Приключения мальчика с собакой - Остроменцкая Надежда Феликсовна. Страница 14

В полдень Орозий и Кимбр принесли горшок с полбяной кашей и мех с разбавленным водой уксусом, которым вместо вина расчетливый Аполлодор поил своих рабов. Все выползли из-под повозок и столпились вокруг надсмотрщиков. Хозяин сам наблюдал за раздачей пищи. Заметив, что Клеон не двинулся с места, он распорядился поставить возле мальчика плошку с кашей. Клеон к ней не притронулся.

— Он еще сыт после угощения центуриона, — сказал Аполлодор Кимбру. — Съешь эту кашу сам. Тебе, при твоем росте, это не помешает.

«Вот не буду ничего есть! — подумал Клеон. — Все у меня внутри ссохнется, и я умру».

Перед вечером, когда жара спала, все, кроме Клеона и Льва, выбрались из-под повозок: теперь под открытым небом было прохладнее. Орозий и Кимбр принесли на ужин рабам лепешки. Клеон даже не взглянул на свою порцию. Аполлодор укоризненно покачал головой:

— Глупо! Ослабеешь. Если сам не хочешь есть, то покорми хоть собаку. Зачем же морить ее голодом?… Кимбр, распусти намордник.

Лев сдавленно зарычал, и Кимбр отступил. Клеон, глядя в одну точку, молчал.

— Глупо! — повторил Аполлодор. — Не убирай лепешку, — приказал он надсмотрщику, — он съест ее потом. И долю собаки оставь.

Когда хозяин ушел, к Клеону подсел высокий голубоглазый юноша. Он был года на четыре старше Клеона, но заговорил, словно умудренный опытом старик:

— Что бы с тобой ни произошло, отчаиваться не стоит: могло бы случиться что-нибудь и похуже. Я всегда себя так утешаю. Ведь в жизни перемешано дурное и хорошее. Нельзя заранее знать, какой случай подвернется, но готовлюсь я всегда к счастливому. И тебе советую. А не будешь есть, ослабеешь и, если придет счастье, не сможешь им воспользоваться.

Клеон поднял голову, всматриваясь в лицо юноши. Тот продолжал говорить, употребляя то греческие, то латинские слова, а порой переходил на совершенно незнакомый Клеону язык, но общий смысл его речи мальчик улавливал и слушал с возрастающим вниманием.

— Надо бороться с отчаянием, — говорил юноша, — оно заводит в тупик. Уж я знаю, что говорю, поверь… Посмотри на меня: я, как и ты, продан и стал рабом, а дома, в Галлии, я был знатным человеком. Я даже попал в число заложников, которыми наше племя обменялось с соседним! Так у нас делается в знак мира и дружбы между племенами… Но мир был нарушен, и вот я в рабстве… Так что же мне — повесить нос, как ты?… Не-ет!.. Я не теряю надежды. Я бодр и весел. Аполлодор воображает, что я примирился со своей участью. А я просто хитрю, дожидаясь счастливого случая. Когда он придет, я вырвусь на свободу. А пока — ем, пью, смеюсь… — Он положил руку на плечо Клеона: — Жди и ты. Боги помогают только тем, кто сам себе помогает. Ободрись же! Поешь. Покорми свою собаку. Давай я распущу ее намордник…

— Если бы его совсем снять, — прошептал Клеон. — И развязать лапы…

— Хорошо. Только, когда стемнеет, — также шепотом ответил голубоглазый. — А теперь ешь.

Клеон взял лепешку и благодарно взглянул на неожиданного друга.

— Как тебя зовут? — спросил он.

— Галл. Дома, на родине, у меня было настоящее имя. Но я не хочу позорить его. Галлия — это страна, где живет мой народ. Вот я и назвался Галлом. Им ведь все равно, как называть раба, лишь бы кличка была, чтобы написать на титульной дощечке.

— Какой титульной дощечке?

— Разве ты никогда не видел, как продают рабов?

— В Катане — это город, к которому приписана наша община, — нет рынка рабов…

— Им на грудь вешают дощечки, на которых написано имя, возраст раба, что он умеет делать и откуда он родом. Это и есть титульная дощечка.

— А ты скажешь мне свое настоящее имя? — спросил Клеон.

— Да. Когда мы с тобой лучше узнаем друг друга. — Галл протянул руку, чтобы ослабить намордник Льва. Пес глухо зарычал. — Ай-яй-яй! — укорил его Галл. — На друга?!

Лев смущенно вильнул хвостом. Клеон приподнялся:

— Погоди, я сам… Тихо, Лев! Смотри, как я люблю этого человека. — Он прижался щекой к плечу Галла. — А теперь ты поблагодари его за дружбу, — сказал Клеон, распуская ремни намордника.

— Эй-эй, мальчишка!.. Что ты там делаешь? — крикнул Орозий.

— Я хочу его покормить.

— А… Ну ладно. Только имей в виду: я потом проверю, как затянут намордник.

Орозий отвернулся. Галл протянул руку к носу Льва:

— Запомни, я — Друг.

Лев обнюхал руку и вопросительно посмотрел на Клеона.

— Лизни! — приказал мальчик.

Покормив Льва, Клеон и Галл улеглись рядом и стали тихо разговаривать.

— Нет в мире страны лучше Галлии! — рассказывал новый друг Клеона. — Тут, в Италии, красиво, не спорю, но как тесно! Вся земля поделена, все возделано, куда ни пойди — везде люди или стада, принадлежащие людям… А у нас можно много дней бродить по полям и лесам и никого не встретить. А разве здешние пастбища можно сравнить с нашими?… А нивы?! У нас пшеница так высока, что человека в ней и не видно. А реки!.. Таких веселых рек, как в Галлии, я нигде не видывал. Недаром дикие германцы, что живут за Рейном, стремятся овладеть галльскими землями… Конечно, у них мрачные, густые леса да болота, а у нас — веселые речки и веселые люди… Одно только в Галлии плохо: много племен в нашей стране, и нет между ними мира. А германцы и всякие другие наши враги только и ждут, чтобы мы начали войну друг с другом. Тогда они предлагают одному из наших вождей помощь, а на самом деле цель у них одна — проникнуть на наши земли и занять их.

— Если бы ты побывал в Сицилии, тебе там понравилось бы больше, чем здесь, — сказал Клеон. — Земля наша так щедра, что кормит не только нас, но и римлян. А море! Оно тоже дает нам пищу: мы ловим в нем рыбу, а горожане уходят на кораблях за море — торговать… Если бы ты знал, как прекрасно у нас море!.. Если в летний полдень лежать на выступе скалы и смотреть на воду, начинает казаться, будто плаваешь в небе, — такая она синяя! Но больше всего я любил в жаркий день оставить овец на Пассиона — это мой брат — и убежать к морю… Выкупаться в прохладной воде, а потом лежать на песке под солнцем… Что может быть лучше?! Если бы не пираты, публиканы и разные богачи, Сицилия была бы настоящим элизиумом, [43] где наслаждаются блаженством души умерших героев… — Клеон вдруг приподнялся на локте и, приблизив губы к уху Галла, шепотом спросил: — Как ты думаешь, чего добивается Спартак? Не хочет ли он поделить землю между всеми людьми поровну, чтобы не было ни богатых, ни бедных?

— Глупости! — убежденно ответил Галл. — Богатые будут всегда. Иначе, кто же будет управлять народом?

— Боги…

— Боги?! Ты думаешь, они справедливее людей?

Клеон вспомнил, как нехорошо поступили боги с его разорившимся отцом и как помогли они злодейским замыслам богача Дракила. Галл прав: богам доверять нельзя. Но и богатым — тоже.

— Знаешь, что делают богачи у нас в Сицилии? — снова заговорил он. — Не кормят своих рабов, не одевают, а приказывают им самим добывать себе одежду и пищу. И рабам приходится грабить путников на дорогах. А ты говоришь, что мы должны подчиняться богачам!.. Нет, Спартак, верно, все сделает по-другому, чтобы все было по справедливости… Как только стемнеет и ты освободишь Льва, мы с ним уйдем к Спартаку. А ты?… Пойдешь с нами?

— Еще не время, — покачал головой Галл. — Я наблюдаю уже несколько ночей: Орозий и Кимбр по очереди бодрствуют у костра, когда другие спят.

— Если на них науськать Льва, он их загрызет.

— Если ты науськаешь на них Льва, поднимется такой шум, что из лагеря прибегут легионеры. Я уж не говорю о том, что проснутся все торговцы и в первую очередь Аполлодор. Нет, бежать надо так, чтобы наш побег долго оставался незамеченным. Нужно все заранее хорошо обдумать.

— Думать?… — Клеон приподнялся на локте. — Думать! Я был хоть простым пастухом, но ты!.. Ты же сам сказал, что твои родители знатные. А ты согласен стать рабом и развязывать ремни на сандалиях господина?

— Развязывать сандалии — это еще пустяк, — возразил Галл. — От раба могут потребовать услуг более унизительных… Конечно, я убегу, но надо выждать благоприятного момента. Ведь в случае провала на меня и других рабов наденут цепи, и тогда прощай мечта о свободе!