Рунная магия - Харрис Джоанн. Страница 15

— Кажется, это называется «изменчивый», — сказал он. — Да, точно, именно это слово я пытался вспомнить. Изменчивый и мерзкий. И еще хитрый.

— В смысле, как он выглядит? — настаивала Мэдди.

— Лучше молись, чтобы его не увидеть, — мрачно посоветовал Сахарок.

— Прекрасно, — ответила Мэдди.

В молчании они пошли дальше.

Согласно легенде, под Срединными мирами все поделено на три уровня, связанных одной великой рекой. Подземный мир — это обитель горного народца, гоблинов, троллей и гномов. Под ним расположено царство Хель, традиционно отданное мертвым, затем Сон, один из трех великих притоков Речного Котла, и наконец, у самой двери Хаоса, — Нижний мир, иначе известный как Черная крепость, где Сурт-Разрушитель охраняет врата и сами боги не имеют власти.

Конечно, Мэдди уже знала это. Уроки Одноглазого исчерпывающе описали все вопросы географии Девяти миров. Но девочка и не подозревала о чудовищном размахе Подземного мира, о бесконечных коридорах, тоннелях, нишах и норах, которые составляли изнанку холма. Здесь были трещины и расщелины, прорези и закоулки, выемки и берлоги, боковые ходы, склады, дорожки и провалы, червоточины и трущобы, кладовые и погреба. После какого-то времени, которое показалось часами поисков, волнение Мэдди оттого, что она и вправду ходит по легендарным залам, заметно улеглось. Она начала понимать, что даже с вынужденной помощью Сахарка вряд ли сможет обшарить хотя бы сотую их часть.

Гоблинов они увидели только на верхнем уровне Большой галереи. Существа с кошачьими мордами, золотыми глазами и беличьими хвостами, одетые в кольчуги, лохмотья и кожу, они не обращали особого внимания ни на Мэдди, ни на ее спутника.

Гоблины были не единственными обитателями этого уровня. Спеша по переполненным коридорам, Мэдди проходила мимо дюжин других созданий, таких же занятых и невнимательных, как сами гоблины. Там был народец тоннелей с кожей цвета глины, с большими челюстями и крошечными глазками без ресниц, горный народец, небесный народец, лесной народец и даже двое человек под капюшонами, вороватых, с мешками товаров на плечах и посохами в руках.

— Да, мисс, всегда кто-нибудь да торгует с добрым народцем, — подтвердил Сахарок, когда Мэдди заметила людей. — Ты же не думала, что одна смогла найти дорогу сюда, а? Или что Око — единственные ворота под холм?

На нижних уровнях народу было меньше, да и заклинаний тоже. Там располагались кладовые, погреба, ночлежки, продуктовые склады. Мэдди уже проголодалась и хотела было заглянуть в них, но вспомнила, что слышала слишком много историй о том, как неразборчивы гоблины в еде, и решила не рисковать. Порывшись в карманах, Мэдди нашла яблочный огрызок и горстку орехов, чем и перекусила, хотя особо не наелась; об этом решении ей позже придется пожалеть.

Они пошли вниз, к реке, и там наконец нашлись каменные проходы, набитые трофеями и добычей. Помня, что сказал Одноглазый, Мэдди бросила Беркану и принялась за работу. Но среди паутины крошечных заклинаний и подписей, пересекающих тоннели, среди узлов с перьями, сундуков с лохмотьями, кастрюль и сковородок, сломанных кинжалов и разбитых щитов она не увидела и следа чего-нибудь похожего на сокровище Древнего века.

Гоблины, конечно, жуткие скряги и в отличие от гномов тащат все, что плохо лежит, невзирая на стоимость. Но Мэдди не унывала. Она не сомневалась, что найдет Шепчущего где-то среди этого барахла. Довольно странное имя для сокровища, подумала девочка, но потом вспомнила другие названия: кольцо Одина, Копатель; его копье, Разящее Страх; молот Тора Мьёлльнир, Крушитель, — и сказала себе, что сокровища Древнего века часто носили столь загадочные имена.

Поэтому Мэдди продолжала искать среди старых матрасов, высохших скелетов и разбитой посуды, среди камней и палок, среди кукольных голов и непарных туфель, среди шулерских костей и накладных ногтей для ног, среди обрывков бумаги и безвкусных китайских орнаментов, среди грязных носовых платков и забытых любовных стихов, среди потертых восточных ковров и потерянных учебников, среди безголовых мышей.

Однако, как и предупреждал Одноглазый, она не нашла ничего ценного: ни золота, ни серебра, ни даже медного грошика.

— Здесь ничего нет. — Гоблин становился все нетерпеливее по мере того, как они зарывались в чрево холма. — Здесь ничего нет, и к тому же здесь небезопасно, чтоб его!

Мэдди пожала плечами.

— Если б я знал, что ты ищешь… — продолжал Сахарок.

— Скажу, когда найду.

— Ты даже не знаешь, как оно выглядит, верно? — спросил он.

— Заткнись и смотри себе под ноги.

— Ты не знаешь, ха-ха-ха!

Мэдди вслед за Сахарком погружалась все глубже и глубже в холм, побаиваясь, что гоблин прав. Холм — рай для старьевщика, по самую кромку набитый бесполезным мусором. Здесь нет ничего, похожего на сокровище; ничего волшебного, ничего драгоценного, ничего мало-мальски напоминающего описание Одноглазого.

К тому же Мэдди было ясно, что Сахарок не меньше озадачен поисками, чем она сама. Он упорно отрицал, что под холмом спрятано хоть какое-то сокровище, и, поразмыслив, девочка начинала верить ему. Гоблины толком не ценят богатства и одинаково охотно украдут сломанный чайник, полкроны или бриллиантовое кольцо. К тому же Мэдди не могла представить, каким образом сокровище Древнего века — вещь столь важная, что Одноглазый годами пытался найти ее, — могло бы столь долго оставаться в лапах Сахарка и его друзей.

Нет, чем дольше Мэдди думала об этом, тем менее вероятным ей казалось, что добрый народец тут замешан. Тайна — если она вообще есть — лежит глубже, чем логово гоблинов.

За прошедшие часы девочка дважды бросала Наудр на своего товарища поневоле, и эффект каждый раз был чуть слабее. Она ужасно проголодалась и пожалела, что не воспользовалась продуктовыми складами гоблинов, но теперь они остались далеко позади. Голод, усталость и напряжение оттого, что приходилось постоянно контролировать гоблина, вновь и вновь бросать Сол и незамеченной пробираться сквозь лабиринт заклинаний, начали оказывать свое действие. Чары Мэдди слабели, словно свет лампы, в которой кончается масло и которая скоро погаснет.

Сахарок прекрасно понимал это, и его золотые глаза светились, когда он без устали трусил по одному коридору за другим, заводя девочку все глубже и глубже под холм, подальше от складов, в темноту.

Мэдди опрометчиво следовала за ним. Паутина следов-подписей, которая так поразила ее на верхних уровнях, почти истаяла, оставив лишь один неизменно яркий и мощный след, который превосходил все остальное и подогревал ее любопытство. Он был необычного цвета — бледного, горящего фиолетового оттенка — и освещал темноту, без конца пересекаясь с самим собой, словно кто-то проходил здесь много-много раз. Мэдди шла по этому следу. Ей хотелось пить, тело одеревенело от усталости, но растущее возбуждение и надежда мешали ей заметить, что ее чары слабеют, а глаза гоблина затаенно поблескивают.

Они шли через большую пещеру с высокими сводами и сталактитовой люстрой, вбиравшей мерцание рунного света Мэдди и отбрасывавшей его обратно тысячей игл огня и тени. Сахарок забежал вперед и машинально нырнул под выступающий камень, на который Мэдди налетела с разбегу, чуть не задохнувшись.

— Помедленнее! — крикнула она.

Но Сахарок, похоже, не услышал. Мэдди рванула за ним, подняв руку, чтобы осветить его след, но лишь увидела, как этот паразит исчезает за мерцающими кристаллами извести.

— Постой, я сказала!

На бегу Мэдди поняла, что начинает видеть более ясно. Где-то впереди горел свет — не рунный свет, не подпись, не холодное освещение глубоких пещер, а теплый, рыжий, уютный свет.

— Сахарок! — крикнула девочка.

Но гоблин то ли не слышал, то ли притворялся, что не слышит. Ответа не последовало, не считая эха ее собственного голоса, такого тихого и ужасно потерянного, которое стеклянно заметалось между огромными сталактитами.