодня «Маленького принца». Кожаева — принц, представляете?! Мы надеемся, вы уже выздоровеете к нашему спектаклю? Ну, что еще?..

— Кустов немного вывихнул ногу, — посмотрев на ребят (не лишнее ли говорит?), продолжила Дубинина. — Он, знаете, задумался и нечаянно вывалился из окна. Хорошо, что они на втором этаже живут. И еще повезло, что мимо как раз проходил человек с огромной собакой-водолазом, Славка на нее и приземлился. Чуть не убил собаку…

— Боже мой, какой ужас! — воскликнула с неподдельной тревогой Виктория Петровна. — Он же и сам мог убиться! Какой кошмар! Разве можно так задумываться?! А сейчас-то он как себя чувствует?

— Сейчас весьма, — заметил Пирогов, который тоже показался Виктории Петровне более молчаливым и хмурым, чем обычно. — Мы уже ездили к Кустову всем ансамблем репетировать. Надежда Прохоровна сказала, что нас просят выступить перед ветеранами.

— А вот Юстины Тесли я что-то не вижу? — обеспокоенно спросила Виктория Петровна и посмотрела на Веньку. — Она здорова?

— Здорова, здорова, — обнадежил Венька и бросил многозначительный взгляд на Киссицкую. — Она прихворнула, но теперь все нормально.

— Я не очень понимаю это ваше любимое словечко «нормально», — улыбнулась Виктория Петровна, — Все у вас нормально. И хорошо, и плохо — все нормально. Как понять?

— Ну, нормально, — начал Венька, поглядывая на дверь, — это нормально. Не хорошо, не плохо, как в жизни… Я думаю, нам не стоит вас переутомлять, все же сердце… — многозначительно заключил Вениамин. — Мы пойдем… А Киссицкая вам все поподробнее осветит. Ладно, Кися? — Он посмотрел на нее так, что возразить было трудно.

— Почему я? — попыталась Киссицкая сопротивляться.

Но Венька, не дав ей договорить, тут же пояснил:

— Ты у нас староста. Ну и Виктории Петровне, мне кажется, всегда приятно поговорить с тобою…

Когда Венька предложил навестить Викторию Петровну, а ребята, ненавидящие ее, быстро согласились, Киссицкая почувствовала недоброе. Отказывалась идти со всеми, но ее упрекнули: «Ты же староста!» Дубинина сказала: «Она у нас на словах активистка!» Не хотелось усложнять отношений.

А Виктории Петровне, видно, наскучило одной. Она подхватила Венькино предложение, обрадовалась:

— Да-да, Олечка, если можно, посиди еще со мною. Я тут одичала без школы.

И Кися осталась, а все быстро собрались и ушли.

— Почему Игорь Пирогов такой грустный? — с сочувствием спросила Виктория Петровна.

— Я о нем больше не хочу думать, вы извините, Виктория Петровна. Он перестал для меня существовать. Правильно говорила Мухина: «Твой Пирожок ни с чем».

Виктория Петровна сразу все поняла и перевела разговор на другую тему:

— И Холодова такая молчаливая…

— Она расстроена. Из-за характеристики.

— А-а, ну будет лучше себя вести, — примирительно сказала Виктория Петровна, — мы не будем возражать, еще не поздно… Пусть едет, поражает мир своей балалайкой…

— Виктория Петровна, — решилась Кися, — они на меня ополчились, думают, я Венькин дневник брала, а я не брала…

— А, да-да, — встревожилась сразу Виктория Петровна, — это на моей душе грех. Честно признаюсь. Но тогда так обострилась обстановка, понимаешь? Столбов исчез. Драгоценности Столбовские исчезли. Никакой ясности. Милиция сигнализирует… Крах фирмы!.. И потом за Тесли, скажу тебе откровенно, я волновалась. Как сейчас-то у них с этим балбесом?

— Я не знаю, — отказалась от пояснений Киссицкая.

Она поняла, что завучу не очень-то можно доверять. А Веньку и всю его компанию она уже побаивалась, решив для себя, что лучше с ними не связываться. Пирогова все равно не вернешь, надо вычеркнуть его из сердца и забыть навсегда. Главное для нее — в конце концов стать человеком. Хватит бузить, пора браться за ум, первое полугодие на исходе…

Разговор не клеился. Ольга пожаловалась на головную боль, Виктория Петровна не удерживала ее. Киссицкая выглядела утомленной, расстроенной, вялой. И они скоро распрощались.

13

У Оли Киссицкой последнее время голова часто кружилась, появилась незнакомая странная слабость. Она думала, что переутомилась, изнервничалась, старалась не обращать внимания на то, как быстро утомляется, а порою вдруг теряет равновесие.