Лола Роза - Уилсон Жаклин. Страница 17

— Как страшно! — сказала Харприт.

Получилось и вправду страшно. Я попыталась отклеить акулу, но клей уже присох. Я стала ее отрывать.

— Не рви так, ты испортишь свою красивую картинку! — сказала Харприт.

— Мне не нравится акула, — ответила я. — Попробую ее заклеить.

Я нашла картинку с домами и вырезала сразу несколько вместе с палисадниками.

— Это будет подводная деревня, — пояснила я.

Я заклеила домами весь низ листа, так что нигде не выглядывало ни зуба, ни плавника, ни чешуйки. В палисадники я добавила ракушки и водоросли, а на крышу каждого дома приклеила по якорю вместо телевизионной антенны. Я клеила и клеила, пока низ картинки не стал в два раза толще верха, но это не помогало: мне все равно представлялась акула, бесшумно заплывающая в окна и двери в поисках своей семьи.

Ночью мне приснилась акула. Я не могла снова заснуть, даже крепко прижавшись к маме.

Мне очень не нравилось, что ее так часто не бывает по вечерам. Кендэла я укладывала около восьми, но сама не ложилась, пока мама не вернется, хотя она иногда приходила только к полуночи.

— Лола Роза, глупышка, почему ты не спишь? — Мама проводила мне пальцем под глазами. — Ты только посмотри на эти черные круги. Не девочка, а маленькая панда. Очень, очень плохо!

Но на самом деле она на меня не сердилась. Из пивной она всегда возвращалась в хорошем настроении. И дело не только в том, что посетители и ее угощали пивом. Я боялась, как бы она не закрутила с этим заведующим Бэрри. Они, видимо, очень подружились, особенно после вечера с караоке, где мама исполнила попурри из песен Кайли.

— Он говорит, что я нисколько не хуже Кайли и попка у меня такая же классная, — хвасталась мама, танцуя по комнате в одном белье.

— Мама!

— Он говорит, что я могла бы петь для посетителей. У него есть безумная идея — поставить меня прямо на барную стойку и чтобы я на ней станцевала. — Мама изобразила свой будущий номер, вихляя бедрами и прижимая к губам вместо микрофона щетку для волос.

— Мама!

— Что ты на меня так смотришь, Лола Роза? Послушай, если у меня красивый голос, почему же мне не спеть на публике?

— По-моему, этот твой Бэрри больше интересуется твоей красивой попкой, — сказала я мрачно.

— Ах ты негодная девчонка! — Мама сделала вид, что хочет стукнуть меня по попе щеткой. — Нет, Бэрри отличный парень, но он под башмаком у своей жены. Она тоже не против, чтобы я пела, если это будет привлекать посетителей, но Бэрри она не даст увлекаться. Да я и не собиралась его отбивать. Он слишком старый и скучный. У меня другая рыбка на крючке.

У меня свело желудок.

— Что значит другая рыбка на крючке?

— Ну, это просто так говорится, детка. Не обращай внимания, — сказала мама, причесывась.

— У тебя что, завелся новый парень?

— Нет! То есть не совсем. Нельзя сказать, что это мой парень. Мы даже не ходили никуда вместе. Но я ему нравлюсь — это да. Вообще-то, в пивной со мной многие пытались заигрывать, но Джейк — другое дело.

— Джейк?

— Он просто чудо, Лола Роза. Он художник. Он сказал, что хочет написать мой портрет. Представляешь, я бы могла однажды оказаться в музее. На самом деле он сам как картинка. У него густые светлые кудри, длинные, как у женщины, но ничего женственного в нем нет, как раз наоборот!

Сердце у меня так заколотилось, что меня замутило.

— Мама, не надо! — От страха я сама не понимала, что говорю. — А если папа узнает?

Мама вытаращилась на меня:

— Папа? — Она сделала вид, что не может вспомнить, о ком речь. — Твой папа тут совершенно ни при чем, милая. Он остался в прошлом. Прошло и забыто. Мы его больше никогда не увидим.

— Но… — Я сжала губы, борясь с собой. Не знаю, почему я так испугалась. Ведь это было как раз то, что я хотела услышать. Я не хотела больше видеть папу. Но когда мама заговорила о нем, как о старом полузабытом фильме, мне стало не по себе. Папа ведь у нее всегда был на первом месте.

— Ты его больше не любишь? — спросила я маму, когда она легла.

Она не расслышала, потому что напевала что-то себе под нос.

— Я что? Люблю ли я Джейка? Об этом еще рано говорить, дорогая, рано.

— Я спросила, любишь ли ты папу!

— Ш-ш-ш! Не кричи, Кендэла разбудишь. С чего это ты вспомнила о папе, боже ты мой? Ты что, забыла, какой он? Мне он кое-что оставил на память. Вот, взгляни. — Мама показала на коронки во рту.

— Я знаю, мама. Но дело не в этом. Зачем тебе сразу понадобился другой мужчина, не успела ты уйти от папы? Разве тебе плохо со мной и с Кендэлом?

— Ох, когда же ты станешь взрослой, Джейни, — прости, Лола Роза!

— Я как раз веду себя как взрослая, и ты это прекрасно знаешь. — Я повернулась к ней спиной.

— Детка, ну не злись, пожалуйста, — зашептала мама, прижимаясь ко мне.

Я лежала вытянувшись, жесткая, как доска, и не желала поддаваться. Мама щекотала меня, пока я не завизжала и не свернулась в клубок.

— Ш-ш-ш! — сказала мама, сама заливаясь смехом. Она быстренько притянула меня к себе, и на этот раз я не стала вырываться.

— Я только хотела сказать, что, когда ты станешь правда взрослой, ты поймешь. Я очень люблю вас с Кенни, солнышко мое, но мне нужен и мужчина рядом. Когда сердце ни для кого не трепещет, то и жизнь не в жизнь. Сама поймешь, когда станешь постарше.

Я была уверена, что не пойму. Сердце у меня натрепеталось уже достаточно — на всю жизнь вперед. Не могу себе представить, чтобы мне когда-нибудь понадобился мужчина. Во всяком случае, из тех, которые нравятся моей маме.

Я надеялась, что этот Джейк исчезнет с горизонта так же быстро, как тот футболист, но мама стала ходить с ним гулять в свободные вечера. В те дни, когда она работала, он сидел в баре до закрытия, а потом провожал ее домой. Иногда он поднимался к нам. Заслышав его шаги, я скорее гасила свет и притворялась, что сплю.

Мне вовсе не хотелось с ним знакомиться. Я была очень рада, что спальня у нас всего одна и половину кровати занимаем мы с Кендэлом.

Но однажды он зашел в воскресенье, в мамин выходной. Я могла бы догадаться. Мама встала рано и целую вечность возилась в ванной. Потом она надела новую короткую голубую кофточку, открывавшую пупок с бриллиантом, и белые джинсы в обтяжку. Обычно по воскресеньям мы валяемся в постели до одиннадцати или двенадцати, а потом мама весь день ходит босиком, в длинной кофте, накинутой на ночную рубашку.

Но в это воскресенье мама стала приставать к нам с Кендэлом, чтобы мы встали "ранехонько-бодрехонько". Было действительно «ранехонько», но о «бодрехонько» и речи быть не могло. Мне совершенно не хотелось надевать новые джинсы. Они мне уже врезались в живот. Я теперь вечно хотела есть, особенно в те вечера, когда мамы нет дома. Я могла съесть подряд три плитки шоколада или мазать и мазать маслом куски хлеба, пока батон не кончится.

Мне хотелось сидеть на кровати в ночной рубашке и наклеивать вырезки в альбом. Миссис Бэлсэм дала мне целую кучу старых журналов. Мне ужасно нравилось вырезать головы, туловища, руки и ноги и составлять из них в альбоме совсем новых людей. Иногда я изобретала даже новые существа — например, с шестью руками или с колесами вместо ног. Я брала головы стройных моделей и приклеивала их на туловища слонов или китов.

— Лола Роза, бросай свои наклейки и иди мыться, — сказала мама, выхватывая у меня альбом. Лицо у нее вытянулось. — Ты стала совсем больная! Это что за непонятный скрюченный ребенок? А кит с женской головой? Слушай, это же вылитая ваша тетя Барбара. — Мама расхохоталась, одергивая джинсы на своих стройных бедрах.

Кендэл тоже не хотел вставать. Он играл с Джорджем под одеялом в очень сложную игру, плавая по собственному темному морю-океану. Мама выловила его оттуда и отнесла в ванную, несмотря на его вопли.

— Мне нужны двое чистеньких, очаровательных, хорошо одетых детей. Сделайте одолжение! — сказала она.

— Зачем? — заныла я. — Сегодня же воскресенье.