Война углей - Ласки Кэтрин. Страница 5

Разлука будет не навсегда,

Мы все увидимся вскоре

В объятьях небесного гнезда,

В сияющей глауморе.

Я провожаю тебя, не скорбя,

Лети, дорогой отец,

Совиные ангелы ждут тебя

Под колоколом небес.

Закончив последний куплет, Бесс почувствовала, что около башни кто-то есть. И этот кто-то был не из стаи. Друзья Бесс никогда не побеспокоили бы ее во время молитвы. Она в волнении опустилась на подоконник башни и покрутила головой во все стороны. Вскоре Бесс услышала тихий вздох, донесшийся из неглубокой ниши в круглой каменной стене. Прозрачные лиловые сумерки сгущались над башней, и Бесс пришлось как следует всмотреться, чтобы различить кучу перьев в темной нише. Вот перья всколыхнулись, снова улеглись на место, еще раз встрепенулись — и опять опустились. Послышалось сиплое, затрудненное дыхание.

— Великий Глаукс! — прошептала Бесс, слетая вниз.

На узком полу ниши она увидела еле живого мохноногого сыча. При виде Бесс он попытался поднять голову, но тут же бессильно уронил ее на камни.

Бесс застыла, ошеломленная. Перед ней был чужой. Прошли долгие годы с тех пор, когда чужаки в последний раз находили дорогу во Дворец туманов. Не говоря уже о больных совах! Неожиданно незнакомец заговорил:

— Я пришел… чтобы… умереть… — Слова вырывались из него вместе с короткими вздохами. — Умереть… под колоколом.

— Но ведь ты один! — пролепетала Бесс.

— Неважно… Ты ведь проводишь меня песней в глаумору, правда? Меня отравили…

— Но ведь должны быть противоядия!

— Нет… Яд у меня в желудке… Ты должна песней проводить меня в глаумору, — повторил сыч. — Ты ведь не откажешь?

Бесс знала, что не сможет отказаться. У каждого совиного семейства существовали свои неписаные правила и обычаи. В основном это были традиции совиного милосердия и доброты, которые нужно было исполнить во что бы то ни стало. Это было своего рода благословение, дарованное не Глауксом, а каждой простой совой. Отказать умирающему сычу в праве умереть под колоколом и не проводить его пением в глаумору было бы грубейшим нарушением неписаного кодекса. Вот почему Бесс со всей возможной осторожностью перетащила сыча под колокол, где когда-то лежали кости ее родного отца.

— Как тебя зовут? — спросила она.

Но больной сыч уже начал бредить и понес какую-то чушь. Поэтому Бесс во второй раз за сегодняшний вечер поднялась в густую тень под огромным колоколом.

Я колокола в ночи,

И голос в свисте ветров,

Я светлой луны лучи

И песня иных миров.

Я колокол глауморы

Для душ погибшего рода.

Я звездам пою о тебе —

Пусть знают, кто ты такой!

В мерцающей вышине

Твой скрум обретет покой.

Забыв о далекой земле,

О горькой своей судьбе.

Смерть — еще не конец,

Однажды мы встретимся вновь

Под колоколом небес

В башне из облаков.

Дойдя до последнего куплета, Бесс почему-то не почувствовала привычной надежды. Трудно петь для совы, которую ты совершенно не знаешь! Но она все-таки допела песню до конца. Бесс не сомневалась, что незнакомец умрет до наступления утра, однако она должна была исполнить свой долг. Закончив ритуальную песню, Бесс снова опустилась на камни возле неподвижного тела своего странного гостя. Незнакомый сыч с усилием приподнял голову и еле слышно прошептал:

— Уходи. Дай мне умереть одному, с миром.

Эту ночь Бесс, как обычно, провела за чтением древних книг Других. Сегодня она работала в мрачном настроении, мысли ее то и дело возвращались к умирающему сычу. Бесс начала перевод четвертого тома Избранного, который она лично составляла из отрывков величайших художественных произведений Других. В эту ночь она выбрала для перевода прелестные любовные сонеты, авторство которых приписывалось знаменитому драматургу по имени Шекс. Время от времени Бесс прерывала свои занятия, чтобы поразмять крылья в клубящихся струях тумана над водопадами. Когда ночь стала таять в преддверии рассвета, она вернулась обратно с жирной водяной крысой, пойманной среди камней у подножия воды. Но перед тем как отправиться обратно в библиотеку, Бесс поднялась на колокольню, чтобы убедиться в том, что ее загадочный гость испустил дух.

Он был еще жив, хотя ему, по всей видимости, оставалось совсем недолго. Бесс издалека услышала хриплое дыхание сыча. Она наблюдала за больным из отдаления, ибо, согласно традиции, после того, как пропета прощальная песнь, умирающий должен остаться в полном одиночестве в тени большого колокола. Луна уже ушла в другой мир, предрассветные сумерки были не за горами, и очень скоро утренние тени должны были упасть на Дворец туманов.

Вздохнув, Бесс полетела в свое новое гнездо, устроенное в самом дворце, в зале с картами. Здесь было не так уютно, как в ее прежнем роскошном гнездышке внутри безголовой статуи Другого. То есть не вполне Другого. Из книг Бесс узнала, что это существо Другие называли красивым словом «ангел». С виду «ангел» был вылитый Другой, только с огромными крыльями. Бесс до сих пор точно не установила, существовали ангелы в действительности или же были персонажами мифологии, однако ей была чрезвычайно приятна мысль о том, что Другие создали крылатое подобие самих себя. Поэтому она с особым удовольствием устроилась в правом плече статуи.

Но некоторое время назад она перебралась из ангела в картохранилище. Бесс запретила себе даже думать о причине, побудившей ее сменить гнездо, ибо это был величайший секрет, от которого зависело благополучие всего совиного мира.

Она предпочитала лишний раз не вспоминать об этом, чтобы даже случайно не навлечь опасность на все, что ей было близко и дорого.

В картохранилище стояли шкафы с древними навигационными инструментами и другими загадочными предметами. Стены здесь были сплошь испещрены глубокими узкими нишами для бумаг, в которых лежали упакованные в металлические тубусы карты. Кстати, такой способ хранения очень эффективно предохранял их от порчи. Сначала Бесс спала в картохранилище только во время самой плохой погоды. За это время она перепробовала больше десятка различных спальных мест. Первым делом Бесс попробовала спать в нише для карт, но это оказалось просто отвратительно; затем она попыталась обустроиться в ящике из-под секстанта — сложного инструмента, которым Другие пользовались для навигации по звездам. К сожалению, ящик оказался недостаточно глубоким для того, чтобы Бесс могла почувствовать себя в нем уютно. Наконец, после долгих поисков она обосновалась в странной сферической карте, которую Другие называли «глобус». В этом глобусе зияла довольно большая дыра — прямо посреди океана, называвшегося Тихим.

Влетев в картохранилище, Бесс, как обычно, ненадолго присела перед одним из самых больших застекленных шкафов. Это была ее традиция, выработавшаяся сразу после того, как она перебралась спать во дворец. На задней стенке шкафа размещалась большая географическая карта, на которой были аккуратно закреплены более полудюжины заостренных осколков камней, которые Другие называли «наконечниками стрел». Бесс предположила, что каменные наконечники располагались на карте не просто так, а в соответствии с теми местами, где были найдены. Но если это так, значит, ныне исчезнувшие Другие когда-то тоже изучали жизнь своих далеких предшественников. Эта догадка неизбежно навевала приятные философские размышления, от которых Бесс всегда начинало клонить в сон. Вот и теперь она почувствовала, как веки ее отяжелели.