Пес-оборотень и колдовская академия - Нефф Генри. Страница 39
Макс молча пошел к ней, как зомби. Кривая ухмылка людоедши дрогнула. Макс навис над Мамулей и крепко обнял ее, не обращая внимания на бугристую спину, потную блузку и волосы, пахнущие половой тряпкой. Потом задрожал и прижался щекой к ее плечу. Людоедша застыла. Через несколько секунд Макса обняли короткие толстые ручки.
— Тш — ш — ш… Все будет хорошо, милок…
Макс поднял голову и посмотрел в красные, полные слез глаза.
— Ты не потерял папу, милок! — прохрипела она. — Ты нашел Мамулю!
Людоедша несколько раз ущипнула Макса за руку и завертела головой.
— Надо тебя покормить, вот что! Главное — набить желудок, и тогда никто не будет хныкать! Три окорока и кочан капусты, а утром опять к Мамуле!
Людоедша сжала Максу руку и рванулась к холодильнику, откуда, довольно напевая, начала выгружать окорока.
За дверью обеденного зала поджидал мистер Винченти.
— Папа сказал, что завтра за мной приедет, — сказал Макс, проходя мимо учителя на лестницу. — Говорит, что вызовет полицию, если будут проблемы. Вы с госпожой Рихтер разбирайтесь сами… А я пойду к себе в комнату. Хочу побыть один.
Дэвид смотрел на звезды над стеклянным куполом и что — то писал в блокноте. Макс вошел и плюхнулся на кровать.
— Что случилось? — спросил Дэвид и прошел к Максу по галерее, переступая через книги и астрономические модели.
— Все. Госпожа Рихтер не отпускает меня домой на каникулы.
— Почему? А как же твой папа?
Макс заколебался: он обещал и Найджелу, и госпоже Рихтер никому не рассказывать про миссис Миллен. И тут перед его глазами мелькнула картинка: отец стоит перед камином с тремя пустыми носками для подарков. Глаза Макса засверкали от злости.
За следующий час он рассказал Дэвиду все.
Все пережитые ужасы и чудеса хлынули из него, как вода из сломанного крана. Он рассказал про гобелен, про Ронина, про миссис Миллен и даже про подслушанный разговор об исчезнувших потенциалях и картинах. Дэвид слушал молча, только обнимал свои колени и ждал, пока Макс закончит.
— Что ж, теперь многое прояснилось. Случилось — или вот — вот случится — что — то очень важное. Я довольно давно читаю это по звездам. — Дэвид кивнул на маленькое помаргивающее созвездие. — Жаль только, что тебя не пускают домой. Зато я не останусь один.
Макс удивленно воззрился на него.
— А ты — то почему не едешь?
Слабая улыбка Дэвида испарилась. Он сходил на нижний этаж и принес небольшую стопку писем. Макс узнал на конвертах почерк Дэвида. На каждом конверте стоял штемпель: «Адресат выбыл. Вернуть отправителю».
Голос Дэвида был тихим и спокойным.
— Моя мама переехала.
— Куда?
— Не знаю. Адреса для пересылки писем она не оставила. — Дэвид закашлялся. — Я так и знал. Я знал, что она уедет, как только поймет, что я нашел новый дом. Мы с ней были совсем одни, и она не могла обо мне заботиться… Она много болела.
Дэвид скрепил письма резинкой. Макс смотрел на них, и понемногу его возмущение начало остывать.
— Дэвид, мне так жалко…
— Ничего. Госпожа Рихтер сказала, чтобы я считал Рован своим домом. Да я и сам так думаю. Мне очень жаль, что ты не можешь встретить Рождество с папой, но госпожа Рихтер вообще — то права: вы оба будете в большей безопасности, если ты останешься здесь, пока они не разберутся. — Он бросил взгляд на стеклянный купол. — Я тоже хочу кое в чем разобраться.
— Например? — Макс свесил ноги с края кровати.
— Твой рассказ сходится с тем, что я вижу на небе. Но разве госпожа Рихтер не говорила, что Астарота победили?
— Ну да, — поежился Макс. Он встал и посмотрел на купол: луна, белые точки, созвездия… А Дэвид читал их как книгу. Очень важную книгу.
— Тут везде его символ, — тихо сказал Дэвид. — Может, Астарота и победили, но вряд ли уничтожили.
Назавтра за Максом не явились ни мистер Макдэниелс, ни полиция. Вместо этого его позвали к телефону. Отец веселым голосом сказал, что поддерживает решение Макса остаться на праздники в Роване. Подарки он выслал экспрессом и обещает думать о сыне весь праздник.
В обеденном зале Макс столкнулся с мистером Винченти. Классный руководитель доедал булочку и просматривал газету. На первой странице сообщалось о краже очередной картины.
— Поговорил с отцом? — спросил мистер Винченти.
— Ага, — растерянно ответил Макс. — Все нормально. Что вы сделали?
Мистер Винченти сложил газету и вздохнул.
— Пришлось немного повлиять на его воспоминания и чувства. — Увидев выражение Максова лица, он поспешил добавить: — Не чувства к тебе, а как он отнесся к тому, что ты проведешь здесь праздники. Он тебя очень любит.
От этого странного разговора у Макса осталось смешанное чувство. С одной стороны, он был рад, что отец не запомнит всех гадостей, которые Макс наговорил. С другой, его беспокоило, что менять настроение оказалось так легко. Макс попытался стряхнуть с себя эти мысли и провел рукой по перилам, увитым остролистом и омелой.
Дэвид был уже в вестибюле и завязывал шарф.
— Я иду кормить Майю. Хочешь со мной?
Через несколько минут они уже шли по хрусткому снегу в Убежище. Снег падал всю ночь и окутал лес сверкающим белым одеялом.
Сторожка зимой была очень уютной. Из высоких окон струился солнечный свет, пахло свежим сеном и вычищенной песком древесиной. Ник крепко спал, в отличие от Майи. Похожая на серебристую газель, та кружила по своему стойлу, пока Дэвид дожидался коробочки с кормом. Когда Дэвид открыл дверь, Майя плавно вышла из загона и направилась прямо к Максу, прижалась к его ноге гладкой серебристой головой, изогнула шею и устремила на него глаза, похожие на золотые ядрышки миндаля, у Макса сразу поднялось настроение: усталость и грусть куда — то ушли, сменились светлым спокойствием.
— Так что Майя за существо? — спросил Макс, осторожно гладя ее по ушам.
— Улу, — сказал Дэвид и повел их на свежий воздух. — Улу приносят покой и понимание. Правда, неизвестно, есть ли еще такие, как она. Ее племя почти истребили в девятнадцатом веке за красивые шкуры и рога, а еще за то, что их кровь якобы позволяет понять любой язык. На них охотились коллекционеры и ученые всего мира.
Макс ужаснулся: как можно убить или обидеть такое грациозное и доброе существо?
Майя с опаской ступила на наст, вздрогнула, а потом опустила голову в коробку с фруктами и травой.
Когда Майя поела, Дэвид и Макс повели ее гулять по Убежищу. Они ходили по местам, где Макс еще не бывал: взбирались на гору, слушали лесную капель и крики диковинных птиц. Вдруг сверху скатилась целая лавина снега.
Макс поднял глаза, и у него перехватило дыхание.
Над ними на каменном выступе расположилась Йя — Йя. Ее черная львиная морда была запачкана кровью, от тела шел пар. За ней на порозовевшем снегу виднелось копыто. Йя — Йя смотрела на них, втягивая ноздрями морозный воздух, и Макс увидел в ее огромных жемчужных глазах собственное отражение. Йя — Йя заговорила голосом, принадлежащим как будто нескольким женщинам сразу.
— Приветствую тебя в этот день солнцестояния Майя! Приветствую вас, дети.
Она опустила сломанный рог.
— Здравствуй, Йя — Йя, — ответил Дэвид. — Я надеялся тебя увидеть.
Макс покосился на товарища: ему — то Дэвид ничего не говорил!
— В самом деле, дитя? Подожди, я спущусь.
Огромная кирин встала, поводила мордой по снегу и сошла на тропу. Макс застыл на месте: встретиться с Йя — Йя среди леса оказалось куда страшнее, чем пройти мимо нее, храпящей под одеялом в сторожке.
— Йя — Йя, Астарота уничтожили? — спросил Дэвид.
Йя — Йя шагнула вперед. Ее волосатый подбородок завис прямо над головой Макса.
— Почему ты спрашиваешь Йя — Йя? — прозвенел хор голосов.
— Потому что ты — Великий матриарх Рована. Только ты помнишь Солас в пору расцвета; только ты помнишь свет, что восстал против тьмы, когда пришел Астарот.
Распевные слова нагоняли на Макса сон. Мальчик молча поглаживал серебристую холку Майи.