Вопрос и ответ - Несс Патрик. Страница 10

— Мистер Прентисс-младший, — говорит он Дейви и кивает. Тот кивает в ответ. Иван поворачивается ко мне, но Шума у него нет, а по взгляду ничего не поймешь. — Рад видеть вас в добром здравии, мистер Хьюитт.

— Вы знакомы?! — вопрошает Дейви.

— Да, было дело, — все еще не сводя с меня глаз, отвечает Иван.

Я не говорю ни слова.

Я слишком занят разглядыванием картинок в своем Шуме.

Перед глазами у меня Фарбранч. Хильди, Тэм и Франсиа. Страшная резня. В которой Иван выжил.

По его лицу пробегает тень раздражения.

— Я заодно с теми, за кем сила, — говорит он. — Только так и можно выжить.

Я представляю себе горящий Фарбранч, мужчин, женщин и детей в огне.

Иван хмурится еще сильней:

— Эти ребята останутся здесь и будут вас охранять. Ваша задача — распределить спэков по участкам, кормить их и поить.

Дейви закатывает глаза:

— Как бутто мы сами не знали…

Но Иван уже отвернулся и идет к воротам, оставляя с нами десять вооруженных солдат. Они занимают позиции на каменной стене монастыря и начинают разматывать мотки колючей проволоки.

— Десять солдат с винтовками да нас двое — а спэков вон сколько, — бормочу я едва слышно, но мой Шум слышно за милю.

— Да ладно, не бойся, — говорит Дейви. Он наводит пистолет на ближайшего спэка — кажется, это женщина, потомушто на руках у нее крошечный спэк. Она закрывает его своим телом. — Они не умеют драться, в них это не заложено.

Я вижу лицо спэка, защищающего свое дитя.

Это лицо поверженного, думаю я. Они все сдались. И знают это.

Я понимаю, каково им.

— Эй, ушлепок, смотри сюда! — Дейви воздевает руки к небу, привлекая к себе внимание спэков, и орет: — Вы обречены-ы-ы!!!

А потом ржет, не затыкаясь.

Дейви решил, что его задача — надзирать за работой спэков на участках. Это значит, что мне придется их кормить: сыпать корм и подливать воду в корыта.

Но я привык к такой работе и не возражаю. Я каждый день занимался этим на ферме. Да еще и вечно ныл, дурень неблагодарный.

Я вытираю глаза и начинаю работать.

Спэки стараются ко мне не подходить. Я только «за», если честно.

Потомушто смотреть им в глаза невыносимо.

Мэр Прентисс сказал Дейви, что раньше спэки работали здесь слугами и поварами, но он первым делом приказал разогнать их по домам и запереть. Ночью, пока я спал, их всех перевезли сюда.

Одновременно с женщинами.

— Люди разрешали им жить у себя во дворе, представляешь? — говорит Дейви, наблюдая за тем, как я тружусь. Утро сменилось днем, и он приступил к обеду, который вапщето выдали на двоих. — Вот бред, а? Как бутто они члены семьи!

— Может, они и были членами семьи, — говорю я.

— Ну, а теперь перестали, — говорит Дейви, вставая и помахивая пистолетом. — Давай за работу.

Я высыпал в корыта уже почти весь корм со склада, но этого явно мало. К тому же несколько колонок с водой не работают, и до захода сонца мне удалось починить лишь одну.

— Нам пора, — говорит Дейви.

— Я не закончил.

— Прекрасно, — бросает он через плечо. — Тогда оставайся тут один.

Я оглядываюсь на спэков. Рабочий день на исходе, и они сгрудились у дальней стены, как можно дальше от ворот и солдат.

И от нас с Дейви.

Я лихорадочно перевожу взгляд с него на спэков и обратно. Им не хватает еды. И воды тоже. Им некуда ходить в туалет и совершенно негде спрятаться от непогоды.

Я развожу руками и показываю им пустые ладони, но разве делу этим поможешь? Они молча смотрят на меня, а я роняю руки и плетусь следом за Дейви.

— Так вот как ведут себя храбрецы, а? — говорит он, отвязывая своего коня, которого называет Ураганом, хотя откликается бедняга только на Желудя.

Я не обращаю на Дейви внимания, потомушто думаю только о спэках. Нет, о спэклах. О том, как хорошо я буду с ними обращаться. Честное слово! Я буду давать им вдоволь еды и воды, сделаю для них все что в моих силах.

Правда.

Я даю себе такое обещание.

Потомушто этого бы хотела она.

— О, я знаю, чего она хочет на самом деле, — ухмыляется Дейви.

И мы опять деремся.

К моему возвращению в башню там уже положили новую постель — матрас с простыней для меня и такой же для мэра Леджера. Он сидит на своем и жует мясо.

Вонь, кстати, исчезла.

— Ага, — говорит мэр Леджер. — И угадай — кому пришлось все тут мыть?

Оказывается, его назначили уборщиком.

— Честный труд, — говорит он мне, пожимая плечами. Но что-то в его Шуме подсказывает мне, что этот труд не кажется ему таким уж честным. — А что, весьма символично. Упал с самого верха на самое дно. Было бы смешно, если б не было так грустно.

У моей постели тоже стоит миска с едой, я беру ее, подхожу к окошку и смотрю на город.

Который начинает потихоньку жужжать.

Лекарство выводится из крови мужчин — и это слышно. Гулнесется из домов и, построек, из переулков и садов.

В Нью-Прентисстаун возвращается Шум.

А теперь подумайте: я с трудом ходил даже по Прентисстауну, хотя там было всего сто сорок шесть жителей. В Нью-Прентисстауне их в десять раз больше.

Не представляю, как я это вынесу.

— Со временем привыкнешь, — говорит мэр Леджер, доев свое мясо. — Помни, я прожил здесь двадцать лет, пока не изобрели лекарство.

Я закрываю глаза и вижу перед собой только стадо спэков, буравящих меня взглядом.

Осуждающих меня.

Мэр Леджер хлопает меня по плечу и показывает на мою тарелку с мясом:

— Ты же больше не хочешь?

А ночью мне снится…

Она…

Сонце так ярко светит за ее спиной, что лица не видно. Мы стоим на склоне холма, и она что-то говорит, но через рев водопада ни слова не разобрать. Я все спрашиваю: «Что? Что?», а когда пытаюсь до нее дотронуться, ничего не выходит, и рука вся покрывается кровью…

— Виола! — кричу я и резко сажусь в кровати, тяжело дыша в темноту.

Кошусь на мэра Леджера. Он лежит на своем матрасе лицом к стенке, но Шум у него не спящий — такой же сероватый, как днем.

— Вы не спите.

— Ну и громкие сны тебе снятся, — бурчит мэр в стенку. — Она так тебе дорога?

— Вам-то какое дело?

— Надо просто перетерпеть, Тодд, — говорит он. — Больше ничего не остается. Только жить и терпеть.

Я отворачиваюсь к стене.

Я ничего не могу сделать. Пока она у них, не могу. Пока я не знаю, что с ней.

Пока они по-прежнему могут причинить ей боль. Жить и терпеть, думаю я.

А где-то там она…

И я шепчу, шепчу ей, где бы она ни была сейчас: «Только терпи и живи, прошу тебя».

Только живи.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЛЕЧЕБНЫЙ ДОМ. ВЧЕРА

5

ВИОЛА ПРИХОДИТ В СЕБЯ

Успокойся, дитя.

Голос…

Голос из света.

Я открываю глаза и часто-часто моргаю. Все вокруг такое ослепительно-белоснежное, что цвет почти переходит в звук. Из него доносится тихий голос, в голове у меня вязкая каша, бок болит, и вокруг слишком светло, слишком…

Погодите…

Стоп-стоп…

Он нес меня по холму…

Ведь это было только сейчас, мы спустились в Хейвен сразу после того как…

— Тодд? — хриплю я. В горло словно набили мокрой ваты, но я гоню это слово наружу, в яркий ослепительный свет: — ТОДД?!

— Я сказала: успокойся. Сейчас же.

Мне незнаком этот голос, женский голос…

Женский.

— Кто вы? — спрашиваю я, пытаясь встать, щупая руками вокруг себя, чувствуя свежесть и прохладу…

…постели?

Во мне поднимается паника.

—  Где он?! — кричу я. — ТОДД!

— Я не знаю никакого Тодда, дитя мое, — говорит голос. Из яркого света постепенно начинают проступать контуры и силуэты. — Зато я знаю, что ты сейчас не в том состоянии, чтобы о чем-либо расспрашивать.

— В тебя стреляли? — поясняет второй голос, моложе первого, справа от меня.