Правдивая история Деда Мороза - Пастернак Евгения Борисовна. Страница 11
– Ты у меня Дед Мороз, – сказала Маша, – а я, значит, баба Мороз.
Сергей Иванович только улыбнулся. Он вдруг почувствовал, как сильно устал за этот праздничный вечер.
Но дома лечь и отоспаться не удалось. Вся квартира Морозовых кишела охлями и птёрками.
– Все доставлено в лучшем виде, лови!
Красная звездочка взмыла вверх.
– Слушай, эта Машка такой визг подняла, я думала, окна вылетят...
Спланировала огромная желтая звезда.
– А Мишка, представляешь, коробку обнял и сидит. Минут десять сидел, потом еще полчаса обертку снимал. Думал уже не дождусь, пока распакует! Потом взял подаренную машину, поставил посреди комнаты и лег рядом. Даже покатать не попробовал! Лежит, любуется и улыбается. Ну я уж не стал ждать, сюда прибежал...
К потолку летит синяя звезда, переливаясь всеми оттенками от голубого до фиолетового.
На этот раз, чтобы переждать звездопад и выслушать отчеты, семье Морозовых потребовалось больше часа.
Отстрелявшись звездами, птёрки и охли уселись на краешек стола и начали преданно смотреть в глаза Маше.
– Что? – испугалась она.
– Какие будут указания?
Маша растерянно хлопала глазами.
– Ну, когда у нас следующая елка? Давайте готовиться! Может, костюмчик почистить, посох натереть? Кстати, Дед Мороз, а ты посохом-то пользоваться умеешь?
Дед Мороз, который еще не привык отзываться на «Деда Мороза», только руками развел.
– Ох... Ну просто беда с вами, людьми... Бестолковые... – пригорюнился Главный Птёрк и немедленно получил увесистый толчок под ребро от сидящей рядом охли.
– А че я сказал? – возмутился он. – Я все правильно сказал! А что, толковые, что ли? Ему посох в руки дали, а он им даже пользоваться не умеет!
– Погодите! – Сергею Ивановичу стало неудобно, что он не знает таких элементарных вещей. – А как посохом пользоваться?
– Как-как, – Главный Птёрк сохранял обиженный вид. – Опираться на него при ходьбе, вот как! Не знал, что ли?
Морозов не нашел, что ответить. Птёрк не стал дожидаться, пока Сергей Иванович придет в себя, решительно поднялся на лапки:
– Ладно, мы пошли, зовите, если что...
И все птёрки с охлями опять, как в прошлый раз, мгновенно растаяли в воздухе.
– Маша, какая такая следующая елка, ты не знаешь? Мы же вроде не приглашены больше никуда... – спросил Сергей Иванович после паузы.
А Маша только загадочно улыбнулась.
На утро Морозовы обнаружили у себя еще пять приглашений на различные рождественские обеды. Слухи в этом городе распространяются мгновенно.
Летом 1914 года началась война, которую назвали Первой мировой
И сразу стало ясно, что война – это очень плохо и трудно. Дело даже не в том, что начались перебои с едой, отоплением, что многие мужчины ушли на фронт. Хуже всего, что многие мужчины с фронта не вернулись, погибли. Никогда еще Россия не вела такой тяжелой и кровопролитной войны.
Санкт-Петербург через месяц после начала войны переименовали в Петроград. Дело в том, что «Санкт-Петербург» – слово немецкое, а воевали как раз с немцами. Все немецкое стало вражеским, даже рождественские елки были объявлены «вражеской затеей», то есть, проще говоря, запрещены.
Хотя Рождество продолжали праздновать. Даже на фронте солдатам раздавали подарки.
Но какой это праздник, без елки?
Рождество приближалось, но праздничного настроения все не было. Да даже и не в елках дело – просто как-то нерадостно было. Совсем недалеко, в нескольких сотнях верст в окопах мерзли и погибали люди. Даже дети это чувствовали.
Петроград превратился в необыкновенно серый город. Серые люди шли по серым улицам, даже снег валил какой-то грязный. Должно быть, от копоти, которая непрерывно шла из труб заводов.
Морозова в действующую армию не призвали, в депо для него сейчас было дел по горло: поезда ремонтировали, обшивали броней и отправляли на германский фронт, чтобы вскоре вернулись они с пробоинами от пуль и снарядов.
Охли и птёрки несколько раз пытались привлечь внимание «Деда Мороза», но тот только отмахивался – какой уж тут праздник. После службы Сергей Иванович наскоро пил чай и валился спать.
Но однажды на пороге дома его встретила целая толпа охлей и птёрков.
– Так, – сказал Главный Птёрк, бесстрашно заступая дорогу Морозову, – Рождество делать будем?
– Какое Рождество? – устало сказал Сергей Иванович. – Война. Не время для праздников.
– Ничего себе! – из толпы выскочила совсем маленькая охля и стала рядом с Главным Птёрком. – А когда время для праздников? Когда и без них весело? Ничего себе!
– Отойдите, – попросил Морозов, – а то наступлю ненароком.
– А наступай! – сказал Главный Птёрк. – Если Рождества не будет, все одно нам конец. – И он, грустно махнув хвостом, уселся на заснеженное крыльцо.
– Ничего себе! – сказала маленькая охля и села рядом. Птёрки и охли, все как один напыжившиеся и надутые, стали заполнять крыльцо.
– Топчи, – Главный Птёрк сложил лапки на груди, – давай. Круши, громи, изничтожай! Ты ж Дед Мороз. А мы кто? Да никто! Может, нас и нет совсем.
А маленькая охля вдруг расплакалась. Сергей Иванович в смущении топтался, боясь наступить на кого-нибудь из малышей.
– Вставайте, – говорил он, – замерзнете!
– И замерзнем! – крикнула сквозь слезы маленькая охля. – Тоже мне, Дед Мороз! Война ему... А дети?
– Вот именно! – зашумела сидячая манифестация. – О детях бы подумал! Им каково? Вообще никакой радости, а он тут... щеки надувает.
Морозов не выдержал и улыбнулся, потому что щеки надувал не он, а как раз охли и птёрки.
– Погодите, – сказал он, – будет Рождество. Только с делами управлюсь.
Главный Птёрк резко подскочил, за ним начали подниматься и остальные.
– С какими делами! Три дня всего осталось!
– Три дня? – охнул Сергей Иванович. – Я же желания не успею собрать!
– Спокойно! – крикнул кто-то из задних рядов. – Записочки-то вот они! Все тута!
– Надо бы разложить, – сказал другой голос, – только не на снегу ведь...
А в кухне небось тепло, – сказала охля, которая только что заливалась горючими слезами, и очень натурально ихнула.
«Вот шельмы!» – подумал Морозов, запуская хвостато-рогатый табор в дом.
Над записочками пришлось сидеть два вечера подряд. На сей раз «небывалых» желаний набралось не в пример больше, чем в прошлом году. Чуть не каждый третий просил, чтобы война кончилась побыстрее. Морозов – то есть Дед Мороз – подолгу держал такие записочки в руке, мял их, даже дышал... Но все равно возвращал в кучу без уверенности, что такое правильное желание сбудется.
шь48
Только одно из таких пожеланий удалось ему немного разморозить. Записка была написана быстрым, не совсем уже детским почерком: «Пусть война остановится. Если совсем нельзя – хотя бы на день. Хотя бы на маленьком участочке. Тогда все солдаты поймут, что мир – это здорово и перестанут воевать совсем».
Сергей Иванович вдруг ясно представил себе немецкого и британского солдатов, которые сидят на бруствере и пьют пиво. А потом – играют в футбол.
Но все прочие просьбы о мире так и не ожили в его руках.
Много кто просил, чтобы папа вернулся. С этими было, кажется, проще. Во всяком случае, Сергею Ивановичу казалось, что он видит, как открывается дверь и чей-то папа в шинели, с георгиевским крестом, входит в комнату.
А потом начали попадаться просьбы, от которых Деда Мороза словно бы самого сковывало холодом. В первой такой записке он прочел: «Дедушка Мороз! Моего папу убили на фронте. Ты же волшебник, сделай, пожалуйста, так, чтобы он был живой. Я буду хорошо-хорошо учиться, и маму слушать, и папу, и даже Борьку, хоть он и задается, только оживи папу. Пожалуйста! Счастливого тебе Рождества! Оленька»