Острова и капитаны - Крапивин Владислав Петрович. Страница 34
— Да, тут еще такое дело… Там сразу на первом листе… Ты знаешь, что такое эпиграф?
— Это… ну, такие строчки в начале книжки, да? Из какого-нибудь другого рассказа или стихов…
— Вот-вот… Ну, и так уж получилось у меня… Видишь ли, ты мой первый читатель. И стихи у тебя очень подходящие. В общем, я, как говорится, взял на себя смелость… сделал их эпиграфом к повести. Если ты не возражаешь.
— Ой… — У Толика щекам стало горячо от радости и благодарности. — Но ведь это еще не такие… не настоящие стихи.
— Как тебе сказать… Они хорошие. Для моей повести — очень хорошие. Самые подходящие. Я так и подписал: «Четвероклассник Толик Нечаев, первый читатель этой повести». Можно?
— Конечно… Только я ведь уже в пятый перешел.
— Это неважно. Когда писал стихи — был четвероклассник. Будешь потом расти, а в стихах останется твое детство… А?
— Ладно, — прошептал Толик. — Но я боюсь немного…
— Чего?
— Вдруг мама не разрешит. Скажет: куда тебе в настоящую книжку… Скажет: не заслужил еще.
Курганов медленно проговорил:
— Во-первых, ты очень заслужил…
Толик нерешительно поднял глаза:
— Чем?
Курганов будто не услышал. Сказал:
— А во-вторых, маму мы уговорим.
Толик совсем не боялся засады. Ему казалось, что он пробыл у Курганова чуть ли не полдня. Кто же станет караулить его столько времени?..
Попался он, когда миновал сад и перекресток.
Мишка, Рафик и Люська прыгнули из-за пустого киоска. Семен выбрался из рассохшейся бочки, что валялась у изгороди (бочка при этом развалилась). Олег и Витя подскочили сзади.
Обступили плотно.
Толик притиснул к животу тяжелую папку.
— Ребята, вы что! Я сейчас не играю!
— Мы тоже не играем, — разъяснил Олег. — Мы в самом деле берем тебя в плен.
— Но я сейчас не могу! У меня важное дело!
— Ай-яй-яй, — медовым голосом сказала длинноногая Люська, и глаза ее были безжалостны. — А нам-то что? Тащите его, робингуды.
Семен влажными ладонями ухватил Толика за локти.
— Но я же правда не могу! Мне домой надо! Вот видите — папка? В ней важные документы, у меня мама машинистка!
— Вот и посмотрим, что это за документы! — обрадовался Рафик. Синие глаза его засияли лучистым любопытством.
— Там, наверно, тайные планы против нас, — выдохнул Семен.
Они не понимали! Им нужны были тайны, охота за шпионами, чтобы жизнь была интересной! А ему как быть? Если отберут или растреплют рукопись, растеряют листы, что он скажет Арсению Викторовичу?
«Ты мне всегда приносишь удачу…» Принес удачу!
— Вы какие-то совсем глупые, — с тихим отчаянием проговорил Толик. — Сейчас ну нисколько не до игры. Если с папкой что-то случится, знаете что будет? И мне, и вам…
— Ох как страшно, — хихикнула Люська.
Но Олег сказал:
— Нам твоя папка не нужна, если в ней ничего про нас нет. Ты сам нам нужен.
— Да зачем?!
— Как зачем? Протокол-то еще не дописан, — вредным голосом напомнила Люська.
— Мы так и не выяснили, кто ты такой, — махнув ресницами, разъяснил Витя.
— Ну, Толька я! Нечаев Анатолий! На Запольной живу!
— А зачем говорил, что Липкин? — сказал Семен. — Липкина-то мы знаем.
— Я думал, что игра такая: раз попался в плен, надо обхитрить… А теперь же не игра!
— А зачем по нашим улицам ходил, если ты с Запольной? — вмешался Рафик. — И все высматривал.
— Да не высматривал я! Просто гулял!
— Подозрительно это, — решил Олег. — Надо все выяснить до конца и записать. Пойдешь добровольно?
Толик решился на крайний шаг:
— Знаете что? Я папку отнесу и приду! Сам приду, честное слово! Честное пионерское! Вот, за звезду держусь! — Он вырвал у Семена локоть и взялся за звездочку на пилотке. И подумал: будь что будет, лишь бы с рукописью не случилось беды.
Но Олег сказал:
— Не выйдет. Ты уже давал слово и нарушил. Сказал, что не убежишь, а сам драпанул.
— Да еще штаб развалил! — весело добавил Рафик.
Толик искренне возмутился. Так, что даже бояться забыл:
— Вы что врете! Я слово дал, что не убегу, пока вы меня по улице ведете! А больше никакого слова не было!
— Выкрутился, — сказал Олег. — А сейчас опять слово дашь и снова потом причину выдумаешь уважительную.
— Как наш Шурка! — вспомнил Мишка. — Сперва пообещает, а потом: «Мама не пустила. Разве можно не слушаться маму?»
«Шурка-то ваш лучше вас всех», — подумал Толик, вспомнив честные глаза курчавого мальчишки. И сказал насупленно:
— Он тоже ни в чем не виноват. А вы все на него.
— Виноват или нет, мы сами разберемся, без посторонних, — сказала Люся.
— Конечно, — подтвердил Олег. — Хотя… почему без посторонних? Вместе с ним и разберемся. — Он кивнул на Толика. — Пускай доказывает, что наш милый Шурочка ни в чем не виноват.
— Как? — удивился Толик.
— Он за тебя заступился, когда мы тебя поймали? Заступился. Вот теперь ты заступайся, раз он тебе так нравится.
Толик хотел спросить: откуда они взяли, что совсем незнакомый Шурка ему нравится? Но спросил вместо этого:
— Да как заступаться-то?
— Очень просто: Докажи, что ты не разведчик и он тебе ничего про нас не рассказывал.
— Опять вы одно и то же… — безнадежно проговорил Толик. — Как еще доказывать? Головой о забор, что ли, стукаться?
— Стукаться не надо, — спокойно растолковал Олег, а остальные внимательно слушали командира. — Приходи сегодня в штаб, когда мы с Шуркой будем разбираться. Там все и объяснишь подробно… И никакого слова от тебя не надо. Придешь — хорошо. Не придешь — значит, будет Шурка изменник, а ты трус.
— Во сколько приходить-то? — сердито спросил Толик.
КЛЯТВА ШУРКИ РЕВСКОГО
Выхода не было.
То, что Олег и вся компания могут посчитать его трусом, Толика не очень волновало. Хуже, что и сам про себя он будет думать так же, если не выполнит обещания. А от себя не спрячешься.
А если пойдет, какие еще испытания устроит пленнику компания, которая называет себя «отряд» и «робингуды»?
Может, взять Султана? Но сразу скажут: испугался один-то идти…
А может, ничего страшного не будет? Вроде бы неплохие пацаны. Конечно, гонялись, в плен брали, допрашивали, но это потому, что он не из их компании.
В том-то и дело, что не из их…
Интересно бродить по незнакомым переулкам и делать открытия, но все один да один… Толик теперь чувствовал, как наскучался он за две недели каникул без друзей-приятелей.
Но откуда он взял, что отряд Олега захочет принять к себе мальчишку с дальней улицы? Пока они его чуть ли не шпионом считают. Допрос готовят… Ну и пусть!
Робость и гордость перепутались в Толькиных чувствах. И жутковато было, и любопытно. От всех переживаний рубчик под коленкой чесался почти беспрерывно. Толик с нетерпением ждал вечера. Олег сказал: «В восемь часов…»
В семь пришла мама.
Вопреки ожиданиям Толика, мама не высказала восторга, когда узнала о рукописи Курганова. Даже известие, что Арсений Викторович сделал стихи Толика эпиграфом, ее не тронуло. Мама сухо спросила, с каких пор Толик стал решать за нее вопросы насчет работы.
Толик упал духом:
— Я думал, ты захочешь. Ты же раньше всегда ему помогала… Он книжку написал, а ты…
— Я, конечно, напечатаю. Но не нравится мне твоя излишняя самостоятельность. Лучше бы ты тратил ее на домашние дела. Пол не метен, посуда не мыта, а я и так кручусь…
— Ма-а, я все сделаю!
— Сделаешь ты… За собой-то последить не можешь. Посмотри на себя: исцарапанный, перемазанный, на майке дыра…
— Ма-а, я зашью!
— Воображаю… И еще имей в виду: будешь мне раскладывать копирку. Сколько экземпляров просил Арсений Викторович?
— Д… три. А ты сегодня начнешь печатать?
— Может быть, мне бросить все дела? У меня в машбюро полно работы, сегодня приду после десяти…