Ожившие легенды - Горянов Леонид Борисович. Страница 30

В этом рабочем районе Павел Александрович живет свою долгую и красивую жизнь. Перестав играть в футбол, он не расстался с ним, стал тренировать заводские команды, а потом отдал свою любовь и свое сердце мальчишкам. Я часто видел, как он возился с ними, как показывал технические приемы, знакомил с искусством обводки, с мастерством меткого и сильного удара, которым так славился сам. В шестьдесят втором команда первоклассников, которую он тренировал, стала чемпионом Москвы. Его подопечные – Миша Неустроев, Коля Пименов, Боря Иванов – уже играют сегодня в дублирующих составах команд мастеров.

Легенда шестая, которую автор посвящает знаменитой футбольной семье

Как сейчас помню этот день: десятое марта тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года.

Я шел по улицам Красной Пресни – помолодевшей, принарядившейся, похорошевшей за последние годы. Вот корпуса новых домов-красавцев, возвышающиеся по соседству со старыми, приземистыми, вдавленными в землю. Вот клуб, который жители называют Дворцом культуры, потому что он и впрямь напоминает собой царственное здание – столько в нем простора, света, торжественности.

У входа в клуб огромный, бьющий в глаза алой краской плакат: «Сегодня в парке традиционные соревнования по русскому хоккею на приз братьев Артемьевых».

Иду в парк. Погода выдалась на славу! Казалось, зима и весна, встретившись на заветном рубеже, щеголяли друг перед другом своим великолепием.

В парке было оживленно, но особенно много людей собралось у главного хоккейного поля. Они окольцевали его плотным, живым забором.

С минуты на минуту должна была начаться эстафета: участников состязаний набралось много, они должны были поспорить в искусстве бега по ледяной дорожке, а уж потом четырем самым быстрым командам предстояло скрестить клюшки в борьбе за главный трофей.

Кругом царило оживление. Но среди разноцветной стайки спортсменов в красных, оранжевых, зеленых, черно-белых майках, среди суетливо готовивших старт судей, среди стайки фотокорреспондентов, невесть каким образом слетевшихся сюда, зрители приметили двух ладно скроенных мужчин, застывших у самого края беговой дорожки.

– Иван да Петр Артемьевы, – говорил своей супруге какой-то седовласый человек, кивая на эту пару.

– Вон они, знаменитые братья! – выкрикнул вихрастый мальчишка своему товарищу.

Все узнавали их, улыбались, радовались, как радуются встрече со старым, близким знакомым. Меня это открытие приятно удивило. Я поделился им с Павлом Александровичем Канунниковым, стоявшим рядом в группе почетных гостей.

– Чего ж тут особенного, – пожал он плечами. – Ведь эта семья очень много сделала для спорта, в частности для футбола и хоккея. С именами Петра, Ивана и других братьев связано так много хорошего, доброго, романтичного. Жаль только, что эти истории теперь дальше Красной Пресни не идут. А надо бы… Славные истории… Славная семья!

Эту главу, как вы уже, конечно, дорогой читатель, догадались, я и посвящаю старинной русской футбольной семье – семье Артемьевых.

Есть на земле Рязанской большое русское село – Лобково. Раскинулось оно среди широкого степного простора, вытянулось по обе стороны широкой проселочной дороги всеми своими ста пятидесятью хатами чуть ли не на два километра. С этим селом у Артемьевых неразрывно связано простое и великое слово: Родина.

– Мы народ простой, родословную не ведем, – сказал мне как-то один из них, Петр Тимофеевич. – Хорошо помню только деда своего – Артемия Артемьевича Артемьева. Удивительной доброты был человек. Трудолюбивый. А жизнь не получилась. Не миновала его горькая, обидная судьба деревенского мужичка из обездоленной, нищей и убогой царской России. Талантливый мастеровой, чудесный умелец, хлебороб, проводивший в поле от зари до зари, он никогда не мог свести концы с концами. Воспитанный в духе степенности, никогда не употреблявший бранных слов, знал он одно ругательство и всегда облегчал им душу в трудную минуту:

– Ах, сволочь окаянный, опять денег нет…

– Ах, сволочь окаянный, опять хлеба не хватило… Таким вот: досадливо разводящим руками, ругающим неизвестно кого, растерянным и обиженным – запомнили его внуки.

Запомнили они и другие картины. Как брал их дед с собой на покос, как звонко пела по утрам сталь, как, войдя в азарт работы, чуть не наступал на идущих впереди мальчуганов и весело покрикивал:

– Пятки! Пятки!

Помнят, как во время шабаша гладил их своей шершавой рукой по детским головкам и говорил задумчиво:

– Ничего, птенцы, может быть, дождетесь вы жизни человеческой. Я вот не дождался. А вам, гляди, и повезет…

– Дедушка, а почему ты нас жалеешь? – спросил в одну из таких минут совсем еще маленький Петя.

– Да как же, внучек, – серьезно стал разъяснять пятилетнему юнцу дед, – вы ведь и детства настоящего не видели. И поиграть-то как следует некогда. Чуть на ноги стал, сам ходишь – уже ты работник.

Недолго были внучата рядом с дедом. В деревне становилось жить все тяжелее, и отец ребят, посоветовавшись с Артемием Артемьевичем, решил бросить родной дом, податься на заработки в Москву – благо слыл он на всю округу незаменимым сапожником.

Так и очутился рязанский крестьянин Тимофей Артемьевич Артемьев со своей семьей на знаменитой Пресне. Семья очень большая – пять сыновей: Иван, Петр, Тимофей, Георгий, Сергей. С утра до ночи стучал молотком хозяин этого «божьего стада», как сам он называл своих мальчишек, а накормить всех досыта не мог. Однажды пришел пообедать усталый, зеленый от несгибаемого сидения за верстаком, посмотрел на старшего: – Ну, Иван, ты уже у меня ученый (парень только только закончил трехклассную школу), давай отцу помогай. Будешь учеником в нашей мастерской.

Так еще у одного Артемьева кончилось детство. Было тогда Ванюше от роду десять лет. На Пресне только что прошли знаменитые баррикадные бои тысяча девятьсот пятого года, и стала она с тех дней Красной – от всплесков революционных знамен, от рабочей крови, пролитой на мостовых. По вечерам было тревожно, цокали по брусчатке подковы – это наряды конной жандармерии совершали свой очередной обход. Вослед им из приземистых, неказистых домиков качались увесистые рабочие кулаки, слышался шепот:

– Ну подождите, гады, настанет наш черед.

Три мрачных года проползли один за другим как грозовые тучи. Собрания – запрещены. Сходки – запрещены. Массовые развлечения – запрещены. Только летом тысяча девятьсот восьмого чуть ожила рабочая Красная Пресня.

Однажды – теперь уж не вспомнишь, когда это случилось, – семья сидела за столом. Все были в сборе, как и полагалось по воскресеньям. Только одного Ивана не хватало. Это уже считалось непорядком, и отец, страсть как уважавший дисциплину и традиции, нервничал, все не давая сигнала начинать. Но обедать в тот раз пришлось без старшего сына. Он пришел поздно, когда уже начало темнеть, весь в пыли, в рубашке, по которой расплылось огромное пятно с белоснежными ободками.

– Где был? – спросил отец голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

– В футбол играл, батя…

– Чего-чего? – переспросил Тимофей Артемьевич.

– В футбол.

Так шестьдесят лет назад впервые вошло в эту семью новое, тогда еще никому не известное, овеянное романтикой слово. Конечно, тогда еще никто из них не предполагал, что футбол отныне и навсегда станет для них любовью и страстью, неотъемлемой частью жизни.

Первым поддался новому увлечению Иван. В рабочее время нечего было и думать о каких-то забавах (трудились допоздна), но по воскресеньям и праздникам Ивана Артемьева можно было застать только на поле. Он играл с большим увлечением, с азартом. Отец сначала ворчал, а потом, когда дошли до него слухи, что пользуется старший сын на футбольных полях все большим и большим авторитетом, успокоился, даже обрадовался: