Последний подарок - Усачева Елена Александровна. Страница 10

Невысокую фигурку, застывшую между кладбищенских оградок, она заметила не сразу. Он чуть поклонился Кате, а значит, увидел ее первым. И вдруг оказался возле нее.

— Здравствуй, Катя!

Она успела испугаться. Страх крылом бабочки мазнул по ее душе, заставил сильнее забиться сердце. Но голос, такой осторожный, такой вкрадчивый, прогнал малейшие сомнения.

— Я думала, ты меня обманываешь. — После долгого сидения Катя никак не могла подняться. — Где твоя лошадь? Я не услышала, как ты подошел.

Виктор стоял, потупив глаза. И ей показалось, что она видит, как вместе с глазами опускаются уголки губ, как сникают плечи, хотя разглядеть все это впотьмах она, конечно, не могла.

Виктор чувствовал, что проигрывает эту игру, что в каждом его слове, в каждом поступке Катя пытается найти подвох.

— Я рад тебя видеть, — заговорил он осторожно. — Извини, я не успел подготовиться к твоему приходу.

Катя быстро вскинула на него глаза. Уверенность в том, что она поймала его на обмане, испарялась.

Сомнения все глубже пробирались ей в душу. Но решимости доказать обратное в ней не убавилось.

Виктор переступил с ноги на ногу. Глазами он невольно зацепился за начавшие уже желтеть стебельки у края тропинки.

— Пшеница.

— Что?

— Здесь выросла пшеница. — Против своей воли он снова нашел глазами отяжелевшие спелым зерном стебельки. Обойти бы их, но непреодолимая сила заставляла его пересчитывать тонкие былинки.

— Пшеница? — Удивление подняло Катю на ноги.

— Я сейчас… только обойду, — пробормотал Виктор, хотя глазами все еще цеплялся за подсохшие травинки. Одна, две, три, четыре… Сбился и снова — одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь, одна заслонила другую, восемь, девять…

— Что ты делаешь? — Катя стояла неподалеку, вглядываясь в его прячущуюся в темноте фигуру.

— Считаю.

Двадцать семь, двадцать восемь… Вопросы сбивали его, хотелось отмахнуться от них, как от назойливых летучих мышей.

— Пшеницу?

Виктор силой заставил себя оторвать взгляд от тонкого частокола травы.

— Дай мне руку, — прошептал он, чувствуя, что еще мгновение, и его снова затянет водоворот счета. Это было проклятье всех вампиров, стоило перед ними оказаться любым злакам, как они начинали их считать.

— Ты считаешь колоски? — Это было настолько неожиданно, что Катя пропустила его просьбу.

— Руку! — процедил он сквозь зубы.

Она услышала его. Потянулась навстречу чуть вздрагивающим пальцам, поразилась их холоду и окаменелости.

— Спасибо.

Виктор стоял рядом.

— В чем обман? — Катя вглядывалась в его спокойное красивое лицо.

— Обмана нет, — качнул он головой. — Ты пришла убедиться в обратном?

— Я тебе не верю! — Кате захотелось оттолкнуть его, убежать, но вместо этого она шагнула вперед, впилась глазами в его идеально ровную кожу, в алые губы, в разлет соболиных бровей, в бархатные ресницы.

— Верить надо только в одно — мою любовь. — Виктор протянул вперед руку, ладонью вверх, словно та самая любовь, о которой он сейчас говорил, лежала у него, запутавшись в пальцах.

— Пойдем, я познакомлю тебя с моими родителями, — Катя поманила Виктора за собой. — Они уже наверняка ищут меня, волнуются.

— Давай сделаем это в другой раз.

— Ну почему же? — Катя с волнением снова взяла его за холодные пальцы. — Пойдем. Ты совсем замерз. У нас дома тепло.

Виктор мягко отобрал у нее свою руку, улыбнулся. Он понимал, что Катя специально не хочет принимать очевидную правду. Ей удобней думать, что он простой человек.

— Останемся, ночь такая короткая.

— Да, да, скоро глубокая ночь, поэтому надо торопиться, — закивала Катя. Она повернулась, чтобы уйти, но Виктор шагнул ей наперерез, потянулся к ее щеке.

— Катя, я люблю тебя! У меня есть только мое чувство, все остальное принадлежит ночи. Я вампир!

— Нет, — Катя попятилась. — Ты простой человек. И я… я тоже тебя люблю.

— Я готов ради тебя сделать что угодно, но ты должна принять мою сущность.

— Нет! — Она отходила, но при этом продолжала крепко держать его за холодную руку. — Ты замерз. Пойдем, я тебя отогрею.

— Меня невозможно согреть. Мой холод идет изнутри.

— Неправда! — Она тянула его как упрямый ребенок, у которого пытаются отнять игрушку, а он не дает. Но перетягивание было односторонним. Виктор стоял не шевелясь, хотя Катя изо всех сил пыталась сдвинуть его с места.

— Посмотри, какая луна!

Виктор поднял голову наверх, и Катя тут же забыла о том, что хотела увести его в дом. Луна и правда была великолепна. Тяжелым оранжевым мячом она висела над горизонтом, словно предлагала сыграть в дьявольскую игру.

— Луна? Где? — Катя обернулась, но сквозь легкую дымку ничего особенного не увидела. Размытый диск луны прятался от ее глаз, не обладающих способностью видеть так, как видят его глаза.

— Пойдем! — Виктор взял девушку за руку и повлек к реке. — Ты сейчас сама все посмотришь!

Ей показалось, что от скорости в ушах засвистел ветер. Они уже стояли на берегу, и Катя мгновенно забыла, как очутилась тут, словно для нее было нормально совершать такие головокружительные прыжки.

— Река переливается! — Он коснулся водной глади, капли, как крупные жемчужины, ударились о воду, рассыпались искрами, заблистали в свете луны.

— Тут темно, пойдем, — попросила Катя, для которой игра с водой значила не больше, чем обыкновенный плеск. С таким ведро падает в колодец, постиранное белье полощется в чистой проточной воде.

— Посмотри на этот мир!

Виктор развел руками, и уже через секунду они стояли около леса. Катя крепко держала его за плечи, запрещая себе думать о чем-либо другом, кроме как о Викторе. О том, что они так быстро перемещаются, она тут же забывала, словно этого и не было. Она улыбалась. Она ему не верила.

— Ночь — это ночь, здесь ничего не может быть видно, — Катя старалась говорить уверенно.

— Мне видно! — Он склонился к ней. — А если захочешь, будет видно и тебе!

— Ночь для сна, не для прогулок, — упрямо тянула свое Катя, категорически отказываясь принимать уже несколько раз доказанную ей истину.

— Ночь для таких, как я.

— Нет, — не соглашалась Катя, хотя продолжала идти за Виктором.

Они углубились в лес. Совы встречали их уханьем, ночные цветы склоняли головки, зазевавшиеся светляки поскорее уступали дорогу.

— Ты меня обманываешь! — как заклинание твердила Катя.

Они уже который час кружили по лесам и полям, и Катя все еще не верила вампиру. Она видела его горящие чернотой глаза, его губы, с которых падали сладкие слова любви, уверенное выражение лица, скупую улыбку, чувствовала сильные руки, твердую походку, невероятную выносливость. И все это ей казалось таким человеческим, таким настоящим.

Виктор все шел и шел вперед, сам уже не понимая, куда и зачем он направляется. Он доказал, что может все, показал еще не виданные никем сокровища земли, но в ее глазах так и не появилось доверия. Там навсегда поселилась настороженность.

Короткая летняя ночь заканчивалась. Горизонт на востоке набухал чернотой, готовой вот-вот прорваться первыми лучами солнца, окраситься кровью рождения нового дня.

— Мне пора уходить.

Виктор гладил ее лицо, трогал пальцами мягкую теплую кожу, вдыхал ее запах, после прогулки в лесу очищенный от посторонних примесей, пряно-сладкий, тягучий, похожий на аромат летней прогретой воды.

— Останься! — Катя была убеждена, что Виктор сам не догадывается, насколько он человек. — Ты зря боишься.

— Я приду вечером. — Незаметно для Кати Виктор вел ее обратно к селу. — Дождись меня.

— Не уходи. — Кате казалось, что она крепко сжимает его руку, хотя для Виктора это было всего лишь незначительным касанием.

Они уже стояли около ее дома.

— Прощай!

— Подожди чуть-чуть, — умоляла она.

— Я должен переждать день. Солнце меня убьет.

— Твои дела подождут. — Катя его не слышала.

— Мое дело — вечная жизнь, — горько усмехнулся Виктор. — Вампирам вреден дневной свет.