Ведьмин бал (сборник) - Ольшевская Светлана. Страница 89
– Ну чего прячешь, Тань? Покажи! – прицепилась Ганя, а Петро резко подался вперед, пытаясь увидеть.
– Тарас! – возмутилась я, чувствуя, как мои щеки заливает краска.
– А что там? – поинтересовался Петро.
– А то ты не знаешь!
– Не-а, не знаю, он мне не показывал, я надеялся сегодня увидеть…
– Вот на столе их куча, смотри сколько влезет. А эти не дам.
Ну Тарас, ну, умник! Наверное, он обратил тогда внимание, как я объектив ладонью закрывала… На одной из этих фоток красовались мы с Петром – вдвоем, и больше никого, всех остальных умело «отрезали» фотошопом. Да красиво же как смотрелись! Я сидела, положив руки на стол и скрестив пальцы, а Петро картинно стоял сзади и смотрел на меня…
Второе фото оказалось еще лучше. То же самое изображение было выполнено в сепии – то есть ему нарочно придали вид черно-белой, слегка пожелтевшей старинной фотографии. Мало того, картинка была овальной, обведенной по краю простенькой рамочкой, за которой начинался белый фон. Здесь я почему-то казалась немного взрослее.
Я передумала обижаться на Тараса. Напротив, была рада, что он заметил и понял все правильно. Но показывать… нет уж!
– Ну чего ты, покажи! – доставали девчонки.
– Она не покажет, – светским тоном сказала Ника. – По-моему, у нее на той фотке тушь размазалась.
– Ничего у нее тогда не размазалось! – возразила Тося. – Мы же видели.
– Тогда – нет, а как пленку проявляли, то могли размазать.
Конечно, она говорила полнейшую чушь, но на лице Тоси возникла озадаченность. Видимо, моя простоватая подружка совершенно не имела представления о фотографии. И я, с трудом подавив смешок, ответила серьезнейшим тоном:
– Точно! Когда проявляли – размазали мне всю косметику, потом долго умываться пришлось.
Тут уже заржали парни, разоблачив тем самым нашу невинную шуточку.
Мы славно и весело провели вечер. Разошлись гости поздно, уже часов десять, наверное, было.
Убрав кое-как на кухне, мы переместились в нашу комнату. Ника взяла свою книжку и уселась за столом перед керосинкой читать.
– Зрение испортишь так.
– Отстань, а?
Нервная она была какая-то. Весь вечер пыталась шутить, что ей поначалу удавалось, но под конец стало заметно, что ей не до веселья. Ника меряла беспокойно шагами кухню, ничего не ела. Взяла яблочко, да так и держала его в руках, а сейчас положила на книгу, чтоб та не закрывалась. Яблочко как раз легло на картинку, заменив голову какому-то толстому дядьке в клетчатом костюме, и в другой раз это бы показалось мне смешным. Что же с Никой такое? Спросить бы, да разве она скажет…
– Ты как хочешь, а я спать. Чего и тебе советую. Лучше утром встанешь да при свете дня почитаешь.
– Я потом лягу, – ответила Ника. – Тебе свет мешать не будет?
– Ну, если это можно назвать светом…
И я завалилась спать. Несмотря на усталость, сон почему-то долго не шел. А Ника сидела и читала – а может, не читала, а просто задумчиво смотрела в стену перед собой, так казалось. Тревожно как-то было. Вот и я лежала и смотрела ей в спину, долго, пока глаза сами собой не закрылись.
Глава 14
Что делать, если твоя подруга сошла с ума?
Утро для меня наступило как обычно, ближе к полудню. С кухни уже доносился сладкий запах бабушкиных пирожков. Я села на кровати, сначала глянула на ходики – нет, еще не полдень, всего лишь одиннадцать утра. А потом повернулась в сторону Никиного диванчика, ожидая, что моя подруга опять куда-нибудь сбежала без меня.
И ошиблась. Ника лежала на диване…
Не знаю, почему она показалась мне мертвой? Может, потому, что живые редко имеют привычку спать в такой позе – вытянувшись по струнке, лежа на спине? И дыхания слышно не было… Кроме того, Ника так и не разделась с вечера, лежала в своем черном костюме поверх одеяла.
Я коротко вскрикнула, бросилась к ней, толкнула. Она зашевелилась, повернулась на бок. Блеснул перстень на правой руке.
Уфф, жива! Что за глупости мне спросонок в голову лезут?
Но лицо ее за одну ночь осунулось и исхудало, под глазами легли темные круги. Наверное, это и натолкнуло меня на идиотские мысли. Должно быть, Ника читала до утра, а потом уснула, не раздеваясь. У меня тоже такое бывало с хорошей книгой, и не раз.
Успокоенная, я побежала на кухню.
– Привет, ба!
– Ты это… если выходишь ночью куда, то дверь на крючок закрывай! – сказала бабушка вместо приветствия.
– Ладно, – отмахнулась я и стала готовить себе чай. – А с чем пирожки?
– С творогом.
– Класс, мои любимые!
Я не спеша и с удовольствием предавалась завтраку. Бабушкины пирожки были просто божественными, я их и прежде могла слопать хоть сотню.
– Что-то подружка твоя все спит, – сказала бабушка, когда я наконец-то поднялась из-за стола.
– Читала вечером допоздна, теперь дрыхнет.
– А, ну что ж, пусть отоспится. А то, я смотрю, встает она рано, серьезная дивчина. Но читать при керосинке – это ж зрение испортить можно!
– Да я ей говорила… Не слушает. Так и заснула одетая.
– Ладно, как встанет, еще я ей скажу. Заснула одетая, говоришь? Она керосинку хоть погасила? – всполошилась бабушка.
– Ой, я не глянула…
– Так беги да принеси керосинку сюда – мне в подпол сходить надо.
Я вернулась в нашу комнату. Ника продолжала спать в той же позе, как я оставила ее.
Керосинку она потушила, а вот книжка так и лежала раскрытой, и страница была по-прежнему подперта яблоком.
Я взяла его и надкусила. Естественно, два прочитанных листа тут же перепорхнули слева направо, и передо мной предстала картинка с толстым дядькой в клетчатом костюме…
И тут до меня начало кое-что доходить. Я вернула два листа обратно. Все правильно, двести сорок вторая страница, вот здесь книга была раскрыта до моего прихода. А картинка с дядькой на двести тридцать восьмой странице – и вечером Ника читала книгу именно в этом месте.
Так что же, она за ночь одолела всего два листа?!
Я медленно опустилась на стул. Что бы это значило? Может быть, книга так ей понравилась, что она пошла читать ее второй раз? Так ведь бывает. Есть и у меня любимая книжка про вампира, которую я тоже много раз перечитывала, иногда и дважды подряд.
Я взяла книгу в руки, пролистала и положила на место. Нет, это был явно не тот случай. После двести сорок второй страницы все листы оказались спрессованными от долгого хранения, их не перелистывали уже очень давно.
– Тань, ну ты там скоро? – донесся голос бабушки.
Я взяла керосинку и поспешила на кухню, решив расспросить Нику с пристрастием, когда она встанет.
Однако время шло, а она не выходила из спальни. Около двух часов дня забеспокоилась и бабушка:
– Она там не заболела? Не нравится мне все это.
– Вроде нет, – ответила я, но бабушка, вытерев руки о фартук, отправилась в нашу комнату.
Ника все еще спала. Не проснулась она и когда бабушка положила руку ей на лоб, проверяя температуру.
– Нету… Но как она выглядит! Ой, чует мое сердце нехорошее…
Сокрушенно качая головой, бабушка вышла, а я еще какое-то время постояла, подождала и решила все-таки разбудить подругу.
– Ника, – осторожно толкнула я ее под бок. – Ни-ика! Вставай!
Она зашевелилась, не спеша просыпаться, а мне вдруг припомнилась странная вещь.
Сегодня ночью во сне я слышала, как кто-то точно так же тихо и протяжно звал – Ника, Ни-ика… Или, может, это было не во сне, а сквозь сон? И вечно в этом доме всякая дрянь снится!
Ника с трудом села на кровати.
– Что такое? – зевая, спросила она.
– Да ничего. Если не считать того, что скоро темнеть начнет, а ты все валяешься в постели.
– И что? Мне нельзя отоспаться после стольких ранних подъемов?
– Скажи лучше – после того, как ты легла на рассвете. Бабушка за тебя волнуется!
– Скажи ей, что со мной все в порядке, – пожала плечами Ника.
– Ага, она как глянула на тебя, так сразу в это и поверила! Ты выглядишь будто всю ночь вагоны разгружала!