Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 37
— А вот так. Куда ты пойдешь? Сюда? Все равно…
Джонни не огорчился.
— Ладно. Значит, три-три, — сказал он и встал. Хотелось потянуться, но при директоре, особенно при самом лучшем, потягиваться неудобно.
Опять закурлыкал телефон. За дверью послышался сдержанный голос Евдокии Герасимовны:
— Бориса Ивановича нет, он на открытом уроке.
Джонни деликатно прикусил улыбку. Директор досадливо посопел. Потом сказал:
— А перед Анной Викторовной ты сегодня же извинись.
— Ну вот… — расстроенно откликнулся Джонни.
— Не «ну вот», а извинись.
— Я, конечно, могу, — снисходительно сказал Джонни. — Только это непедагогично.
Что-о?
— Она решит, что я и правда виноват, а это неправда. А обманом никого не воспитаешь.
— Но ты же в самом деле виноват!
— Я?
— А кто же! Ты — зачинщик. Эксперимент затеял, а посоветоваться с Анной Викторовной не додумался. Отсюда и скандал. Какое ты имел право ставить опыт на ее уроке без ее разрешения?
Джонни озадаченно взлохматил затылок.
— Да… Это я не сообразил… Я так и скажу: «Извините, что забыл посоветоваться».
— Вот-вот. Так и скажи.
— Так и скажу.
Пожалейте дракона!
После третьего урока Джонни повстречал на лестнице Инну Матвеевну. Она ужасно обрадовалась. Она сказала, что ищет его целый день.
— Женя, ты должен меня спасти!
— Ладно, — сказал Джонни.
Он, конечно, не знал, от чего надо спасать Инну Матвеевну, которая в давние времена учила его в младших классах. Но понимал, что это его долг. Кроме того, Инна Матвеевна была мамой Катьки Зарецкой. Если Джонни ее не спасет, Катька решит, что он поступил так назло. Ей, Катьке, назло. А это было бы мелочно и недостойно.
— Спасу, — пообещал Джонни. — Сегодня?
— Да! Мы с моими третьеклассниками придумали новогоднее представление. Такой спектакль. Одна знакомая, одноклассница моя бывшая, она в библиотеке работает, написала целую пьесу. Очень славная пьеса, как раз для ребят, но там участвует чудовище…
У Джонни от сдержанного интереса под желтыми космами зашевелились уши.
— Прекрасное страшное чудовище. Змей Горыныч с тремя головами. Но его надо сделать, а никто не знает как. Они все у меня в классе какие-то бестолковые, ни капельки инициативы. Только галдят. Не то что были вы… Помнишь, каких прекрасных огнедышащих чертей вы мастерили во втором классе?
Джонни помнил. Он внутренне усмехнулся. Но он был джентльмен и не стал напоминать, что три года назад огнедышащие бесы из пенопласта и лампочек не вызывали у Инны Матвеевны столь большого восторга. Тем более что второклассники развлекались ими отнюдь не на празднике…
— Значит, чудовище… — задумчиво сказал он.
— Да! Женя, я дам тебе сценарий, он коротенький, ты его быстро прочитай, а после четвертого урока приходи к нам на классный час. Хорошо?
Джонни солидно кивнул.
— А почему ты к нам домой не заходишь, Женя? Так давно уже не был…
Джонни мигнул. Он умел себя сдерживать, но сейчас у него чуть-чуть не вырвалось: «Спросите у Катьки».
И тогда, наверно, произошел бы такой разговор:
«У Кати? Женя… Неужели вы поссорились?»
«Вот еще…»
«А что же случилось?»
«Просто… как ни придешь — ее или дома нет, или торчит там Алхимик».
«Кто?»
«Ну, этот… Вовка Шестопалов из Катькиной школы. Шестиклассник…»
«Ах, этот… Я поговорю с Катей. Он, кстати, не очень мне нравится. Какой-то хулиганистый на вид».
«Что вы, Инна Матвеевна! Он нормальный парень! Он, знаете… такой целеустремленный. И способный. Мы с ним друг друга понимаем».
«Тогда почему нельзя дружить втроем?»
«Я это Катьке тоже говорил… И Алхимик, по-моему, говорил…»
«А она что?»
«Она?.. Да ну ее, Инна Матвеевна. Давайте лучше про чудовище…»
К счастью, этот горький и недостойный Джонниного характера диалог лишь стремительно прокрутился у него в голове и оборвался, будто пленка в испорченном магнитофоне.
— Уроков задают выше головы, Инна Матвеевна. Не третий класс, — неохотно сказал Джонни. И стал заталкивать в портфель мятую тетрадку со сценарием праздника.
Сценарий Джонни прочитал на уроке истории. Несколько раз он морщился, будто разжевывал гнилую сливу.
Но на классном часе в третьем «Б», когда Инна Матвеевна рассадила и успокоила галдящих питомцев, Джонни сказал:
— Это хорошая пьеса. Ваша знакомая, Инна Матвеевна, просто настоящая писательница… Только у меня тут одно маленькое замечаньице. Можно?
Инна Матвеевна радостно закивала.
— Значит, тут что… Двоечник Федя попал в Тридевятое царство, и этот Змей Горыныч должен его сожрать. Если Федя не решит задачку и не ответит на вопросы… А помогать Феде все ребята в зале должны, да?
— Совершенно верно. Это такой спектакль-игра…
— Игра хорошая, — вздохнул Джонни. — Только, наверно, ваша знакомая в школе давно училась. Сейчас программы посложнее. А тут задачка такая… уж совсем простенькая. Тут и думать нечего, даже двоечнику…
— Это, Женя, мы поправим. Нам главное — как со змеем быть!
— Я тоже думаю, как быть, — озабоченно произнес Джонни и обвел глазами класс.
В классе было разнообразное настроение. Кто-то слушал, кто-то зевал, кто-то на задних нартах затевал нешумные потасовки. Кто-то вполголоса беседовал о своих делах. Инна Матвеевна несколько раз громко призывала к спокойствию и обещала «взять дневники».
Джонни подумал и прямо сказал:
— Инна Матвеевна, вы ведь еще не обедали…
— Н-нет… А что?
— Вы сходите в столовую, пока там народу немного. А мы тут все обсудим. — Джонни глянул на Инну Матвеевну ясно и ласково. Именно поэтому она заволновалась. Но что она могла сделать? Спорить с Воробьевым, когда он за что-то берется всерьез, бессмысленно.
— Но… здесь все будет спокойно?
Джонни снисходительно улыбнулся:
— Как в тихий час в санатории для глухонемых.
Он проводил бывшую любимую учительницу (и Катькину маму) до двери, дверь прикрыл, повернулся на каблуках и отчетливо сказал третьему «Б»:
— Встать!
В третьем «Б» сидел всякий народ. Но среди всякого народа было человек семь, которые знали Джонни с детского сада. Люди из славной Джонниной армии — той, что не раз прославила себя хитрыми операциями с красивыми названиями, а Крепостную улицу и ближние переулки потрясала громовыми схватками в войне за справедливость.
Боевая дисциплина у этих ветеранов была в крови. Они пружинисто рванулись из-за парт и вытянулись, преданно глядя на командира.
И весь класс поднялся за ними: кто-то по привычке, кто-то с испуга, кто-то решил, что идет завуч Василиса Рудольфовна.
— Смир-рно… — сказал Джонни.
Каблуки щелкнули, и надвинулась такая тишина, что стало слышно, как на четвертом этаже воспитательница с продленки жалобно требует вызвать чью-то маму. Это было неразумно: оттого и продленка на свете, что мамы на работе. Отметив про себя такую деталь, Джонни усмехнулся и заговорил:
— Вольно… Только без писка. Черт знает что! Вроде бы третий класс, а будто ясли на прогулке. Небось в пионеры скоро будете вступать, отряд появится. Ну и отряд будет! Стадо розовых мартышек!.. Димка, я тебе похихикаю… Слушайте все. Вопросы решаем коротко… Тебе что?
Белобрысая тощая девочка тянула руку. Она что-то пискнула — совсем неразборчиво от робости. Но чуткий Джонни уловил суть.
— В музыкальную школу? Пожалуйста. Музыка — вещь важная, без нее никуда. Кому еще в музыкальную? Тоже можешь идти. Кому во всякие бассейны и секции? Ух ты, сколько чемпионов! Ладно, топайте… А кто просто хочет гулять? В операции «Горыныч» будут участвовать только добровольцы, дело опасное… Ну, чего остановились? Кто пошел — гуляйте. А ты куда? Нет, вот ты, со звездой на рукаве! Ты командир звездочки? Командиры остаются на местах. Что значит «некогда»? Зачем тогда тебя выбирали? Инна Матвеевна назначила? Ну и… правильно назначила, если сами своими головами ничего не можете решить. А по закону командира должна выбирать звездочка. Ну-ка, эта звездочка, поднимите руки!.. Так. Предлагаю перевыборы. По-моему, самый хороший командир будет Мишка Панин… — Кто там пищит «тройки»? Выбирают не за отметки, а за руководящий талант… Кто за? Кто против? Ясно, Мишка у нас скромный. Итак, Панин — командир. А ты, мальчик, теперь гуляй с чистой совестью… Кому попадет, мне? Тебе попадет? Ничего, скажешь: «Воробьев провел перевыборы»… Все, ближе к делу! Кто пошел — тот пошел, а добровольцы сели… Встать! Я сказал «сели», а не «грохнулись, как скелеты с балкона»… Се-ли… Вот так. Приступаем к первому вопросу. Пьесу все читали? Ясно. Понравилась?