По ту сторону - Самсонов Семён Николаевич. Страница 31

Договорились так: если до сумерек Костя не появится, они скажут Эльзе Карловне, будто он утром угнал скот и не вернулся.

Шура рассказала Люсе обо всём, что произошло ночью, и девочки также не находили себе покоя. От имения Эйзен совсем недалеко до лагеря. Гестаповцы с ищейками могли появиться в любую минуту.

Люся постоянно стирала бельё всех ребят. Поэтому ещё на рассвете, как только они вернулись, забрала у них одежду и замочила в корыте, как обычно делала перед стиркой. Так они договорились заранее. Промокшая, грязная одежда могла вызвать подозрение, если вдруг нагрянут с обыском гестаповцы.

В середине дня девочки услышали треск мотоциклов за воротами. Шура выбежала во двор и сквозь щель в заборе увидела, как по дороге в сторону леса пронеслось несколько мотоциклов с вооружёнными солдатами.

— Ищут! — сообщила она Люсе.

— Где ищут?

— Там, в лесу… Я мотоциклы сейчас видела, туда проехали.

Тревога ребят усилилась, когда вечером выяснилось, что Костя так и не вернулся и группа пленных, ушедших с ним, так же неизвестно где. Пленные из группы Павлова, прятавшиеся в скирдах, ночью должны были уходить дальше, но сам Павлов, раненный в ногу, идти не мог.

Больше всего Вову беспокоило отсутствие Кости. По указанию Павлова, никто из ребят не должен был бежать с пленными, чтобы этим не навлечь беду на тех, кто оставался в имении.

Вове не спалось. Он встал с постели, вышел и тихонько постучал в каморку девочек. Они ещё не спали. Вова рассказал им о своих опасениях. Все хорошо понимали: как только Эльза Карловна узнает о побеге Кости, им не миновать новых допросов, а то, чего доброго, и прямого подозрения в соучастии в побеге пленных.

Долго говорили, прикидывали, советовались и, наконец, по предложению Шуры, решили объявить Эльзе Карловне, что Костя утонул. Костину фуражку и старый пиджак Жора должен был взять с собой и бросить на берегу реки там, где они обычно поили скот. В карман пиджака ребята положили записку, составленную Вовой.

Вова попросил девочек приготовить для Павлова чистых тряпок и, если можно, достать какое-нибудь лекарство.

— Хорошо бы марганец!

— Знаю, — ответила Шура, — но где его взять?

— А у Эльзы нельзя?

— Была не была! Попробуем! — решила Люся.

— Понимаешь, Люся, — стараясь сохранять спокойствие, объяснял Вова, — надо осторожно, очень осторожно… Если Павлова обнаружат, его ведь сразу расстреляют. Да и нам всем — конец.

Пленные должны были в эту же ночь забрать продукты, спрятанные в скирдах, и уйти. Павлов волей-неволей до выздоровления оставался на попечении ребят. Он приказал Вове не приходить к нему, пока всё не уляжется и ребята не убедятся, что опасность миновала.

…А группа Бурыкина за ночь ушла далеко.

Костя ни словом не обмолвился с Бурыкиным о своём желании продолжать путь с ними, но про себя решил: «Как только доберёмся до места, посоветуюсь с Вовой и честно скажу ему, что хочу бежать вместе с пленными.

Перед рассветом группа Бурыкина вышла к реке, километрах в двадцати от лагеря, и во время короткого отдыха в лесу приняла решение продолжать путь самостоятельно.

Костя чувствовал себя очень скверно. За ночь он многое взвесил и, когда представил себе, что побег его может навлечь беду на друзей, ужаснулся: «Как я раньше не подумал об этом? Нет, я не смогу оставить в опасности Вову, Жору и девочек».

Ему вспомнилось всё: и смерть Ани и отъезд Юры в лагерь. «Вот я, возможно, доберусь до родных, а они, мои верные друзья, останутся у Эльзы Карловны и, может быть, все погибнут, как Аня и Юра».

Костя решил рассказать Бурыкину о своих мыслях и планах и попросить разрешения вернуться к товарищам, в имение. Бурыкин хорошо понял Костю, но, подумав, решил, что отлучка мальчика, конечно, уже обнаружена. Если он вернётся, его могут подвергнуть допросу и пыткам, а это может погубить не только Костю, но и всех его товарищей. И Бурыкин, отрицательно покачав головой, взял Костю за плечи:

— Возвращаться тебе, Костик, теперь уже нельзя. Придётся идти с нами.

Слушая Бурыкина, Костя соглашался с ним, но у него уже не было той радости, какую он испытывал до побега, думая о своём возвращении на Родину. Ведь Вова и остальные ребята могут счесть его трусом и эгоистом. А на самом деле он всегда был с ними заодно, думал о них и своей осторожностью лишь старался уберечь их от излишних несчастий. И, чем дальше он уходил, тем сильнее росла в нём тревога за судьбу покинутых друзей. Они становились для Кости всё дороже и роднее. Он теперь совсем не думал, не беспокоился о себе, хотя путь, предстоявший ему и пленным, был более опасен, чем жизнь в имении.

…На другую ночь Павлов провожал своих товарищей в дальний путь на восток.

— Пробирайтесь осторожно, больше ночами, — напутствовал он. — Не теряйте друг друга из виду. Взаимная выручка во всём. Доберётесь до Польши — там будет легче, найдутся люди, которые помогут. Больше выдержки, товарищи!

Павлов, большевик, крепкий духом человек, считал, что из-за него никто не должен задерживаться. Один из пленных хотел остаться с ним, но Павлов на правах старшего группы приказал ему идти. И добавил уверенно:

— За меня не беспокойся. Я доберусь, как только окрепну, а тебе рисковать не следует.

Выходили пленные из скирды поодиночке. Павлов, превозмогая боль, вылез проводить товарищей. Когда все один за другим скрылись в ночной мгле, Павлов вздохнул с облегчением. Но физически он чувствовал себя очень плохо. Боль в ноге усиливалась и разливалась по всему телу.

«Эх, чёрт возьми, хоть бы марганцем промыть!» — думал Павлов. Ночь тянулась медленно. Наконец, сверху сквозь солому пробился луч утреннего солнца. Павлову страшно хотелось вылезть наверх, но это могло стоить жизни. «Как там сейчас у ребят?» — беспокоился Павлов. С каждым часом ему становилось всё хуже. Он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

Поздно вечером ребята решили ещё на день отложить разговор с фрау Эйзен об исчезновении Кости. Может быть, Эльза Карловна не заподозрит тогда, что пропажа мальчика связана с происшествием в лагере военнопленных. Шура заметила, как мимо окна прошёл старик.

— Лунатик идёт! — известила она.

— К нам? Сюда? — забеспокоился Вова.

— Кажется.

Но старик медленно прошёл мимо.

Поужинав, Жора и Вова пошли на голубятню и внезапно столкнулись на лестнице со стариком. Оказывается, он уже побывал у них наверху, но мальчики не придали этому особенного значения. Потом старик пошёл в каморку девочек, открыл дверь, посмотрел и молча удалился.

Вова и Жора уже засыпали, когда старик снова вошёл к ним и включил свет. Ребята открыли глаза. Лунатик забормотал, указывая на пустое место, где обычно спал Костя. Вова развёл руками. Старик свирепо оглядел Вову, повернулся и вышел. Вскоре прибежала запыхавшаяся Люся:

— Вова, ведьма тебя вызывает.

— Ну, кажется, начинается! — произнёс Вова упавшим голосом.

— Вот это да! Старый чёрт пронюхал! — Жора тоже начал одеваться.

— Ты, Жорка, сиди тут — не надо показывать, что мы встревожены, — сказал Вова, уходя с Люсей.

Жора погасил свет и прилёг на постель.

…Вова вернулся хмурый, Жора вскочил.

— Ну, что она?

Понимаешь, рычит: «Ти руссиш швайн, ти руссиш швайн, пошему молчать, собак? Где этить фаш Костя?» А потом — бац меня по лицу, сама трясётся, красная, как рак, слюной брызжет…

— А ты что сказал?

— Я сказал, что не знаю. Ушёл Костя куда-то вечером и пропал.

— Правильно.

— Правильно или неправильно, а, кажется, завтра будет нам баня…

Ребята притихли. Вове хотелось сейчас же сбегать к Павлову за советом. Но этого нельзя было делать. Павлов не велел приходить, да и сам Вова понимал, что встречаться сейчас с Павловым он не имеет права — это может погубить всех: Лунатик ходит за ребятами по пятам.

Утром приехали гестаповец с переводчиком. Первым допрашивали Вову. Он заявил, что Костя последнее время чуждался их, ходил скучный, а при встрече за завтраком и за обедом говорил, что сделает с собой что-нибудь, как та девочка, которая повесилась.