Время звезд - Хайнлайн Роберт Энсон. Страница 50

Папа часто говорил о скрытых преимуществах бедной жизни – о науке надеяться только на себя, о закаливании характера и обо всем прочем. К тому времени как я стал достаточно взрослым, чтобы понимать эти разговоры, я стал достаточно взрослым, чтобы хотеть, чтобы эти преимущества не были столь неощутимыми. Однако, если подумать теперь, он, возможно, и был кое в чем прав. Жила наша семья весело. Мы с Пэтом держали на кухне хомяков, и мама никогда не возражала. Когда мы превратили ванную комнату в химическую лабораторию, девицы поначалу отнеслись к этому неприязненно, однако, когда отец хотел нам помешать, они уговорили его не делать этого и стали развешивать белье где-то в другом месте, а позднее, когда мы вылили кислоту в раковину и испортили канализацию, мать защищала нас от управдома. Только однажды мама была против нашей затеи – это случилось, когда ее брат, дядя Стив, вернулся с Марса и подарил нам несколько канальных червей, которых мы решили разводить на продажу. А когда папа, принимая душ, наступил на одного их них (так как мы не обсудили с отцом своих планов), она заставила нас сдать их в зоопарк, кроме того, на которого папа наступил – от него уже было мало толку. Вскоре после этого мы сбежали из дому, чтобы записаться в Космическую Морскую Пехоту – дядя Стив был сержантом-баллистиком – и когда прибавить себе лет не вышло и нас отправили домой, мама не только не ругалась, но, как выяснилось, все это время, пока нас не было, она кормила наших змей и шелковичных червей.

Да, я думаю, что мы были счастливы. Но тогда нам так не казалось. Мы с Пэтом были очень близки и все делали вместе, но мне бы хотелось сказать вот что: быть близнецами – это не идиллия Дамона и Финтия [1], которую вам внушают сентиментальные писатели. Тебя сближает с другим человеком то, что ты родился вместе с ним, жил с ним в одной комнате, ел с ним, играл с ним, работал с ним и, судя по собственным воспоминаниям или воспоминаниям других, никогда ничего не делал без него. Все это сближает, делает вас почти незаменимыми друг для друга, но это совсем не значит, что вы любите этого человека.

Я хочу сказать все это, потому что с тех пор, как близнецы стали вдруг такими важными особами, о них успели наговорить уйму всякой ерунды. Я – это я; я – не мой брат Пэт. Я всегда могу различить нас, даже если другие на это не способны. Он – правша, я – левша. И с моей точки зрения, я тот человек, который почти всегда получает меньший кусок пирога. Я помню случаи, когда Пэт, ловко извернувшись, получал оба куска. Я не выражаюсь образно, а говорю об обычном глазированном торте, и о том, как брат всех обманул и вдобавок к своему получил мой кусок, заставив родителей думать, что он – это мы оба; а все мои протесты были бесполезны. Десерт, если тебе восемь лет, может быть самым торжественным событием дня, а нам как раз было по восемь.

Я не жалуюсь… хотя даже теперь, после всех прожитых лет и пройденных миль, я ощущаю комок гнева в горле при воспоминании о том, как был наказан: отец и мать решили, что именно я хочу выцыганить две порции десерта. Я не жалуюсь, я просто пытаюсь рассказать правду. Доктор Деверо сказал, чтобы я написал об этом и начал с того, что значит – быть близнецами. Ведь вы же не близнец, не правда ли? Может, вы и близнец, но сорок четыре против одного – что нет. Даже не разнояйцовый, в то время, как мы с Пэтом однояйцовые, что встречается еще в четыре раза реже.

Говорят, что один из близнецов всегда несколько отсталый – я лично так не думаю. Мы с Пэтом всегда были похожи так же, как два ботинка одной пары. Иногда, когда мы отличались друг от друга, я оказывался на четверть дюйма выше и на фунт тяжелее; затем мы уравнивались. В школе мы получали одинаково хорошие оценки, у нас одновременно резались зубы. Что у него было – так это хватка, не в пример моей, что психологи называют «очередностью клева». Но все это было неуловимо настолько, что различить было невозможно, а со стороны так и вовсе не было заметно. Насколько я помню, началось это с пустого места, однако развилось в схему поведения, поломать которую не смог бы ни один из нас, как бы ему этого не хотелось.

Может, если бы акушерка первым приняла меня, когда мы родились, именно я бы и получал больший кусок. А может быть, она как раз меня первым и приняла, – я же не знаю, как все это началось.

Только не думайте, что быть близнецом, который всегда получает меньший кусок, очень плохо. Чаще всего это хорошо. Ты попадаешь в незнакомую толпу, где чувствуешь себя робко и неуверенно, и вот, на расстоянии в пару футов от тебя появляется твой близнец, и ты больше не одинок. Или ты получил от кого-то удар в челюсть, а, пока у тебя все плывет перед глазами, твой близнец ударил его, и победа на вашей стороне. Ты провалился на экзамене, и твой близнец провалил его с таким же треском, так что опять ты не один. Но не думайте, что быть близнецом – это значит иметь очень близкого и верного друга. Это совершенно не так и, в то же время – это нечто большее. Впервые мы с Пэтом столкнулись с Фондом Далеких Перспектив, когда этот самый мистер Гикинг заявился к нам домой. Мне он не понравился. Папа тоже его невзлюбил и даже хотел выставить из дома, однако тот уже уселся за столом с чашкой кофе в руке, так как у матери представления о гостеприимстве были самые что ни на есть твердые.

Таким образом этому типу Гикингу и было дозволено изложить, что же именно привело его к нам. Он был, по его словам, разъездным агентом «Генетических исследований».

– Это что еще такое? – резко спросил отец.

– «Генетические исследования» – это научное агентство, мистер Бартлет. Настоящий проект состоит в сборе данных о близнецах. Ведется эта работа в интересах общества, и мы надеемся на Ваше сотрудничество.

Папа набрал в легкие побольше воздуха и влез на воображаемую трибуну, которая у него всегда была наготове.

– Снова это правительство сует всюду свой нос. Я – добропорядочный гражданин: я плачу по счетам и содержу свою семью. Мои ребята ничем не отличаются от любых других. Я невыносимо устал от того, как к ним относится правительство. И я не намерен позволить дергать их, колоть и по-всякому исследовать для того только, чтобы доставить удовольствие какому-то там бюрократу. Мы хотим только одного – чтобы нас оставили в покое и чтобы это самое правительство согласилось с очевидным фактом, – мои ребята имеют не меньшее право дышать воздухом и занимать свое место под солнцем, чем кто-либо другой.

Отец не был невежественным человеком, просто во всем, что касалось нас с Пэтом, у него срабатывала автоматическая реакция, подобная рычанию собаки, которую часто пинают. Мистер Гикинг попытался было успокоить его, но не тут-то было. Если отец заводил свою пластинку, прервать его было невозможно.

– И передайте этому своему Департаменту Контроля Народонаселения, что я не собираюсь иметь ничего общего с их «генетическими исследованиями». Что они хотят выяснить? Вероятно, как предотвратить рождение близнецов. А что плохого в близнецах? Вот что было бы с Римом без Ромула и Рема? [2]Ответьте мне! Мистер, да знаете ли Вы, сколько…

– Пожалуйста, мистер Бартлет, поймите, я не связан с правительством.

– Э? А что же Вы сразу не сказали? Кто же вас тогда прислал?

– «Генетические исследования» – это агентство Фонда Далеких Перспектив.

Тут я почувствовал, что у Пэта неожиданно возник интерес к происходящему. Конечно, о Фонде Далеких Перспектив слышали все, но вышло так, что мы с Пэтом как раз только что сделали курсовую работу по некоммерческим корпорациям, причем использовали Фонд в качестве типичного примера. Нас заинтересовали цели Фонда Далеких Перспектив. На его гербе были слова «Хлеб, пущенный по воде», а на первой странице устава – «На благо наших потомков». Дальше в уставе было напущено море юридического тумана, который управляющие Фонда понимали как указание тратить деньги только на то, на что ни правительство, ни какие-нибудь другие корпорации своих средств расходовать не станут. Того, чтобы предложенный проект был интересен с научной точки зрения и благотворен с социальной, было недостаточно; он должен был быть настолько дорогостоящим, чтобы никто за него не взялся, а возможные его результаты должны были сказаться в столь отдаленном будущем, что оправдать его в глазах налогоплательщиков или держателей акций не было бы ни малейшей возможности. Чтобы заставить управляющих Ф.Д.П. загореться энтузиазмом, вы должны были предложить нечто такое, что будет стоить миллиард или больше и, скорее всего, не даст ощутимых результатов в течение десяти поколений, если вообще когда-нибудь их даст… что-нибудь типа проекта управления погодой (этим они уже занимались) или проблемы, куда девается ваш кулак, когда вы разжимаете руку.