Воспитание принца - Ласки Кэтрин. Страница 3

Тот факт, что они объявились на острове, который Тео с Гранком привыкли считать своим, вызвал у Тео противоречивые чувства. Он очень восхищался Братством и когда-то даже собирался в него вступить. Как и Братья, Тео не верил в войну. Более того, Братья полагали, что проклятие хагсмаров пало на Ниртгар потому, что совы Северных королевств потеряли веру в Глаукса и Предназначение. Они считали, что утрата веры и смысла жизни образовала прореху в самом воздухе совиной вселенной, и именно сквозь эту дыру носители злобы, суеверий и темнодейства подпитывали свои злые силы. Тео очень страдал, когда Гранк выпросил у него ту первую пару боевых когтей, и согласился выковать их только потому, что Гранк признался: яйцо, опекуном которого он был назначен, принадлежит королеве Сив и королю Храту.

Но теперь Тео ощущал страшную пустоту внутри. Он ненавидел боевые когти так же сильно, как любил Гранка, который столь многому его научил. И вместе с тем он понимал, что не во всем похож на учителя: «Разве я не созерцатель по натуре? Разве я не такой же, как эти Братья? И все же… — Тео прислушался к себе. — И все же я люблю Гранка и милого маленького Хуула. Как мог я хоть на секунду задуматься о том, чтобы покинуть их ради Братства?»

Но эти мысли не оставят его. Еще долго не оставят, а быть может, и никогда. Ладно, пока что он должен поймать жирную полевку для Хуула, но рядом с поющими Братьями это невозможно. Нельзя, чтобы они узнали, что на острове укрываются Тео, Гранк и Хуул. Пусть Братство и не представляло угрозы, но Гранк был непреклонен: «Никто не должен знать, что мы здесь!» Сколько раз он это говорил? Ниртгар просторен, но в мире птиц слова разлетаются быстро. Гранк расстроится, узнав, что Братья разбили лагерь на этом острове. Но покинуть остров нельзя — до тех пор, пока Хуул не научится летать. И им наверняка придется погасить все огни — с их конца острова не должны подниматься столбы дыма. Хотя, конечно, Братья уже могли их заметить. В любом случае, теперь ему придется охотиться на мышей в другом месте.

— Привет, маленький! — сказал Тео, влетая в дупло с толстой мышью в когтях.

— Ням-ням! Можно мне сначала слизать кровь?

— Что надо сказать, Хуул?

— А, спасибо, спасибо.

У Гранка из клюва едва не вырвалось: «Принц должен относиться любезно и к вассалу, и даже к слуге», — но он вовремя прикусил язык. Рассказывать этому птенцу о его истинном происхождении все еще было небезопасно. Ничто не представляло большей угрозы.

— Эй, посмотри на мое правое плечо, Тео. Как думаешь, пока тебя не было, у меня уже начали расти перья?

— Меня не было всего ничего, Хуул. Так быстро ничто не происходит.

Гранк наблюдал за Тео и почти сразу понял, что молодого виргинского филина что-то беспокоит. Гранк подождет до рассвета, когда Хуул набьет животик и заснет крепким сном птенца. Тогда они с Тео смогут поговорить.

Маленькое тельце Хуула все задрожало, когда проглоченная им вместе с костями, шерстью и зубами полевка упала в его второй, мускульный, желудок. Птенец бросил на Гранка сонный, блаженный взгляд, широко зевнул и поерзал на своей пуховой подстилке:

— Скажи мне еще раз, дядя Гранк, когда, по-твоему, я смогу летать?

— Я уже сказал тебе, юнец. Обычно пятнистые совы взлетают на сорок второй день после того, как вылупятся.

— А когда я вылупился?

— Всего лишь десять дней назад.

— А от десяти долго до сорока двух?

— Давай засыпай, Хуул.

— Но я не понимаю, что такое сорок два.

— Я объясню тебе это завтра, в сумерках, когда ты проснешься.

Наконец маленький совенок широко зевнул и погрузился в глубокий сон.

— Итак, мы больше не одни, — устало сказал Гранк и сжал клюв. Первые рассветные лучи проникли в темное дупло, наполнив его радужным, веселым теплом, вот только Гранк был совсем не весел из-за этих новостей.

— Что ж, мы в любом случае не можем покинуть остров до тех пор, пока Хуул не научится летать. Это минимум одна луна, да и тогда его летные навыки не будут достаточно хороши, а крылья достаточно сильны для длинного перелета.

— Послушай, Гранк, я не хочу выглядеть глупцом, но, правда, подумай над этим: все равно рано или поздно кто-то обязательно прилетел бы сюда. Мы должны радоваться, что прилетели Братья. Они — совы великого благородства. Они никогда не выдадут наш секрет. Они же принесли обет молчания. И хотя они ненавидят войну, они так же ненавидят лорда Аррина. И очень верят в короля Храта и королеву Сив. Они никогда не подвергнут их наследника опасности.

— Никто и никогда не должен знать, что он — наследник! — Гранк помедлил. — Я вижу, что ты говоришь искренне, я и сам ни на секунду не усомнился бы в их благородстве и верности. Но ты знаешь так же хорошо, как и я, что слух разносится быстро. Нас найдут прежде, чем у нас появится возможность скрыться. Очень скоро все будут в курсе, что на острове растет птенец без матери.

— Братья едва ли покинут остров. Ты знаешь, какие они. Все время что-то изучают или медитируют.

— «Едва ли» еще не значит «наверняка», — снова вздохнул Гранк. — Что ж, я думаю, первым делом мы должны погасить огонь в кузне. Даже если Братья еще не заметили наш дым, скоро заметят. Так что лучше займись этим. Только не дай углям окончательно погаснуть, чтобы мы могли в любой момент взять их с собой и разжечь новый огонь в том месте, куда направимся.

— Да, господин, — сказал Тео.

Он слетел вниз и начал гасить огонь в яме, которую оставил в земле огромный валун. Эту яму Тео использовал как кузнечный горн: благодаря постоянным восходящим потокам воздуха в этом месте и покатым краям впадины здесь удавалось разводить необычайно жаркое пламя. Оно было необходимо для работы со все более сложными изделиями из металла, с которыми экспериментировал Тео. Но сейчас Тео гасил огонь и размышлял: для чего же нужно сберечь угли? Гранк сказал — для того, чтобы разжечь огонь на другом месте. Но ради чего разжигать новый огонь? Ради того, чтобы снова ковать боевые когти?

Или, возможно, только ради предсказаний? Ведь Гранк умел читать огонь. Он мог видеть в огне то, что ни одна другая птица не видела. События, которые происходили в других местах — или даже еще не произошли. Гранк считал, что умение читать огонь сильнее любого темнодейства.

Тео снова подумал о Братстве Глаукса и тихой жизни ученого. Поговаривали, что Братья нашли способ записывать знания, процарапывая знаки на специальном льду, который назывался иссен баго. Но эти ледяные записи — «баги», как их называли, — были слишком тяжелы, их трудно было взять с собой. Поэтому они стали царапать знаки в книгах, чьи страницы были сделаны из кожи маленьких животных. Так что перед тем, как съесть мышь, кролика или крысу, Братья снимали с них шкуру. Странная это была диета — ни меха, ни кожи, — но Братья давно привыкли чем-то жертвовать.

Тео думал об этом, гася огонь и бережно перекладывая живые угли в маленькие, специально скованные железные шкатулки, в которых огонь мог сохранить свой жар.

И впервые с тех пор, как Гранк несколько месяцев назад прибыл на остров, дым не поднимался в воздух над деревом, где они жили.

— Ну-ка, в дупло, Хуул, немедленно! — сказал Гранк.

— Но я только что вылез! — Хуул сидел на кончике ветки. — Ты обещал, дядя Гранк, что сегодня я смогу попрыгать по веткам. Мои первые маховые перья, помнишь? Они наконец-то начали у меня расти!

— Вернись в дупло! — резко сказал Тео.

Хуул был поражен. Они никогда так с ним не разговаривали. Что же он сделал неправильно? Он только и думал о том, чтобы наконец полетать, и вот теперь, когда он должен был взлететь в первый раз, они даже не дают ему посидеть на ветке! Наверное, он что-то сделал не так. Но что именно? Птенец недоуменно приоткрыл свой клюв.

— Полезай внутрь! — зашипел Гранк.

Но тут Хуул заметил, как что-то пролетает у него над головой. Он услышал, как кто-то сел на одну из тонких веток на вершине дерева. Неужели это сова? Невероятно! Он никогда не видел других сов, кроме Гранка и Тео.