Хозяин Гнилого болота - Влодавец Леонид Игоревич. Страница 4

Тут, в горнице, все было совсем не так, как в городской квартире. Больше того — эта изба даже нисколько не походила на ту подмосковную, где жили папины родители. Там обстановка очень напоминала городскую, а здесь Вовку окружали никогда не виданные им раньше предметы.

Например, почти вся мебель — кроме дивана, наверное, — была, как видно, самодельная. И стол с точеными ножками, и стулья с резными спинками, и лавки, прибитые прямо к стенам под окнами, и даже большущий шкаф-гардероб — все это было добротно сработано каким-то умельцем из сосновых досок и покрыто синей масляной краской. На гладком, крашенном в коричневый цвет полу лежали узкие и длинные половики, сотканные из старого тряпья. По бокам от белой двери на маленьких столиках, похожих на откидные, но намертво прибитых к стене, возвышались допотопные телевизор и радиоприемник. Громоздкие, в деревянных лакированных корпусах, с огромными пластмассовыми клавишами. А на потолке висела очень странная люстра — под красным шелковым абажуром с золотистой бахромой по краям, натянутым на каркас из толстой проволоки. Ну а еще в этой комнате были какие-то коврики на стенах развешаны, занавески с кружевом на окнах висели. Наконец, в одном из углов, украшенном вышитыми полотенцами, стояла на полочке огромная застекленная икона.

Когда Вовку спать укладывали, то сняли с него только кроссовки и джинсовую курточку, так что долго одеваться ему не пришлось. Правда, кроссовки куда-то запропастилась, а вместо них около дивана обнаружились матерчатые шлепанцы. Шаркая ими по полу, Вовка направился за белую дверь, туда, где слышался голос Агаты.

За белой дверью оказалось что-то вроде просторной кухни. Там тоже всю обстановку явно смастерил какой-то умелец — за исключением газовой плиты с двумя конфорками, которая была подключена к большущему баллону, стоящему на улице в специальном железном шкафчике. Но газовой плитой тут пользовались только по мелочам. Почти четверть всей кухни занимала огромная русская печь — точь-в-точь как в сказочных мультфильмах.

На столе возвышался электрический самовар, на железной поставке стояла сковорода с яичницей, а вокруг нее сидели Агата, прадедушка Константин и не очень толстая старушка в ситцевом платочке. Вовка, конечно, сразу понял, что это и есть прабабушка Анна Михайловна.

Вовка хотел сказать «с добрым утром!», но старушка ему и рта раскрыть не дала:

— Умывайся да кушать садись.

Когда Вовка уселся за стол, то оказалось, что ему придется съесть целую четверть всей яичницы со сковородки, в которой, как выяснилось, еще и картошка с мясом была. Но если раньше Вовка ни за что столько не осилил бы, то теперь наворачивал так, что за ушами трещало.

— Вот оно что значит свежий воздух, — сказала Анна Михайловна. — Аппетит сразу разгулялся.

— Да уж, воздух тут свежий… — проговорила Агата, как видно, вспомнив жутковатые видения прошлой ночи. — Но вы мне все-таки не объяснили, что это вчера вокруг машины летало.

— А этого, Агафьюшка, никто не знает. У нас тут говорят: «малавит» — и все, — произнес Константин Макарович. — Днем ничего такого не бывает, все как положено. А вот по ночам лучше дома сидеть и никуда дальше околицы не ходить.

— Эти самые «зеленые огоньки» нападут? — с интересом спросил Вовка, прожевав кусок картошки.

— Не они одни. Тут много всякого кажется, — вздохнул Константин Макарович. — Место такое, трижды проклятое. Здесь нечистая сила разгулялась. Хотя я вообще-то раньше в нее не верил. И пионером был когда-то, и комсомольцем, и даже в партии числился. Вы-то небось не слыхали, что до войны был такой союз воинствующих безбожников. Вот я в нем состоял. Но теперь, на старости лет, даже креститься научился.

— Вот от вас-то, нехристей, вся эта нечисть и расплодилась! — проворчала Анна Михайловна.

— А почему вы отсюда не уедете? — спросила Агата. — Например, к нам или к бабушке Нине? Ведь здесь же жить страшно!

— У вас в Москве — во сто раз страшнее, — усмехнулся Константин Макарович. — Как телевизор ни посмотришь — все убийства, да грабеж, да взрывы какие-то. А у нас тут — ничего такого. Не ходи в лес после десяти часов, не езди лишний раз по ночам да не пей водку — и все будет нормально. Ни воров, ни бандитов у нас нету — грабить нечего.

— У них души черные, — добавила Анна Михайловна, — грехов на них тьма, нипочем не отмолить. Такие-то как раз нечистикам и надобны. Хоть и носят кресты, да не обороняет их Божья сила.

— Приехал тут один такой на побывку, — мрачно прибавил Константин Макарович. — На джипе американском, морда — во, в черной майке, кулаки в перстнях, изрисованный весь. Матери с отцом вроде бы хотел новый дом поставить. И что вышло? Напился под вечер, сел в свой джип, поехал куда-то на ночь глядя да и угодил в Гнилое болото. Там и сгинул навовсе. Провалился в топь!

— А может, это с ним другие бандиты разобрались? — предположил Вовка.

— У нас же народ неглупый, — усмехнулся старик. — Таких покрышек, как у него были, тут на сто верст в округе не сыщешь. Рисунок на протекторе приметный, понимаешь? Вот наши мужики по следам и углядели, что свернул он с дороги и покатил прямиком в болото. А там, хоть отпечаток с покрышек и не виден, других следов от колес не было. Метров пятьдесят проехал — и нырнул вместе с машиной.

— Так и не вытащили?

— Из Гнилого болота, внучек, никого не вытаскивают. Там — не глубина, а прорва настоящая. На Гнилое болото и днем ходить нельзя. Мама предупреждала небось?

— Да, — кивнула Агата, поежившись.

— Запомнила, значит! — усмехнулся Константин Макарович. — Она-то, когда была такая, как ты, не больно поверила, когда я про болото рассказывал. И из любопытства девчачьего решила сходить с подружкой. Тоже с городской, Люськой Кривандиной.

— И что было? — заморгала Агата.

— Пошли они с утра за грибами. А как возвращаться стали, свернули с просеки в сторону болота. Дескать, глянем одним глазком, что это за болото такое. Удумали, видишь ли, что ежели по краешку пройти, то ничего страшного не будет. А болото — оно хитрое! Оно ведь заманивает к себе.

— Как это? — удивился Вовка.

— А так. Когда они уже возле самого болота шли, стали им попадаться белые грибы. Много! У них и по четверти корзинки до того не было, а тут — один за одним, да такие ядреные, крепкие, ни одного червивого или гнилого. За одним нагнутся — и тут же второй увидят. Пойдут за вторым — а вот и третий! А дальше сразу гнездо из трех-четырех грибов замаячит. Азарт нашел на девок. Так и не заметили, как зашли за край болота. Это ведь не граница государственная, там столбов с гербами нету. И топь там не сразу начинается и не сплошняком. Сперва много места сухого, островки такие, с деревьями, кочки. На этих-то кочках-островках они грибы и находили. По полной корзине с верхом набрали, присели на одном островке отдохнуть, перекусили, а потом решили обратно идти. И что же? Куда ни сунутся — всюду топко. Понимаешь? На островок-то зашли как-то, а обратно не уйти, не получается! Белым днем, еще и за полдень не перевалило. И вроде бы помнят, с какой стороны туда проходили, а только ногу на мох поставят — она в топь уходит.

— И как же они оттуда выбрались? — спросила Агата.

— Случай помог. Они уж часов пять там, на островке сидели, как вдруг вертолет пожарный появился. Тогда у них, лесных пожарников, еще деньги были, чтоб вертолеты гонять. Мама ваша с Люськой заорали, руками замахали, хотя не больно верили, что вертолет их заметит. Однако же заметил, опустился, с него на тросе десантник съехал и поднял обеих дур в кабину. А потом вертолет долетел до нашей Маланьиной Горки, приземлился на выгоне и высадил, а потом улетел. Когда мы с Нюшей про ихние похождения узнали, то крепко их поругали. Ну да они и сами с той поры к болоту — ни ногой.

— Да уж, — вздохнула Анна Михайловна, — чудом девки спаслись. Сколько народу на этом болоте пропало! А таких, чтоб выбрались оттуда, — по пальцам перечесть можно.

— Я тогда хотел вертолетчика этого найти, — припомнил прадедушка, — на работу написать, чтоб его к награде представили. Ленка-то, мама ваша, толком и не спросила, как зовут. Пытался через лесничество выяснить, а там говорят, что, по ихним данным, вертолеты в этом районе полетов не производили… Так и остался этот летчик без награды. Небось поскромничал, побоялся, что накажут за то, что садился в неположенном месте.