Тайна Золотой долины. Четверо из России [Издание 1968 г.] - Клепов Василий Степанович. Страница 88
— Дядь Федя… — начал было я.
— А ты откуда знаешь, как меня зовут?
— Да нас же к вам направила ваша жена Анфиса Дмитриевна. Просила кланяться.
— Вон оно что, — обрадовался Макарычев. — Ну как она там?
Мы рассказали, как подслушали разговор Анфисы Дмитриевны с полицаем. Я упомянул о том, что немцы собираются наступать на партизан и если Макарычев не будет в понедельник дома, то его жену повесят. Партизан на минуту посерьезнел, попросил повторить слова жены и наконец проговорил:
— Молодец, Фиска! Ей-богу, молодец!
Мы впервые спали так хорошо, что не видели никаких снов. На следующее утро к нам пришел Макарычев и поздоровался:
— С добрым утром, партизаны! Вас требует к себе командир.
На дворе уже вовсю светило солнышко. Осенний лес купался в его лучах. Рядом с землянкой, в которой мы спали, приподнимали почву, как грибы, другие жилища партизан.
— Вот сюда! — показал нам Макарычев на землянку, из трубы которой валил дым.
Мы вошли, и — как вам изобразить, что произошло потом?
— Папка! — крикнул я.
Да, за столом сидел мой отец! Он был тщательно побрит, в ладной гимнастерке, по которой пролегала портупея.
— Что такое? — не верил своим глазам отец. — Вася?
Я прижался к папке. От его гимнастерки пахло дымом, как и у нас в землянке.
— Да как ты здесь? Что за чудо?
Я кивнул на Димку:
— А его узнаешь?
Отец долго смотрел на Димку, недоуменно спрашивал:
— Димка? Да, Димка! Такой здоровяк, я и не узнал. Вполне можно брать в армию. Сколько тебе лет?
— А эту девочку ты не знаешь, — указал я на Белку, которая сидела в углу и смотрела на нас. — Это самая лучшая девочка на свете. Белка.
— Неужели? — рассмеялся отец. — Что на белку она похожа, это верно. Но только как ее все-таки зовут?
— Нюра, — откликнулась Белка. — У меня много имен. Ребята все говорят: Белка да Белка, а в Германии меня звали Анхен…
— Ты что, была в Германии? — удивился отец.
— Да мы все из Германии, папа! Жили там месяца три, — вмешался я.
У нас начался длинный разговор, который я не собираюсь здесь передавать, так как читателю все известно.
— А мы знаем, — склонив голову, улыбалась Белка. — Знаем, как вы в сватья попали…
— Откуда же? — смеялся отец.
— Это все Макарычев, — влюбленными глазами смотрел я на отца. — Он очень хорошо к тебе относится.
Отец рассказал нам, что в первые же месяцы войны попал раненым в плен. Оттуда бежал, в скором времени стал командиром партизанского отряда. Один из первых, с кем он познакомился, и был Макарычев. Это очень отважный партизан, большой специалист по подрывным работам. Только раз у него получилась неудача: он мудрил что-то со взрывчаткой, которую доставали из неразорвавшихся немецких авиабомб, сильно ожег щеку…
Наш разговор неожиданно прервали. Явился радист, подал отцу радиограмму. Он быстро поднялся с места, приказал:
— Макарычева ко мне!
В радиограмме предлагалось отряду Свата сегодня ночью выступить на дорогу Полоцк — Витебск и перерезать ее. Мы сразу же подумали, что наша радиограмма достигла цели.
— Ну, Федя, начинается! — радостно проговорил отец. — Приготовься и с полудня двигай!
Макарычев убежал к своим подрывникам. После обеда они выстроились перед землянкой отца. Он еще раз тщательно посмотрел, как обмундированы партизаны, проверил — не гремит ли что в их снаряжении, и они отправились по лесной тропинке.
— Мы тоже пойдем с ними, — ходил по пятам отца и клянчил я.
— Никуда не пойдете! — отрезал он. — Сидите пока в землянке.
Целый день мы таскались по всему лагерю, смотрели, как работают женщины в прачечной, как орудует в своей землянке радист, и Димка даже начал ему помогать. Потом были в санчасти, где Белка сидела у постели Никонова и говорила с Настей, той самой маленькой «невестой» Фюслера. А дальше — совсем неожиданно оказались у землянки, в дверях которой стоял часовой. Я спросил, что он охраняет, но часовой промолчал, а бежавший мимо партизан крикнул, что здесь находиться нельзя и нам нужно убираться подобру-поздорову.
Как же, не на тех напал! Мы хотели все-таки знать, что охраняет часовой! Отошли немного в сторону, сели и стали смотреть на строгого парня с автоматом на груди.
И — дождались. Часовой открыл дверь землянки. Из нее вышел высокий человек в распоясанной рубахе и тяжело зашагал к дощатой маленькой уборной. Часовой с автоматом на изготовку проводил его, остановился ждать…
Мы подошли ближе. И вот, когда арестованный возвращался в землянку, увидели здоровенный нос и на носу здоровенные роговые очки. Это был Белотелов!
— Генрих! — невольно воскликнул я.
Белотелое быстро обернулся, увидел нас и, согнувшись, почти бегом исчез в землянке.
Мы пришли к отцу и спросили, что за птицу держит он под охраной?
— Черт его знает! Подозрительный тип! Ходил по деревням вокруг нашего лагеря и везде расспрашивал, как найти Свата? С таким вопросом обратился и к Макарычеву. «А зачем вам Сват?» — спросил Федор Михайлович. И тот «по секрету» сообщил, что бежит из плена и хочет примкнуть к партизанам. Привел его Макарычев ко мне, показывает документы… Он тоже из нашего Острогорска. Служил там в геологоразведочной партии. Геолог-нефтяник. По всему видно, что советский человек, но немецкий пистолет… Желтые глаза, которыми он не смотрит на тебя, прямо-таки внушают подозрение…
— Эх, ты — подозрение! Да это же самый настоящий шпион! Ты помнишь, я тебе писал о Золотой Долине?
— Так это тот самый? — сказал в раздумье отец. — Часовой, немедленно ко мне Белотелова!
Когда Белотелов вошел и тяжело сел, жалкая улыбка сморщила его лицо.
— Итак, господин Белотелов, вы, оказывается, еще не все мне сказали. Сын утверждает, что вы работали в комендатуре у немцев в Острогорске. Так или не так?
— Так… Но поймите, гражданин начальник, не мог я вам этого сказать. Как советский человек…
— Да какой ты советский! — не выдержал я. — Ты — фашист! Генрих Паппенгейм — советский человек!
Отец остановил меня, велел пойти прогуляться. Я вышел из землянки и стал ждать, чем кончится допрос Белотелова.
Долго-долго не выходил Генрих Паппенгейм. Наконец, появился. Часовой на этот раз держал его под дулом автомата.
Улыбающийся и такой хороший, такой чудесный папка похвалил нас и убежал куда-то. Скоро в лагере часто-часто зазвонили в чугунную рельсу. Вооруженные партизаны собирались и выстраивались на линейке. Вышел откуда-то отец со своими командирами, те стали во главе отрядов и бесшумно исчезли в лесу.
— Вы оставайтесь здесь, — нагнулся к нам отец. — Настя! Посмотри за ребятами.
Из санчасти появилась «невеста» Фюслера и забрала нас в свою землянку.
— Что это с нами, как с маленькими, обращаются? — бурчал Димка.
— Подумаешь, какой большой! — усмехнулась Белка.
А я, хоть и был согласен с Димкой, подумал, что отец всегда остается отцом: после стольких лет разлуки никто не согласится потерять единственного сына.
РАСПЛАТА
Где-то в глубине его души лежала непоколебимая твердость. Он упрямо повторял самому себе, что все доступное другим мужчинам, должно стать доступным и ему. Эта мысль преследовала его, как бред, и он часто заговаривал об этом со своими спутниками.
Ожидание стало невыносимым. Мы сидели у Насти уже добрых три часа, а от партизан ни слуху, ни духу. Не было ни моего отца, ни Макарычева.
Наконец Димка, выходивший из землянки, вскочил к нам и прокричал:
— Взрыв! Ей-богу, взрыв!
Мы выбежали из землянки, прислушались. Ни гу-гу!
— Тебе, наверно, почудилось, — сказал я. — Так часто бывает: чудятся какие-то взрывы и вообще…
— Ничего не почудилось, — упрямо твердил свое Димка. — Сейчас как ахнет вон там, вдали! Да как же вы не слышали?