Наследник - Ласки Кэтрин. Страница 22

— Где я? — вслух спросил он, и каждое слово гулким эхом отдалось у него в голове.

— Со своей матерью!

Он резко обернулся. Этого не может быть! Как она попала сюда? Может быть, он бредит и видит сон? Нира смотрела на него холодным оценивающим взглядом.

— Мы думали, ты никогда не очнешься. Но ты очнулся. Ты потерял много перьев, но все твои кости целы. Поздравляю, мой птенчик. Ты в хорошей форме и вполне в силах, — Нира помолчала, а потом закончила: — в силах совершить убийство.

— Ч-что?

— Не притворяйся, будто не знаешь, о чем я говорю! Пришло время твоей Особой церемонии, дитя мое. Скажи спасибо, что я простила тебе возмутительное поведение и дала шанс оправдать себя!

Но Нирок был настолько ошеломлен, что ничего не понимал.

— Ну? — пронзительно взвизгнула Нира. — Разве ты не хочешь поблагодарить мамочку за доброту?!

Нирок молча смотрел на мать. Языки пламени бешено плясали перед его внутренним взором. Жуткие картины сменяли одна другую, когтями рвали желудок, надрывали сердце.

— Я жду, — повторила Нира.

— Мама, мы можем поговорить наедине до начала церемонии? — собрав последние силы прошептал Нирок. — Я хочу кое-что спросить у тебя.

Несколько мгновений мать молча смотрела на него, потом медленно кивнула.

— Хорошо, мой сладкий.

Она отлетела на несколько шагов от остальных Чистых и уселась на камень.

Нирок взмахнул крыльями. Каждое движение причиняло ему невыносимую боль, ведь он потерял и сломал столько перьев… Позорно болтаясь из стороны в сторону, Нирок кое-как подлетел к матери.

Когда он опустился рядом с ней, Нира привычным жестом опустила клюв и пригладила редкие перья на своей грудке. Каждый раз, когда она делала это, у Нирока виновато сжимался желудок.

— Ну и страшилище же я! — тихонько засмеялась Нира. Ее смех каким-то чудом снял с него напряжение, и Нирок слегка приободрился.

— Я скучала по тебе, Нирок. Ты — все, что у меня есть.

— Но, мама…

— Ты — мой мир.

«Ее мир? Что это значит? — растерялся Нирок. — Что значит — быть чьим-то миром? Это и есть любовь?»

— Ты — мой союз, моя империя.

— Ты меня любишь? — спросил Нирок. Нира почувствовала, что сейчас срыгнет. Гнев и смятение промелькнули в ее черных глазах. Шрам, пересекавший лицо Ее Чистейшества, угрожающе задергался. Она попыталась произнести вслух это глупое слово — «люблю». Даже открыла клюв и выдавила из себя какой-то нечленораздельный звук, но Нирок ничего не понял.

Тогда Нира снова уткнулась клювом в перья на своей грудке. И Нирок вновь почувствовал себя виноватым.

— Любишь! Я знаю, мама, ты любишь меня.

— Ты должен стать великим, Нирок. Ты будешь не просто генералом, а королем, императором. В этом твое предназначение. Ты появился на свет в ночь лунного затмения. Со времен рождения короля Хуула на свет не появлялось более могущественной совы, чем ты, мой сын. Тебя ждет великая судьба. Я знаю это, чувствую желудком!

— Король Хуул? — переспросил Нирок. — Кто это?

— Помолчи, — перебила его мать. — Ты готов к Особой церемонии, мой… мой любимый?

«Она любит меня! — растроганно подумал Нирок. — Любит!»

— Да, мама. Да, я готов.

В тот же миг огненные картины начали бледнеть, а потом и вовсе растаяли в воздухе.

«Моя мама меня любит! — думал Нирок. — Наверное, у нее были свои причины солгать мне о смерти отца. Просто она хотела, чтобы я еще крепче любил его и еще сильнее ненавидел его врагов! Ну конечно, так оно и было».

Они вместе вернулись в кольцо деревьев, на которых уже сидели Зверобой, Жуткоклюв и другие старшие офицеры Чистых.

Нирок был так взволнован словами матери, что не сразу заметил, что очутился среди деревьев — настоящих, зеленых деревьев, которые когда-то пообещала ему мама.

— Мама, это деревья?

— Разве мама не обещала, что ты увидишь деревья в ночь своей Особой церемонии?

— Да, мать-генеральша, — радостно вскричал Нирок, вскидывая коготь в бодром Титоническом салюте.

Желудок Ниры затрепетал от гордости. Теперь она видела перед собой настоящего наследника.

— Приведите пленника! — зычно крикнула Нира. Сержант Бларик и еще одна сипуха вихрем метнулись в кусты, и вытащили оттуда пепельную сову, туго связанную плющом. Потом деловито привязали жертву к стволу дерева и отступили в сторону.

Нирок замер и вытаращил глаза.

— Филипп?

— Что еще за Филипп такой? — взвизгнула Нира.

— Нирок, лети! Улетай! — в отчаянии прокричал Филипп.

Нирок быстро-быстро заморгал, пытаясь понять, что происходит. Мир перед его глазами вдруг начал приобретать резкость — страшную, мучительную резкость.

— А я и не знала, что ты назвал Пыльнобровку Филиппом! — насмешливо процедила Нира. — Но очень скоро ты сможешь называть его по-другому. Мертвец. Просто мертвец, и все.

Нирок в недоумении обернулся к матери.

— Но я думал, это будет какое-то животное, вроде лисицы или… или…

Он не хотел произносить этих подлых слов. Только теперь весь ужас того, что называлось Особой церемонией, дошел до его сознания. И все-таки он произнес эти ужасные слова:

— … или пленник Копчушка.

Он ненавидел себя всем желудком.

Он этого не сделает. Ни за что не сделает. Это не поединок, не бой и не сражение. Это убийство. И все-таки он позволил этим словам сорваться со своего клюва, потому что не хотел думать о другом, еще более ужасном.

— Это было бы слишком просто, — спокойно пояснила Нира. — Ты почти не знаешь Копчушку, он тебе никто. Помнишь, я говорила, что первый урок ненависти дается очень просто? Тогда я научила тебя ненавидеть убийцу твоего отца, Сорена. Это оказалось просто, не так ли? Но второй урок должен быть сложнее.

Языки пламени вспыхнули в мозгу Нирока. Желудок его содрогнулся, и он услышал собственный крик:

— Но Сорен не убивал моего отца! Это сделала бородатая неясыть! Ты с самого начала лгала мне. Все это ложь, ложь…

— Кто ему сказал? — завизжала Нира и в бешенстве обернулась к своим лейтенантам.

— Никто мне не говорил. Я увидел это в огне, — проухал Нирок. — И я никогда не убью Копчушку… или Филиппа. Никогда.

— Но ты должен! — завизжала мать. — Ты должен доказать, что достоин Титанического Союза. Достоин быть сыном империи! Для этого ты должен убить кого-то, кто тебе близок. Ты обязан принести жертву!

Новая картина вспыхнула перед глазами Нирока. Он увидел дупло высокой ели в незнакомом зеленом лесу. Он увидел дух птенцов, один из которых еще не умел летать. Старший птенец подкрался к младшему и выпихнул его из дупла. Этим птенцом был его отец, Клудд. И это была его Особая церемония.

А потом Нирок увидел огромный белый лицевой диск, такой белый, что он затмевал своим светом луну. Это была его мать, Нира.

«Ты сделал это, Клудд. Ты сделал это! Ты еще так молод, но ты справился. Теперь ты можешь лететь с нами».

Это случилось много лет назад. Отец Нирока показал себя достойным, потому что попытался убить родного брата.

Нирок повернул голову и устремил на мать пылающий взгляд своих черных глаз.

— Мама, я никогда этого не сделаю. Никогда.

— Никогда? — вскрикнула Нира. Она распростерла крылья, низко наклонила голову и холодно отчеканила: — А если я убью тебя?

— Лети! — отчаянно закричал Филипп. — Спасайся! Брось меня, я этого не стою!

— Он прав, — засмеялась Нира. — Эта вонючая копчушка не стоит того, чтобы мы с тобой поссорились.

— Каждый стоит того, чтобы жить, — ответил Нирок и сам удивился своим словам. Он говорил устало и спокойно, как взрослый.

Нира, казалось, тоже заметила произошедшую с сыном перемену. Жуткоклюв повернулся к ней и осторожно сказал:

— Мать-генеральша, возможно, есть другой выход…

Нира стремительно обернулась к свите.

— Пошли вон, все! Прочь! Я должна поговорить с сыном наедине.

Жуткоклюв взмахнул крыльями и поднялся в воздух. Зверобой, Док Яроклюв и другие офицеры молча последовали за ним.