Мушкетер и фея (сборник) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 4

— И чего это мне помогать… — неуверенно сказала бабка.

— Мало ли чего! — перешел в наступление Борька. — Забор починить или крыльцо… Или вон дверь на сарае! Ну, что за дверь!

— Чихнешь — и отпадет, — сказал Стасик.

Дверь и правда была никудышная. Три кое-как сбитых доски висели на одной петле.

— Мы бы вам такую дверь отгрохали… — мечтательно сказал Стасик.

— «Отгрохали», — опасливо повторила бабка. — Еще стянете чего-нибудь из сарая-то.

Братья Дорины оскорбленно вскинули головы.

— Во-первых, — сказал Борька, — мы не жулики…

— Во-вторых, — сказал Стасик, — было бы что тянуть! Золото, что ли, там спрятано?

— Там у меня коза, — с достоинством ответила бабка Наташа.

Борька вздохнул и устало спросил:

— Бабушка! Ну подумайте, зачем нам коза? В велосипед запрягать?

Бабка смотрела то на ребят, то на дверь. Дорины с обиженным видом ждали. Родька опять вылез из ящика и тявкал на Маргарина.

— А… почем возьмете-то? — поинтересовалась бабка Наташа.

— Да что вы, бабушка! — хором сказали братья.

Дверь делали у себя во дворе. Доски для нее собрали старые, разные, но Борька прошелся по ним фуганком, опилил концы, и они заблестели — одна к одной. Потом их сбили двумя поперечными брусьями. Стасик притащил из своих запасов две тяжелые дверные петли и щеколду. Сережка у себя в чулане оторвал от старого сундука узорную медную ручку. Вика отыскала полбанки оранжевой краски, которой покрывают деревянные полы. Краска осталась от ремонта дома.

Один Джонни бездельничал. В начале работы он треснул молотком по пальцу, и его отправили «на отдых». Сказали, что, во-первых, он именинник, во-вторых, испачкает свою форму, а в-третьих, кто его знает: может быть, в другой раз он стукнет не по своему пальцу, а по чужому. Джонни сидел на Викином крыльце и канючил, что хочет работать.

Потом, когда развернулись главные события, Джонни поэтому и отвоевал себе основную роль. «Хватит заджимать человека, — сказал он. — Тогда не дали работать и сейчас не пускаете?» И его пустили… Но это было после. А пока друзья возились с дверью.

Они унесли готовую дверь в бабкин двор, приладили к сараю и взялись за кисти. Через полчаса дверь снаружи полыхала оранжевым пламенем. Сияла на солнце. Бабка Наташа тоже сияла. Вся ее суровость растаяла, как эскимо на солнцепеке.

— Голубчики, — повторяла она. — Работнички! Я вам конфеточек… — И она заспешила к дому.

— А ну, пошли, ребята, — распорядился Сережка. — А то еще правда начнет конфетки совать.

Они побежали на улицу.

Джонни задержался в калитке. Опустился на колено. Его заторопили.

— Идите! — откликнулся он. — Я догоню! Только сандаль поправлю! Ремешок порвался…

Вся компания, кроме Джонни, устроилась на крыльце у Вики. Вика чинила Борькину рубашку. Борька, сидя на корточках, чистил бензином штаны Стасика. Стасик оглядывался и давал советы. Сережка зачем-то старался укусить свою ладонь.

— У-ик-то-о-ориа-а! — доносилось изредка из дома. — Почему ты не идешь обедать? Я напишу папе и маме!

— Ах, как у меня болит голова, — деревянным голосом сказала Вика.

— Джонни куда-то исчез, — озабоченно заметил Сережка. — А тут еще эта заноза…

— Ты имеешь в виду мою тетю? — спросила Вика.

— Я имею в виду настоящую занозу. В ладони сидит.

— Вот он, Джонни, бежит, — сказал Борька.

Встрепанный Джонни подлетел к друзьям и перевел дух.

— Викинги? — спросил Сергей.

— Братцы, — громким шепотом сказал Джонни. — Липа взбесилась.

Борька приоткрыл рот и вылил на Стасика бензин. Вика воткнула в палец иголку. Сережка лязгнул зубами и проглотил занозу.

Липа взбесилась! Все знали бабкину Липу как пожилую мирную козу. Что случилось?

…Случилось вот что. Хитрый Джонни услыхал от бабки про конфеты и решил не упускать случая. Поэтому и застрял в калитке, а никакой ремешок у него не рвался. Ребята ушли, а Джонни сидел на корточках, теребил у сандалии пряжку и поглядывал на крыльцо.

Появилась бабка Наташа, но без конфет. На Джонни она не взглянула, видно, не заметила. Бабка побрела к сарайчику, полюбовалась дверью, осторожно открыла ее и медовым голосом позвала:

— Иди сюда, голубушка, иди сюда, сладкая…

Появилась «сладкая голубушка» Липа. При свете солнца особенно заметно было, какая она худая и клочкастая. Бабка распутала у нее на рогах веревку.

— Пойдем, матушка, я тебя привяжу, травки пощиплешь.

Липа ничего не имела против. Сонно качая бородой, она побрела за хозяйкой. Но тут нахальный петух Гарька боком начал подбираться к открытой двери. У бабки, видно, были причины, чтобы Гарьку туда не пускать.

— Брысь, нечистая сила! — гаркнула она. Оставила козу и побежала к сараю. Петух развязной походкой удалился в курятник. Бабка Наташа прикрыла дверь и заложила щеколду, приговаривая:

— Сейчас, сейчас, моя Липушка.

Липа лениво оглянулась…

И увидела дверь.

Никто никогда не узнает, что произошло в ее душе. Козья душа — потемки. Но Джонни видел, как Липины глаза вспыхнули желтой ненавистью. Липа сразу как-то помолодела.

— Им-ммэх! — энергично сказала она. Широко расставила ноги, подалась назад и, разбежавшись, врезала рогами по оранжевой двери.

— Голубушка! — ахнула бабка.

Липа тяжелой кавалерийской рысью вернулась на прежнее место и склонила рога.

— Ладушка… — позвала бабка Наташа и сделала к ней шаг.

Липа рванулась и смела ее с дороги, как охапку соломы. Сарай слегка закачало от могучего удара.

— Спасите… — нерешительно сказала бабка и, пригибаясь, побежала за угол.

Джонни вскочил и, хлопая расстегнутой сандалией, помчался к друзьям…

Когда ребята ворвались в калитку, Липа готовилась к очередному штурму. Она дышала со свистом, словно внутри у нее работал дырявый насос. Рыла землю передним копытом и качала опущенными рогами. На рогах пламенели следы краски. Глаза у Липы тоже пламенели.

— М-мэу-ау, — хрипло сказала Липа и, наращивая скорость, устремилась к сараю.

Трах!

Дверь крякнула. Внутри сарайчика что-то заскрежетало и ухнуло. С козырька крыши посыпался мусор. В курятнике скандально завопил Гарька. В глубине своего ящика нерешительно вякнул Родька.

— Красавица моя… — плаксиво сказала бабка Наташа, укрываясь за кадкой.

«Красавица» гордо тряхнула бородой, встала на задние ноги, развернулась, как танцовщица, и бегом отправилась на исходную позицию. Там она снова ударила копытом и с ненавистью глянула на дверь.

Борька, срывая через голову рубашку, метнулся к взбесившейся козе. Коза метнулась к двери. Они сшиблись на полпути. Падая, Борька набросил рубашку Липе на рога. Клетчатый подол закрыл козью морду. Липа по инерции пробежала почти до сарая и остолбенело замерла.

— Мэ? — нерешительно спросила она.

Подскочила Вика и покрепче укутала рубашкой Липину голову.

Бабка Наташа выбралась из укрытия.

— Это что же? — спросила она со сдержанным упреком. — Значит, так оно и будет с нонешнего дня?

— А мы при чем? — огрызнулся Борька. Он ладонью растирал на голом боку кровоподтеки от Липиных рогов. — Дура бешеная! Больная, что ли?

— «Больная»! — обиделась бабка. — Да сроду она не болела! Вот что! Сымайте-ка вашу дверь, мне коза дороже!

— Ну и… — со злостью начал Борька, но Сережка одними губами произнес:

— Тихо… — и повернулся к бабке. — Дверь снять недолго, — покладисто сказал он. — Только как вы без двери будете? Старая — то совсем рассыпалась. Украдут ведь козу, бабушка. Или сбежит.

Бабка открыла рот, чтобы обрушить на Сережку гром и молнии… и не обрушила. Потому что без двери в самом деле как?

— Ироды, — плаксиво сказала она.

— Да вы не расстраивайтесь, бабушка, — убеждал Сережка. — Ну разволновалась коза немножко. С непривычки. Бывает… А может быть, у козы вашей какая-нибудь испанская порода? Как у быков. Знаете, испанские быки на все такое яркое кидаются.