Острова и капитаны - Крапивин Владислав Петрович. Страница 129
Наконец Егор сказал, водя пальцами по стеклу:
— Хоть убей, не понимаю, зачем тебя понесло провожать меня в такую даль.
— Чисто эгоистические соображения: если буду знать, что ты домой добрался нормально, спокойнее спать стану…
— А что со мной может случиться? — сказал Егор с легкой ноткой презрения к трусости Михаила.
— Да ничего. Я же говорю: просто мне спокойнее…
— Ну-ну, — сказал Егор и зевнул. Потом съязвил: — Ты, наверно, забыл, что я не беглец из интерната, а ты не конвоир.
— Какой же я конвоир? Наоборот… Видишь, даже в штатское оделся. — Михаил изо всех сил старался держаться ровного и мягкого тона. Потому что все еще надеялся: вдруг повернется разговор иначе? Вдруг откроется в этом мальчишке что-то знакомое, родное? Но губы Егора Петрова, которые умели расползаться в такой милый улыбчивый полумесяц, теперь были вытянуты в прямую черту.
… Эти прямые губы и абсолютно спокойные глаза сперва казались Михаилу ненастоящими. Маской. Оно и понятно, говорил себе Михаил. В четырнадцать лет кому хочется показывать волнение? А в этом случае особенно. После такого знакомства в кабинете директора! Вот и смотрит братишка независимо и вроде бы безучастно. А в душе небось клубок сомнений, вопросов, тревог и… может быть, и радости? Ведь свой же, в конце концов! Примчался же, черт возьми, из другого города!
… В первый миг, увидев Егора, Михаил качнулся к нему, взял за плечи.
— Ты… Егор… — Он чуть не сказал «Егорушка». — Надо же… Значит, она все сказала?
— Кто? — Егор медленно посмотрел из-под низко надвинутой вязаной шапки с этой вездесущей идиотской надписью «ADIDAS».
— Ну… мама твоя. Алина Михаевна…
— А… — Он улыбнулся тогда первый и последний раз. — Нет, она ничего не говорила. Это дело техники…
И он вытащил из-под куртки серебристый «Плэйер».
— Д-да… — озадаченно сказал Михаил. Ох как нехорошо это все его царапнуло. Он не удержался: — Ты, я вижу, тертый мужик… — И спохватился: «Ох, дубина, зачем так?»
— Жизнь такая, — разъяснил Егор. — К тому же век электроники…
— Что и говорить, — улыбнулся Михаил (и со страхом поймал себя, что улыбка получилась чуть ли не заискивающая). — Ты современный юноша…
— Хочешь послушать? — спросил «современный юноша», никак не отозвавшись на улыбку. И вынул дужку с мини-наушниками.
— Подожди. — Михаил оглянулся на изнемогшую от любопытства Агашу, на чуткого дежурного у входа. — Пойдем отсюда…
За низким зарешеченным окном был виден сквер с ярко-желтыми березами. День был не холодный и к тому же сделался разноцветный — пробилось солнце.
В сквере они сели на усыпанную листьями скамейку.
— Хочешь послушать? — опять сказал Егор, и Михаил с удовольствием отметил, что брат говорит ему «ты».
— Послушать?.. Да я и так помню разговор… Ловко ты сработал с этой машинкой. Оперативник, да и только…
Егор пренебрежительно спросил:
— Видимо, с милицейской точки зрения это комплимент?
— Ну что ты ерничаешь, Егор… — осторожно проговорил Михаил (а сердце перестукивало, щеки теплели от тревожной радости). — Ну, давай, я послушаю.
— Я не оперативник. Просто машинка была под рукой, вот и нажал кнопку… На.
Михаил снял фуражку, надел крошечные холодные наушники. В них что-то шелохнулось, и сразу возникло ощущение пространства — с шорохом шагов, шелестом портьеры. Да, техника. Действительно стерео. Если закрыть глаза — полное впечатление, что находишься в комнате и два человека говорят в разных углах.
Свой голос Михаилу показался чужим, так всегда бывает, если слышишь себя в записи. Но Алину он представил как живую.
«Я вас слушаю… Он что-то натворил?»
«Алина Михаевна, вы меня, конечно, не узнаете. А я вас сразу узнал. В шестьдесят седьмом году в Севастополе, помните?.. Меня тогда звали Гай…»
Молчание… Молчание, молчание. Но не глухое. Тончайшие ферромагнитные чешуйки отпечатали еле слышное дыхание двух людей. И как шевельнулся под Михаилом стул.
«Да… — наконец сказала Алина. — Действительно, вас не узнать…»
И снова молчание. Полное холодными вопросами: «Ну, и что же вам надо от меня? Вы понимаете, что я не жду от вашего визита ничего, кроме осложнений? Вы понимаете, что у меня нет желания вспоминать и вас, и тот шестьдесят седьмой год?»
Он это понимал. И спросил сразу — будто головой в парашютный люк:
«Алина Михаевна, Егор — сын Толика?»
И моментально:
«С чего вы взяли?.. Господи, с чего вы это взяли?!»
«Мы же не дети, Алина Михаевна… День рождения — первое июня… Кто еще мог быть его отцом?»
«Вы… Простите, но вы как-то очень уж примитивно рассуждаете».
Он, кажется, позволил себе улыбнуться. Чуть-чуть.
«Алина Михаевна, это не я такой примитивный. Это законы природы…»
Снова тревожная тишина. И вдруг резкий вопрос: «Ну, и что вы хотите?»
«Что… Вы и сами понимаете. Знать хотелось бы…»
«Но вы и так уже знаете… — Михаил вспомнил, как она стала покусывать пухлые губы. — Вы, простите, высчитали… И разыскали… Видимо, это ваша специальность…»
«Я понимаю, что мой приход вас не радует… Но меня-то понять вы можете? Если это так, то Егор — мой двоюродный брат».
«И что из того? Вы узнали о нем случайно. И двоюродный — не родной…»
«Он — сын Толика. А Толик для меня…» — Ох как не вовремя, как по-дурацки у взрослого мужика что-то по-детски сорвалось в горле… Она сказала помягче:
«Как все это неожиданно… И долго вы нас искали?»
«Боже мой, да совсем я вас не искал! Был в школе по служебным делам, директор говорила с вами по телефону, я услышал ваше имя, вспомнил…»
«Значит, нелепая случайность».
«Нет… — Михаил слегка ожесточился. Особенно на слово «нелепая». — Думаю, так или иначе наши пути пересеклись бы. Все-таки в одном краю живем. Вы и с Толиком то познакомились именно поэтому, он мне рассказывал. Вы с ним разговорились, когда он узнал, что ваш брат живет недалеко от Среднекамска…»
«У брата почти такая же судьба, он погиб в катастрофе…»
«Простите, я не знал…»
«Не в том дело. Если бы не этот разговор в школе…»
«Но он случился».
«К сожалению…»
«Все-таки… — Михаил вспомнил, как с резиновой натугой произнес это «все-таки». — Что же здесь плохого? Чем я могу повредить вам и Егору?»
«Извините, я не помню вашего… настоящего имени…»
«Михаил».
«Михаил… и?..»
«Михаил Юрьевич, если угодно».
Она скользнула тогда по нему глазами.
«Я понимаю, — сказал Михаил. — Такому имени более соответствовал бы изящный мундир поручика Тенгинского полка, а не потертый пиджак милицейского сержанта… Но дело не во мне…»
Вздох.
«Дело именно в вас… Вы сотрудник милиции и должны знать юридические нормы. Законы… Тайна усыновления охраняется законом. Кто ее нарушит…»
«Я не нарушу. Не за тем пришел. Не бойтесь». — Это в нем уже закипела досада.
«Вы должны меня понять, Михаил Юрьевич… Моя… мое знакомство с Анатолием было… оно коротким было. Почти что случайным. А Виктора… моего нынешнего мужа я знала еще задолго до того. Хорошо знала… когда он вернулся из плавания, то ни в чем не упрекал меня. Мы поженились, будто ничего не было, он любил меня. Даже его родители не догадывались, что Егор не его сын. И сам Виктор ни разу… ни намеком, ни словечком про это не напомнил. Ни мне, ни себе. А вы хотите сейчас…»
«Ничего я не хочу, Алина Михаевна… Но как бы вы поступили на моем месте, если бы узнали… про такое…»
«Ох, не знаю… Михаил Юрьевич. Я женщина, и вот на меня вы свалили… все это. Сразу, неожиданно».
«Простите… Но была еще женщина, мать Толика. Я думаю, она прожила бы гораздо больше, если бы знала, что у Толика остался сын, ее внук».
«Может быть… Честно говоря, я не думала об этом…»
«Верю», — вздохнул он.
«Да. Вы можете осуждать меня, но прежде всего я думала о своей семье. Так устроены женщины».
«Не все…»
«Можете осуждать меня», — опять сказала она.
«Алина Михаевна… Разве я пришел, чтобы осуждать?»