Перышко из крыла ангела - Неволина Екатерина Александровна. Страница 16
Она бы позвонила отцу – вдруг он знает ответ, однако позавчера отец был явно недоволен ее звонком и так и не перезвонил ей. Наверное, занят. Она не должна ему докучать, если, конечно, не хочет потерять его расположение. А уж этого Таня не хотела ни в коем случае!
Девочка пересела за компьютер, включила Интернет и прочитала всю попавшуюся ей на глаза информацию, всплывшую по запросу «петушиные бои». И опять-таки ничего не поняла. Разве что кроме того, что это не очень приятное зрелище для неподготовленного зрителя, и люди делают на этом, видимо, неплохие деньги, если чаще всего минимальная ставка – 100 долларов. Ага, вот и отец пишет, что верхний предел не ограничен ничем, кроме воображения.
Выходит, это какой-то разветвленный азартный бизнес. И вовсе не удивительно, что опасный.
Или… Что неизвестный корреспондент хочет сказать? Интервью в газете отца появилось, видимо, позавчера. Заметка об избиении – сегодня?.. Или вчера?.. Неужели ей намекают на то, что в несчастье, постигшем неведомого Д. Петровского, виновен ее отец! Какая чушь! Сразу видно, что они совершенно не знают его!
Тем не менее Тане опять стало не по себе. Она надела наушники, врубила погромче музыку и, забившись в угол дивана, долго сидела, бездумно покачивая головой в такт сменяющимся бодрым песням. Так она и заснула – прямо с наушниками на голове.
Глава 10
Снег средижаркого лета
–Таня! Проснись! – трясла ее за плечи мама. – Ну давай, просыпайся же!
– Что? В школу? – сонно пробормотала девочка, с трудом разлепляя глаза. Голова была тяжелой, и мысли, будто огромные чугунные шары, медленно ворочались и перекатывались в ней. – Но сейчас же лето?
– Тебе звонит какая-то женщина. Подойдешь?
– Ага, – выдавила из себя Таня. – Неси трубку.
Мама вышла из комнаты и тут же вернулась с трубкой в руке, протянула ее дочери и встала, явно намереваясь слушать разговор.
Вот эту ее привычку Таня просто терпеть не могла.
– Мама, – холодно произнесла она, – как ты думаешь, Геннадию Сергеевичу понравится моя пижама с клубничками? – И, видя в глазах матери непонимание, добавила: – Если ты не выйдешь из моей комнаты, это придется сделать мне.
Мама обиженно раздула ноздри и, ничего не ответив, вышла.
– Да? – спросила Таня в телефон.
– Танечка… – послышался напряженный женский голос, в котором девочка с трудом узнала голос Марины. – Танечка!.. Я очень больна. Меня кладут на операцию. Танечка, они сказали, что нельзя дольше медлить!
Марина разрыдалась.
Вот что-что, а утешать Таня никогда не умела, оставаясь беззащитной перед лавиной чужих слез.
– Марина, а… что с тобой? Все же будет нормально? – только и спросила она.
– Не будет!.. Не знаю! Это опухоль. Возможно, злокачественная! Ты понимаешь, что это может быть смертельно?
Слово «смерть» казалось Тане чужим. Нет, погодите, у Ани, ее одноклассницы, где-то с полгода назад умерла мама. Аня ходила с бледным, перевернутым лицом, и учителя, жалея ее, завышали ей отметки и говорили ребятам, чтобы те старались как-то поддержать и развеселить ее.
Тане, никогда не дружившей с тихоней Анечкой, классической серой мышкой, как она себе их представляла, идея пойти утешать одноклассницу представлялась бредовой. Что подумает та, если Таня, с которой они и двадцати слов, наверное, не по делу не сказали, вдруг примется докучать ей, развлекая и принуждая к общению. Нет, это уже Таточкина епархия, и посягать на нее Таня не собиралась.
– Марин, хочешь, я к тебе приеду? – робко спросила она.
– Н-нет. – Женщина громко всхлипнула и замолкла. – Меня в понедельник в больницу кладут, послезавтра, – произнесла она после долгой паузы. – Два дня осталось. То есть уже почти полтора. Я вещи соберу. Я буду рада, если ты навестишь меня там… Ты скажешь Нику?
– Конечно, скажу! Он обязательно приедет. И хватит говорить про смерть! Ты ж не гот! Знаешь, это только готы про смерть говорят. Выпендриваются, значит. – Таня болтала всякую чушь – лишь бы не остановиться, лишь бы не слышать этот надрывный, полный безнадежности и боли голос.
И, повесив трубку, она долго сидела, приходя в себя. Потом поднялась, натянула старые джинсы и футболку, машинально сунула в карман мобильник и вышла из комнаты.
На кухне сидели мама и Геннадий Сергеевич.
– Подойди сюда, – позвала Таню мама.
Девочка неохотно подошла.
– Таня, скажи мне честно, во что ты ввязалась?! – спросила мама таким трагическим голосом, что Тане даже стало не по себе. – Ты целыми днями где-то пропадаешь. Приходишь среди ночи. А тут еще эти звонки. Скажи, ты ведь не употребляешь… наркотики?
Таня смотрела на нее широко раскрытыми глазами. Ну надо же: ее мама может такое предположить! Да как она смеет?! Какое имеет право?!
Геннадий Сергеевич чинно намазывал на хлеб мягкое масло и не поднимал головы, будто разговор его совершенно не касался.
Так, понятно, кто подначивает маму! Понятно, кто внушает ей такие дикие мысли!
– А если бы и употребляла, какое вам до этого дело?! – вскрикнула Таня, яростно сжимая кулаки – так, что ногти больно впились в ладони. – Вам на меня наплевать! Вам на всех наплевать! Вы живете в своем ограниченном глупом мирке! Вам ничего не нужно, лишь бы вас не трогали!
– Что с тобой? Что-то случилось? – Мама привстала со стула и с беспокойством посмотрела на Таню.
– Нет, ничего не случилось, трам-пам-пам! У Марины – опухоль и ее кладут на операцию! А вам это безразлично! Вам безразлично, что она умрет! А вы пеките свои дурацкие пирожки и жрите их дальше! Все! С меня хватит!
И Таня, развернувшись, бросилась в коридор, где схватила в руку кроссовки и выскочила из квартиры.
– Вернись! – крикнула ей вслед мама.
Но девочка, конечно, и не думала возвращаться.
На лестнице она переобулась и вышла во двор. Немного успокоившись, она набрала отцовский номер.
– Папа! – Таня почти кричала в трубку. – Папа! Ты сможешь со мной сейчас поговорить?
– Что-нибудь случилось? – Его голос звучал устало.
– Случилось! Марину кладут в больницу! Ей предстоит очень серьезная операция!
– Боже мой, какую еще Марину?!
Таня потрясенно замолчала.
– Таня, при чем здесь Марина? Что ты к ней привязалась? Да у меня таких Марин, честное слово, не меньше десятка! Вот если бы с тобой, не дай бог, что-нибудь случилось… Но у тебя же все нормально, – он даже не спрашивал, он утверждал, – и со здоровьем порядок, и со школой.
– Папа, какая школа?! Сейчас же лето!
– Ну, неважно. Понимаешь, Танюшка, у меня свои проблемы… Погоди… Ты же говорила, что кто-то прислал тебе письмо со статьей про этого… Петровского, – отец будто выплюнул это имя сквозь сжатые зубы.
– Уже два письма. Во втором была заметка, что Петровского избили, и он…
– Знаю, черт бы его побрал! Знаю! А вот ты не знаешь, кто бы мог тебе эти статейки подбросить?
– Нет. А что случилось?
– Что-что?! Какой-то мерзавец решил побороться на моем примере за справедливость. Типа это моя статья виновата, что этого гым… Петровского, – похоже, это имя вызывало у отца зубную боль, – отколошматили. Будто я выбирал для него профессию. Сам ввязался в опасный бизнес! Сам! Я тут точно ни при чем!
– Я поняла, – сухо ответила Таня. – И что же?
– Как что? Какой-то идиот достает меня письмами, в которых угрожает изобличить меня перед всеми как злодея. А еще мне звонил следователь, вызвал для беседы по делу Петровского. Так и вижу, что за этим скрывается. Правдолюбец, блин, какой-то! И откуда он взялся на мою голову?!
– Понятия не имею. Но папа, все-таки как же быть с Мариной? – снова решилась спросить Таня. – Она очень тебя любит, и ее обрадует, если ты хотя бы навестишь ее.
– Таня! Ты что, не слышала, сколько у меня проблем? Ты и вправду думаешь, что мне больше нечем заняться?!
– Значит, тебе на всех наплевать? И на Марину, и на маму, и даже на меня?!.