Та сторона, где ветер - Крапивин Владислав Петрович. Страница 29
– Что значит «врет»?
– То, что с автобуса прямо к нам пришел. У него в рюкзаке, кроме птицы, ничего не было. С пустым рюкзаком он ездил, да? Он уж тыщу раз дома побывал, а потом к нам пришел хвастаться.
Мама смешно приоткрыла рот.
– Ну… ну, может быть. Наверно, ему неловко было просто так заходить, вот он и придумал. Такой характер. А ты ведешь себя безобразно.
– А зачем он говорит «Тамарочка»…
– Илька… Что за глупости! Ну, привычка такая. Он мой хороший знакомый.
– Иван Сергеевич так не говорит.
– При чем здесь Иван Сергеевич? С Володей мы учились в одном институте. Меня там все звали Тамарочкой.
– Он мне не нравится, – сказал Илька.
Мама взяла его щеки в ладони.
– Мне тоже, – тихо сказала она. – И все-таки надо стараться быть вежливым. Договорились?
Илька нехотя кивнул. Но мама не убрала рук. Ладони скользнули со щек на лоб. Они были очень холодными.
– Ой, Илька… Начинается опять лето.
«Ну и хорошо. Лето в тыщу раз лучше зимы», – хотел ответить Илька. Но язык сделался совсем сухим, просто деревянным. Илька неловко вздохнул и присел на диван. Привалился к спинке. Мамины пальцы, как встревоженные человечки, забегали по нему от пуговицы к пуговице…
Илька проснулся от того, что щелкнул замок сумочки. Значит, мама сейчас уйдет на работу. Обычно они выходили вместе, но когда Илька не спешил, он просыпался позднее – от этого сухого щелчка.
Илька приоткрыл глаза. Мама стояла у зеркала. Сумочку она держала в правой руке, а левой торопливо поправляла прическу.
– Проснулся? Доброе утро, – сказала мама, не обернувшись.
Как она узнаёт, что Илька уже не спит?
– Еще не совсем проснулся…
– Нет уж, ты постарайся совсем. И слушай внимательно. Температура у тебя нормальная, я проверяла. И наверно, не поднимется, если не будешь слишком много скакать по комнате.
– Не буду… – лениво сказал Илька.
Где уж ему скакать? Ноги и руки гудели и казались жидкими, как вареные макароны. И в горле скребло.
– Но обязательно позавтракай, слышишь? Разогрей котлеты.
«Ой…» – подумал Илька.
– И молоко тоже согрей. Оно уже кипяченое, но немного остыло. Выпьешь кружку горячего. И не забудь принять биомицин.
Илька вздохнул:
– Не забуду…
Впервые, что ли? Каждое лето у него ангина. По нескольку раз. Мама однажды сказала: «Простываешь постоянно. Носишься разгоряченным под всеми ветрами…»
Илька не почувствовал раскаяния. Эти слова ему понравились. «Под всеми ветрами…»
Было в них что-то широкое, шумное, синее… Но ангины продолжались.
В прошлом году мама хотела, чтобы Ильке удалили гланды, водила в свою больницу. Там его осмотрели, взяли кровь на анализ и сказали маме: надо подождать. Мама опечалилась, а Илька нисколечко…
– Я сегодня вернусь пораньше, – сказала мама. – Не скучай. – Подошла и чмокнула Ильку в лоб сухими губами. – Проветри комнату, но не торчи под форточкой. Договорились?
Илька двинул головой: договорились. Мама продолжала смотреть на него, глаза у нее были большие и печальные.
– Похудел моментально, – сказала она. – Раньше хоть лицо было круглое, а сейчас щеки ввалились… А ночью нес всякую чепуху. Что тебе снилось?
– Какая-то мохнатая дрянь, – припомнил Илька. И прибавил, чтобы успокоить маму: – Не бойся, я оторвал ей хвост.
Мама улыбнулась.
– Ты запомнил все, что я сказала?
Илька морщил лоб.
– Мама… А где живут фламинго?
– Ну вот! Я тебе про одно, а ты…
– Я все запомнил, – поспешно сказал Илька. – Но ты не знаешь, где живут фламинго?
– На юге.
– Я знаю. Но где на юге? Мне надо точно.
– Не помню. Я постараюсь узнать, хорошо? А теперь еще поспи.
Она ушла, а Илька стал думать о жарком ветре, принесшем в их края удивительную птицу. Скверную шутку сыграл с ней этот ветер. А может быть, он не виноват? Не знал ведь он, что фламинго нарвется на выстрел… Может быть, она вывела бы здесь птенцов и чудесные розовые птицы стали бы летать над городом. Живые… А что? Ведь живут на недалеких озерах такие же, как в Африке, пеликаны…
Илька незаметно уснул и проспал до одиннадцати часов. Разбудил его голод. Илька уже без всякого отвращения стал думать о котлетах.
Ноги теперь почти не гудели. Илька выбрался из постели, протопал на кухню и ухватил котлету пальцами со сковородки. Не разогревать же, в самом деле! Потом он вспомнил про молоко. С минуту лень боролась в нем с угрызениями совести. Потом он попробовал молоко и решил, что оно и так достаточно теплое. Илька запил им биомицин.
В комнате Илька открыл форточку и печально уселся от нее подальше. Начинался скучный день.
За окнами шумело веселое солнце, качались на ветках молодые листики – яркие, как зеленые огоньки. Прыгали счастливые воробьи, у которых не бывает ангины. Промчался на велосипеде «Спутник» бородатый спортсмен в таких же, как у Ильки, серых штанишках и в майке, розовой, как грудь фламинго… Потом прошагал с портфелем в руках по другой стороне улицы длинноногий Шурка Черемховский. Неужели из школы? Так рано? Он свернул за угол, Илька не успел его окликнуть. А жаль… Шурка-то, конечно, знает, где живут фламинго.
Илька вытащил коробку с карандашами «Искусство» и тетрадь для рисования. Достал сначала красный и розовый карандаши. Он трудился долго, но фламинго все равно не получился. Ведь Илька видел только мертвую птицу, а рисовал живую. Не вышло. С досады он нацарапал бородатого черта на велосипеде и закрыл тетрадь. Тоскливыми глазами посмотрел за окно.
И тогда, к великой своей радости, увидел он, как через дорогу прямо к окну шагает Генка.
Забыв про запрет, Илька взлетел на подоконник и высунул голову в форточку.
Илька, видимо, так сиял, что Генка чуть-чуть улыбнулся в ответ, хотя настроен был хмуро. Он тут же снова посерьезнел и спросил:
– Ты один?
– Мама на работе.
– Дай чего-нибудь пожевать. В брюхе свистит от голода.
Илька удивился, но молча скользнул с подоконника. Если у человека свистит в животе, ему не до расспросов. Отрезал Илька почти полбатона, положил на кусок две котлеты и все это переправил Генке через форточку.
– Сила! – сказал Генка.
Бросил к ногам сумку, прислонился к стене и принялся за дело. Изредка поглядывал вверх, через плечо, на Ильку. Илька вылез из форточки почти по пояс, и сандалии его скребли по стеклу. Сверху видна была Ильке Генкина макушка с маленьким хохолком. Генка жевал так, что хохолок дергался.
Илька спросил осторожно:
– Ген… Тебя, что ли, из дому выгнали?
Генка перестал жевать.
– Чего?…
– Да нет, я так… – смутился Илька.
– Чтоб из дому выгнали, надо в этот дом попасть сначала, – сердито объяснил Генка. – А попробуй попади. Там во какой замок! И ключ отец на работу унес, забыл оставить. И окна заперты… Только жареной картошкой из-за двери пахнет.
– У меня еще молоко есть, – сочувственно сказал Илька. – Принести? Только оно кипяченое.
Генку передернуло.
– А я ничего, пью, – со скромной гордостью заметил Илька. – Приходится, раз ангина… Ой! – вдруг встревожился он. – А если ты заразишься от котлеты? Ты не боишься ангины?
Генка обернулся. На лице его проступила сытая улыбка.
– Не, – сказал он и потянулся. – Я от голода помереть боялся, а теперь ничего не боюсь… А ты из-за ангины дома сидишь? Я думал, из-за ноги. Нога-то целая?
Илька подтянул пижамную штанину и с удовольствием показал кровоподтек. Если рана не болит, ею очень удобно хвастаться.
– Сгибается? – спросил Генка.
Илька попрыгал на подоконнике.
– Козел! – усмехнулся Генка.
Илька довольно заулыбался. Козел – это совсем не обидно. Это вовсе не значит – драный козел, с соломой в бороде и репьями на худых боках. Это значит – горный козел, житель скалистых круч, летающий над жуткими провалами по диким тропинкам. Легкий круторогий зверь.
– Да, я же забыл совсем! – спохватился Генка. – Зачем я к тебе шел-то! Я утром Ивана Сергеевича видел. Он просил сказать, что не зайдет к вам, потому что к Владьке улетает.