Энн в Грингейбле - Монтгомери Люси Мод. Страница 42

Миссис Рэйчел и Марилла удобно уселись в креслах, а Энн заварила чай и подала печенье, которое заслужило одобрение даже миссис Рэйчел.

— Надо признать, что Энн стала домовитой девочкой, — признала она, когда Марилла пошла ее провожать до конца дорожки. — Тебе, наверное, стало легче управляться с домом?

— Да, она мне очень помогает, — ответила Марилла, — и на нее теперь спокойно можно положиться. Я боялась, что она вырастет растяпой, но она стала совершенно другой, ей теперь что угодно можно доверить.

— Если бы три года назад, когда я увидела ее в первый раз, мне сказали, что из нее вырастет такая толковая и милая девушка, я бы ни за что не поверила, — призналась миссис Рэйчел. — Какой она тогда закатила скандал! Вернувшись домой, я сказала Томсу: Марилла еще горько раскается, что взяла к себе в дом эту девчонку. Но я ошиблась, и охотно это признаю. Я не из тех людей, которые отказываются признавать свои ошибки. Удивительно, как она за эти три года изменилась к лучшему, и особенно внешне. Энн стала просто миленькой, хотя мне и не очень нравится этот бледный большеглазый тип красоты. Я предпочитаю более ярких девушек, вроде Дианы или Руби Джиллис. Руби — такая красотка. И все-таки… я не знаю, как это получается, но когда видишь их всех вместе, то рядом с Энн, хотя она совсем не такая красивая, они обе кажутся какими-то простоватыми, немного вульгарными — как огромные красные пионы рядом с июньскими лилиями, которые Энн называет нарциссами.

Глава двадцать девятая

ВЗРОСЛЕНИЕ

Энн провела летние каникулы в свое удовольствие. Они с Дианой почти совсем не бывали дома и пропадала все время в лесу и на пруду. Марилла совсем не возражала против такого образа жизни. Дело в том, что доктор из Опенсервейла, который приезжал на вызов, когда Минни заболела крупом, встретив Энн у одного из своих пациентов в начале каникул, внимательно на нее посмотрел и велел матери пациента передать Марилле следующее: «Вашей рыжей девочке надо провести лето на свежем воздухе, и не разрешайте ей читать книжки. Мне не нравится, какая у нее усталая походка».

Марилла запаниковала. Что, если у Энн начнется чахотка? В результате Энн прожила лето в полной свободе. Они с Дианой гуляли, плавали на лодке, собирали ягоды, и главное — она всласть намечталась. К сентябрю у Энн в глазах появился здоровый блеск, ее походка опять стала стремительной и уже не могла вызвать беспокойства врача. Она опять была полна решимости обойти Джильберта Блайта по всем предметам.

— Вот теперь я с новыми силами возьмусь за учебу, — заявила она Марилле, спустившись с мансарды со связкой учебников. — Ах вы мои хорошие! Я так рада снова увидеть ваши честные лица. Да, геометрия, даже твое. Я так хорошо провела каникулы, Марилла, — и выросла на два дюйма. Миссис Джиллис измерила мой рост на дне рождения Руби. Хорошо, что ты сшила мне платья подлиннее. Зеленое мне страшно нравится, и я рада, что ты сделала его с оборками. Я понимаю, что можно было бы обойтись и без них, но сейчас оборки в моде, и у Джози Пайн оборки на всех платьях. Мне станет легче учиться в платье с оборками. Мне будет уютнее и спокойнее на душе.

— Да, душевный покой многого стоит, — согласилась Марилла.

Мисс Стэси вернулась в Эвонли и увидела, что ее выпускники засучили рукава, препоясали чресла и готовы взяться за учебу — ведь в конце года маячили вступительные экзамены в Куинс-колледж, при мысли о которых у них кровь стыла в жилах.

Зимой Энн не только училась, но и участвовала в разных мероприятиях: памятуя наказ доктора, Марилла больше не препятствовала тому, чтобы девочка время от времени развлекалась. В клубе было несколько концертов, раза два старшие школьники собирались на вечеринки, которые проходили почти как у взрослых, были катания на санях и на коньках.

Энн тем временем еще подросла, и однажды, встав с ней рядом, Марилла с изумлением обнаружила, что Энн выше ее.

— Как же ты выросла, Энн, — проговорила она, почти отказываясь верить своим глазам. И Марилла вздохнула, сожалея, что девочка, которую она так полюбила, исчезла, и вместо нее рядом с ней стояла высокая девушка пятнадцати лет с серьезными глазами, вдумчивым выражением лица и гордо посаженной головой. Марилла любила эту девушку не меньше, чем когда она была девочкой, но все же ощущала боль утраты. И после того как Энн вышла из дому с Дианой, а Марилла осталась одна в полутемной кухне — спускались ранние зимние сумерки, — она вдруг расплакалась. Мэтью, который вошел в дом с фонарем в руке, застав ее в слезах, воззрился на нее с таким изумлением, что Марилла рассмеялась сквозь слезы.

— Я думала об Энн, — объяснила она брату. — Она стала совсем взрослая и следующей зимой, наверное, уже не будет жить с нами. Как я по ней буду скучать!

— Ну она же будет часто приезжать, — стал утешать ее Мэтью. Для него Энн все еще оставалась маленькой девочкой, которую он привез домой со станции четыре года назад. — К тому времени закончат строительство железнодорожной ветки до Кармоди.

— Все равно это будет не то, как если бы она все время жила дома, — горестно вздохнула Марилла, не желая поддаваться утешениям. — Да что с тобой говорить — мужчине этого не понять.

В Энн происходили и другие изменения. Она не только выросла — она стала гораздо меньше говорить. Может быть, она думала и мечтала не меньше, чем раньше, но сделалась гораздо молчаливее, и Марилла тоже не преминула это заметить.

— Ты стала куда как мало болтать, Энн, и больше не употребляешь заумных слов. Что это с тобой случилось?

Энн вспыхнула и тихонько засмеялась. Она положила на колени книгу, которую читала, и стала мечтательно глядеть в окно, где на диком винограде в лучах весеннего солнца набухали почки.

— Не знаю, мне как-то не хочется много говорить. — Она пожала плечами. — Мне больше нравится думать про себя и хранить мысли в своем сердце, как драгоценности. Мне не хочется, чтобы над ними смеялись или им изумлялись. И заумные слова мне тоже почему-то больше не хочется употреблять. Даже жалко — вот я выросла и имею право говорить более сложно, а мне теперь и не хочется. Вообще-то чувствовать себя почти взрослой приятно, но совсем не так, как мне раньше представлялось. Столько нужно всего учить, и делать, и думать, что просто времени не остается на заумные слова. Кроме того, мисс Стэси говорит, что простые слова производят гораздо более сильное впечатление. Она заставляет нас писать сочинения очень простым языком. Сначала мне это было трудно — я ведь привыкла заталкивать в них все самые длинные и заумные слова, какие мне только приходили в голову, — а приходило мне их в голову предостаточно. Но теперь я привыкла писать и говорить просто.

— До вступительных экзаменов осталось два месяца, — напомнила Марилла. — Как думаешь, ты поступишь?

Энн поежилась, как от озноба.

— Не знаю. Иногда мне кажется, что поступлю безо всяких трудностей, а иногда я ужасно боюсь. Мисс Стэси хорошенько нас натаскала, но все равно на экзамене можно провалиться. У нас у каждого есть свое слабое место. У меня, конечно, геометрия, у Джейн — латынь, у Руби и Чарли — алгебра. А Зануда Сперджен уверен, что провалится по истории Англии. В июне мисс Стэси устроит нам экзамен не легче того, что будет в колледже, и так же строго поставит оценки. Тогда нам станет немного яснее, каковы наши шансы. Скорее бы это все осталось позади, Марилла. Иногда ночью я просыпаюсь и думаю: что делать, если я не поступлю?

— Ничего страшного, поучишься в школе еще год и попробуешь опять, — безмятежно ответила Марилла.

— Нет, у меня не останется сил на вторую попытку. И это будет такой позор, особенно если Джил… если все остальные поступят. Я так волнуюсь на экзаменах, что у меня может все вылететь из головы. Хотела бы я иметь железные нервы, как у Джейн Эндрюс. Она никогда не нервничает.

Энн вздохнула, оторвала взор от весеннего мира за окном, манившего ее голубым небом и зелеными росточками в саду, и решительно углубилась в учебник. Весна повторится еще не раз, а если не пройдешь в колледж, больше никогда не сможешь радоваться весеннему пробуждению природы. По крайней мере, так казалось Энн.