Малышок - Ликстанов Иосиф Исаакович. Страница 31

Это над лесными речушками поднимался синий туман, овладевал долинами и логами, молчаливо наступал на гору. Не стало ничего, кроме светлого неба, да бледного солнца, да синего-синего моря, подступавшего все ближе к вершине горы. Бахтиаров обернулся к трем смельчакам, глухо проговорил:

- Айда!

Трое двинулись за ним. Теплая мгла охватила их, скрыв солнце, а впереди смутно, призрачно маячила фигура проводника. Путешествие к Святому озеру началось, но переживали его в своем воображении лишь Костя и Колька, а Сева машинально перелистывал какую-то растрепанную книжку.

Поздно ушел Колька Глухих домой. Закрыв за ним дверь, Сева вернулся в боковушку, опустился на топчан возле столика.

- Ты ровно занедужил, - сказал Костя, готовясь забраться под одеяло. - Сам не свой…

- Нет, - шепнул Сева, - это просто так. - И через силу, будто делал опасный шаг, продолжал: - Я тебе сейчас скажу такую вещь, что ты… меня убьешь. Но я должен сказать…

- А может, и не убью. Зачем тебя убивать, ты не зверь, - пошутил Костя.

- Я перед тобой подлец, - так же трудно проговорил Сева. - Это из-за меня ты лишился медали…

Напоминание было тяжелым, Костя омрачился.

- Ты за старое не берись, - сказал он. - Я потерял, я и обратно заработаю. Слыхал, что Сергей Степанович сказал? Не маленькие тут, не твоя печаль.

- Нет, моя!…

Он сорвался с места, полез в карман своего ватника, висевшего у двери, что-то достал и протянул Косте на ладони. Это был тупой гвоздик. Тот самый гвоздик, который остался в кулаке Севы после того, как Костя вытащил свой жребий. Сева с досады забросил тупой гвоздик - почему же гвоздик снова очутился у него? Зачем Сева его показывает? Сначала Костя ничего не сообразил, а потом сразу сообразил и похолодел: Сева смошенничал, Сева перед жеребьевкой подменил тупой гвоздик острым, у него в кулаке было два острых гвоздика. Костя переналадил свой станок по фальшивому жребию.

- Ты… ты зачем так сделал? Так нахально? - спросил он, еле ворочая языком. - Злодей ты, проклятый ты человек! - крикнул он с отчаянием.

- Я был уверен… я был уверен, что мы переналадим станок правильно, - тусклым голосом ответил Сева. - Я не хотел тебя подводить. Я только хотел, чтобы ты свои полторы нормы выполнил, от обязательства освободился, чтобы тебе некуда было податься от синего тумана. А когда ты медали лишился, я почувствовал… Медаль ни за какое золото не купишь! - глядя на Костю темными, неестественно большими глазами, он сказал облегченно и в то же время с болью: - Теперь все знаешь. Хочешь - убей, хочешь - на мороз выбрось. Как хочешь…

С гудящей головой, разбитый, Костя лег и отвернулся к стене. Сева остался сидеть у столика.

- Ложись… Свет потуши, - сказал Костя.

Свет в боковушке погас, но Сева не лег спать, и сон не пришел. В голове Кости метались самые разнообразные мысли: тяжело, очень тяжело было то, что он глупо доверился Севе, а тот обманул, надул его, как маленького, сделал станколомом, подвел под строгий выговор в приказе, который завтра будет вывешен в цехе на черном щитке возле доски показателей. И в то же время почему-то стало особенно жаль Севу, стало жаль этого мальчика, который пережил так много и теперь все метался, все тревожился.

- Не могу, не могу я на заводе! - вдруг выкрикнул Сева, сделал резкое движение, и что-то скрипнуло, порвалось - как видно, он рванул на себе рубашку. - Я не могу так больше! Принес бы золото, всем бы доказал, что могу много сделать… - Помолчав, он с горькой усмешкой кончил:- Теперь ты, конечно, тамги не дашь.

Костя сказал медленно, будто искал что-то в темноте:

- А я от своего слова не отказ… Делай как знаешь… Тебе на заводе скучно, а мне ничего. Я останусь… Только пока я тебе тамгу не дам, ты будь мне друг-товарищ… понятно? А то нет у меня друга-товарища. Только Миша один…

- Малышок, разве я когда-нибудь от этого отказывался! - воскликнул Сева даже как-то испуганно.

- … Что я, то и ты, - проговорил Костя, додумывая свою мысль.

- Честно, что ты, то и я!…

Не зажигая света Сева стал раздеваться и делал это так осторожно, точно боялся неловким движением нарушить решение Кости.

- Малышок, ты великодушный человек, - сказал он тихо. - Я тебя не раз обижал, а ты не мстил… Ты меня даже защищал… Помнишь? И сегодня ты опять поступил великодушно… Я не хочу быть перед тобой низким подлецом, Малышок!

- Ладно, спи знай, - ответил смущенный Костя.

Глава четвертая

За колоннами еще никого не было, когда Герасим Иванович привел сюда Костю.

- Вот… Ты, Малышев, сломал, напакостил, а мы наладили, - отрывисто проговорил он, указав на «Буш». - Работай да помни, что тебе вчера приказали. Плохо работать будешь - в бригаду чистоты переведем, заводскую территорию со старушками убирать. Хорошо работать будешь - старое поминать не станем… Что скажешь?

Что мог ответить Костя?

«Заготовки пойду таскать», - решил он.

Помолчав, мастер уже не так строго проговорил:

- Недружно вы здесь живете, чужаком друг другу. При таком положении вы все станки переломаете, а не то что… Хоть разгоняй вас по разным углам. А это жаль… Квалификация у вас хоть маленькая, а уже имеется. Вот Нина Павловна вчера разговор с парторгом имела, будто ты паренек с понятием. А ничего ты, в общем, не смыслишь, как я посмотрю. У Галкиной в чем душа держится - заготовки тащит, чуть не падает. Так нет у тебя соображения помочь. Девочки ведь - не мужики.

- Помогу… - пообещал Костя.

- Делай, ладно будет, - одобрил мастер.

Ка к только Сева показался за колоннами, Костя приказал:

- Давай заготовки таскать!

Тайком Сева взглянул на Костю - тот был спокоен, как всегда, разве что немного серьезнее.

Заготовки нужно было возить со двора, с мороза, и ребята не любили этого занятия. Молча мальчики сделали два рейса с тележкой и сложили подернутые инеем заготовки у своих станков.

- Пошли! - И Костя взялся за тележку.

- Зачем? - удивился Сева. - Мне на два дня хватит.

- Что говорят! - прикрикнул Костя.

И Сева подчинился, чтобы быть с ним заодно, но, увидев, что товарищ складывает заготовки возле станка Галкиной, остолбенел.

- Еще что! Очень нужно! Что я им, подсобник, что ли? - зашумел он.

- Пакость строить можешь, а как доброе что, так тебя нет, - сказал Костя, глядя ему в глаза. - У Галкиной в чем душа держится, через силу работает, а ты…

Сева опустил взгляд, взялся за тележку и потащил ее к цеховым воротам. Когда они вернулись, их встретили две пары изумленных глаз: пара синих и пара черных и блестящих, как спелые вишни.

- Ты, Катерина, рабочие рукавицы Севолоду отдай, - деловито распорядился Костя. - Свои он невесть как разодрал. А тебе рукавицы не снадобятся. А коли что, у Ленушки возьмешь.

Это было официальным заявлением, что девочки освобождаются от возни с заготовками.

- Ничего не понимаю, - сказала Катя.

- И не понимай… Думаешь, сами мы? Мастер приказал, а то в чем у тебя душа держится, - объяснил Костя и пошел к станку.

- Все-таки мерси, - поблагодарила Леночка.

Начался день. Внешне все обстояло по-старому: пыхтел у станка Костя, шушукалась с подругой Леночка, равнодушно работал Сева. Но все же день был особый. Отправляясь сдавать резцы в заправку, Катя как бы между прочим предложила:

- Малышок, тебе нужно резцы заправлять?

Он вручил ей один резец, а из шкафчика Севы вытащил два, на редкость тупых.

- Не трогай, сам отнесу! - бросился к нему Сева. - Подумаешь!

- Работай! - осадил товарища Костя. - Только и глядишь - с места сбежать!

Да что же это такое, в самом деле! Сева хотел взорваться, но встретился со взглядом Кости и снова сдался.