Пленники Барсова ущелья (илл. А. Лурье) 1956г. - Ананян Вахтанг Степанович. Страница 72

Когда вожак останавливался и смотрел назад, останавливались и они и, словно по приказу, тоже оглядывались. Каждая мать прикрывала грудью своего маленького.

— Стреляй, Арам, у тебя зоркий глаз, — прошептал старик.

— Нет, я волнуюсь, не попаду. Стреляй ты.

Дед Асатур весь напрягся, весь превратился во внимание, забыл обо всем окружающем. Так бывает всегда, когда охотник готовился к выстрелу.

Когда он поднял ружье, на предательском кусте едва заметно шевельнулся листок. И этого было достаточно для того, чтобы козы остановились и с тревогой посмотрели вперед. Но, прежде чем они почувствовали опасность, из-за кустов грянул гром, мелькнуло пламя, взвился дымок…

Вожак сделал прыжок и тяжело упал на землю.

Козы в панике унеслись в горы.

Не помня себя, Арам подошел к бившемуся в агонии козлу, наклонился, с трудом сорвал с него меховую ушанку и замер. Это была шапка его сына Ашота.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О том, кто был разбойник, ограбивший ребят

Удар был таким неожиданным и тяжелым, что ребята в течение нескольких минут не могли прийти в себя. Никто не мог слова вымолвить. Точно окаменев, стояли они у порога пещеры. А когда наконец оцепенение прошло, первым инстинктивным побуждением их было прикрыть дверь и прижать ее тяжелым бревном.

Сделали они это все сразу, словно по команде, затем, замерев, прислушались. Гагик даже рот прикрыл рукой, чтобы заглушить мучивший его кашель.

Немного успокоившись, ребята окружили еще теплый костер и некоторое время простояли, напрягая слух:

— Не выйти ли нам на разведку? — наконец спросил шепотом Ашот и посмотрел на Асо: на кого же еще мог он рассчитывать в этот страшный час?

— Пойдем. Поищем следы, — согласился Асо.

Они осторожно открыли дверь и оглядели с порога весь видимый отсюда мир — скалистую стену напротив пещеры да растрепанные кусты под нею, — затем, набравшись мужества, вышли.

Высоко подняв копья, ребята сделали несколько шагов вперед и оглянулись. За ними следовало все население пещеры, тоже вооруженное копьями. Вид у ребят был испуганный, и, конечно же, шли они за Ашотом и Асо не затем, чтобы поразить врага, — им просто страшно было оставаться в пещере. Ограбленное жилье уже казалось опасным местом.

Ашот решил, что кого-то надо оставить в пещере, и Шушик с Саркисом вернулись к костру. А Гагик, высоко подняв топор, вышел вперед.

— Нас ограбил человек! — вдруг воскликнул он, указывая на следы, четко видневшиеся на снегу.

И действительно, словно босой человек прошел здесь.

— Приготовить оружие! — то ли «желая подбодрить себя, то ли для того, чтобы напугать врага, совсем, казалось, некстати крикнул Ашот.

Пройдя несколько шагов вперед, он наклонился над следами, внимательно осмотрел их и твердо сказал:

— Медведь.

Ребята инстинктивно попятились, вернулись к пещере и остановились у дверей, готовые в любую минуту спрятаться за ними.

— Пьян, наверное, бедняга. Молодое вино бродит в желудке и кружит ему голову — шептал Гагик, а у самого зуб на зуб не попадал. Ох, как холодно! — говорил он дрожа.

Aco понимал, отчего так холодно Гагику, но виду не показывал, щадил. «Эх, — думал он, — не все же люди смелые!..»

— Пойду согреюсь, — сказал Гагик и вернулся в пещеру.

— Что там такое? — вскинулась Шушик.

— Ничего пустяки.

— Какие пустяки?

— Да ничего… медведь. Какой-то трусоватый медведь. Приковылял, слопал наши запасы и сбежал.

— Что же вы теперь будете делать?

— Убьем его.

И Гагик, приняв воинственный вид, добавил, взглянув на съежившуюся от страха девочку:

— Не дадим же мы ему переварить украденное!

Он сказал это с таким беззаботным видом, словно речь шла не о диком звере, а о новорожденном ягненке.

— А как же вы убьете медведя? — наивно спросила Шушик.

Как? Да как всегда: дадим топором по башке, и все.

В пещеру вошли Ашот и Асо. Они положили в огонь несколько длинных поленьев и присели у костра.

— Из-за тебя мы голодными остались! — поднял голову Саркис. Он, казалось, был не столько испуган, сколько раздражен. — Почему ты никого не оставил в пещере?

— Не ной! — прикрикнул на него Ашот.

Ложное самолюбие не позволило ему признать свою ошибку.

— Ты… ты… ты! — продолжал кричать Саркис, совершенно утратив самообладание.

Ребята изумленно переглянулись: «Что с ним такое случилось?»

Ашот с трудом сдерживал себя, руки у него дрожали. Столкновение казалось неизбежным, но он стиснул зубы и смолчал.

— Выйдем, Асо, — позвал он пастушка.

— Пусть потеплеет немного, чего вы торопитесь? — притворно беззаботным тоном сказал Гагик.

— Нет, надо пойти по следам, посмотреть, где он, наш недруг. Не уснул ли где-нибудь. Тогда — топором по голове, и… — Ашот запнулся и не договорил: должно быть, побоялся насмешек Гагика.

Саркис вскочил. Его потухшие было глаза загорелись. Он хотел еще что-то сказать, махнул рукой и снова сел.

Мальчик вообще был в этот день каким-то странным, раздраженным и смотрел на всех мутным, беспокойным взглядом.

Чем это было вызвано? Страхом или чем-нибудь еще? По распоряжению Ашота, Саркис и Шушик должны были оставаться в пещере, для безопасности прислонив к дверям тяжелые бревна, и поддерживать в костре жаркий огонь.

— А мы пойдем, — сказал он. — Раз медведь выпил столько маджара, он, несомненно, должен быть пьян.

С топором в одной руке, с копьем в другой, он пошел вперед по следам мишки, а Асо и Гагик — за ним.

Выйдя из. «коридора», медведь свернул вправо и пошел вверх, в скалы. В одном месте, среди кустов, он, видимо, валялся. А в нескольких шагах отсюда снова лежал, но уже на снегу. Ашот молча показывал на эти следы товарищам и постукивал себя пальцем по лбу: «У мохнатого тут не все в порядке» — говорил этот жест.

И у мальчика родилась сумасшедшая идея — найти зверя спящим и хватить его топором по башке! Вот это будет дело! Тут уж им ни снег, ни зима не будут страшны — живи себе спокойно до весны!

Эта мысль так захватила Ашота, показалась ему такой реальной, осуществимой, что страх, таившийся в его сердце, сменился понемногу дерзостью. И сейчас, когда слышался какой-нибудь шорох или что-то шевелилось в кустах, он тотчас же возбужденно напрягался — не от боязни, а от родившейся в его сумасбродном воображении жажды уничтожить врага.

— Стоит ли идти за ним? Сколько в нем может быть килограммов? — попытался пошутить Гагик. Он заметно дрожал.

Ашот сердито поглядел на него и жестом дал понять, что надо молчать. Затем, наклонившись к следу на снегу, он расставил руки, показывая, что медведь очень жирный.

«Откуда ты это взял? — тоже жестами спросил Гагик.

«А из того, что ступня у него плоская», — такими же знаками пояснил Ашот.

Он был прав: у жирного медведя и ступня налита жиром и она оставляет на снегу плоский след. У худого ступня вдавлена внутрь, поэтому и на снегу, и на глинистой земле она оставляет только следы пятки и пальцев.

— Ну, раз так, — шепотом сказал Гагик, — пойдем. — Он, однако, скромно посторонился и пропустил товарищей вперед.

Ребята поднялись на верхний склон горы. Но следы медведя говорили, что он перевалил через кряж и ушел куда-то в мир хребтов, закрывавших ущелье с востока.

— Сбежал! — решил Ашот. — Одни наши голоса чего стоят! Разве останется здесь медведь, чуя человека?

Ашот действительно был уверен, что медведь ушел совсем, и отказался от мысли преследовать его, найти и убить спящего. Но все-таки ребята, вернувшись в пещеру, решили прибегнуть к некоторым средствам самозащиты. Прежде всего они задумали вырыть глубокие канавы на обоих концах коридора, ведшего к Пещере отшельника, но почва тут оказалась до того каменистой, что от этой мысли пришлось отказаться. Вместо канав они соорудили в том же коридоре две высокие баррикады из камней. Однако, закончив постройку, ребята сообразили, что для медведя такие загородки не смогут послужить препятствием. Но не разрушать же их. И они решили поставить на вершину каждой по… сторожу.