Расмус-бродяга (с иллюстрациями) - Линдгрен Астрид. Страница 21

Сжимая револьвер, Расмус помчался к мосткам на берегу. Его тошнило, но думать сейчас об этом было некогда. Он стоял, всхлипывая, и смотрел на качающиеся под ветром ветви берёз. Солнце только что поднялось над островками в море, гребни волн сверкали и переливались. Чайки проснулись. Они летали над старой деревней и кричали, как будто им тоже было страшно. Нет, им нечего было бояться. Страшно было лишь одному ему. Он так устал, что ему хотелось лечь и умереть. Но ещё ему хотелось избавиться от револьвера. С плачем он побежал по камням, ветер чуть не валил его с ног. Но всё же он добрался до пляжа уехавших в Миннесоту. Он посмотрел на револьвер с гримасой отвращения и швырнул его в сине-зелёную воду.

Едва он успел это сделать, как тут же пожалел. Ведь револьвер мог понадобиться Оскару для защиты. Но было уже поздно. Револьвер лежал на дне в рыбьем царстве, на десятиметровой глубине, и будет лежать там всегда.

Расмус потащился назад по прибрежным камням. А навстречу ему шёл Оскар. Волосы у него были взлохмачены, одежда растрёпана, рюкзак на спине, выражение лица ожесточённое и в то же время довольное. При виде Оскара Расмусу ещё сильнее захотелось плакать, но ком застрял у него в горле.

– Уходим отсюда, быстро!

– А где Лиандер?

– Лиандер прилёг вздремнуть у очага, а куда подевался Лиф?

– Я запер его в картофельном погребе, – устало ответил Расмус.

Оскар поглядел на него, широко улыбаясь:

– Да ты у меня герой! В самом деле, я вижу, ты не из трусливых.

– Ну да, я ужас как боялся, – сказал Расмус и заплакал. – Лиф скоро выберется оттуда, дверь погреба прогнила.

– А куда ты дел револьвер?

– Бросил его в море, – ответил Расмус и заплакал ещё сильнее.

Ведь теперь Оскар разозлится на него. Лиф выберется из погреба, и Оскару очень пригодился бы этот револьвер.

Но Оскар не разозлился. Он только кивнул и пошутил:

– «И так сойдёт, – сказал мужик, у которого горели волосы». Какие из нас с тобой стрелки! Однако надо поскорее убираться отсюда.

Расмус вздохнул. Идти куда-то он был не в силах, и он умоляюще посмотрел на Оскара:

– Сейчас я ничего не могу делать. Могу только спать.

Глава одиннадцатая

И вот он снова в Вестерхаге. Сейчас придёт фрёкен Хёк и велит ему рвать крапиву. Ведь его разбудило кудахтанье кур, знакомое надоедливое кудахтанье этих глупых куриц, которых он терпеть не мог.

Расмус осторожно открыл глаза. Да, в самом деле рядом с ним вышагивали какие-то курицы. Но это были вовсе не белые леггорны, каких держали в Вестерхаге, а совсем незнакомые маленькие пёстрые. А он сам лежал на полу в комнате, которую раньше никогда не видел. Здесь был открытый очаг, а перед очагом сидел Оскар и пил кофе с маленькой седой старушкой в клетчатом переднике. Они наливали кофе в блюдечки, дули на него, пили и беседовали.

– Да уж, ясное дело, жаль бродяг. Ведь им приходится всю жизнь мотаться по дорогам, – сочувственно сказала она. – И на небо-то они не попадут.

– Ну, уж это, Крошка Сара, ты загнула! – возмутился Оскар. – Ты думаешь, что попадёшь на небо только за то, что всю жизнь просидела у плиты? Смотри, как бы не просчитаться!

Старушка сунула в беззубый рот кусочек сахара и многозначительно покачала головой.

– Поживём – увидим, – ответила она. – Поживём – увидим!

Расмус пошевелился, ему хотелось, чтобы Оскар заметил, что он проснулся. Но маленькая старушка первая это заметила.

– Тебе, верно, тоже охота выпить кофейку? – спросила она, глядя на него добрыми, наивными глазами. – Кофе да хлебушка. Тебе ещё надо съесть много караваев, прежде чем вырастешь.

Оскар засмеялся.

– Знаешь ли ты, что этот паренёк настоящий герой? – сказал он, кивнув в сторону Расмуса. – Всем героям герой, вот что я тебе скажу. Но хлебца ему уж точно надо поесть.

Тут Расмус вспомнил. Он вспомнил эту ночь, когда ему пришлось, хочешь не хочешь, стать героем. У него до сих пор болело всё тело.

Но как он попал к Крошке Саре, Расмус не помнил. Он только смутно помнил, как Оскар нёс его на руках, а над ними с криками махали крыльями чайки.

Расмус оглядел комнату, где куры расхаживали с таким видом, точно это был их курятник. Комната была бедная, убогая, грязная. Но до чего же славно было здесь очутиться. На огне уютно кипел трёхногий кофейник, рядом сидел Оскар и спокойно посмеивался.

Крошка Сара налила Расмусу кофе в синюю чашку с отбитой ручкой. Потом она взяла хлебный нож и отрезала ему здоровенный ломоть ржаного хлеба.

– Масло получишь в другой раз, – сказала она, – сегодня у меня его нет.

Расмус взял хлеб. Он был липкий, с тёмной непропечённой полоской. Но Расмусу нравился непропечённый хлеб, он обмакнул его в кофе и стал есть. Было ужасно вкусно.

– Крошка Сара добра к бродягам, – продолжал Оскар. – Она уж точно попадёт на небо.

Крошка Сара кивнула.

– Но сначала пусть сходит к ленсману. Уж ты не откажи, снеси ему письмо поскорее.

Крошка Сара озадаченно почесала затылок. Её голова походила на клубок белой шерсти.

– Однако говорить я с ним не буду, – испуганно сказала она. – Ни словечка ему не скажу. Только подам письмо и уйду. А не то он велит мне переселяться в богадельню.

Оскар успокаивающе похлопал её по плечу:

– И не надо ничего говорить. Отдай письмо, и этого довольно. Будем надеяться, что всё тогда уладится.

Крошка Сара никак не могла успокоиться. Она, как ребёнок, боялась неизвестной опасности.

– Ох, как мне неохота идти. Но пастор говорит: «Будьте добры к бедным». А Оскар беден.

Оскар засмеялся, видно, ему нравилось быть бедным.

– Ах-ах-ах, Крошка Сара, будь ко мне добра. Я беден, как церковная мышь.

Крошка Сара горестно потрясла головой:

– Только сперва я должна покормить кур.

– Ах-ах-ах, будь добра и к курам!

Крошка Сара поманила пёстрых куриц и исчезла за дверью.

Оскар поглядел на Расмуса, который сидел на грязной постели, расстеленной на полу, и допивал из кружки последние капли.

– Кофе в постели, не худо! – воскликнул Оскар. – Но сейчас я хочу рассказать тебе, что я сделал, покуда ты тут храпел. Я написал ленсману целый роман.

Он достал из кармана пиджака сплошь исписанную бумажку и протянул её Расмусу.

– Ты хочешь, чтобы я это прочитал? – спросил Расмус.

– Да, сделай милость.

Расмус взял бумажку и стал читать. Писать красиво Оскар, прямо скажем, не умел. Пожалуй, у него получалось ещё хуже, чем у Расмуса.

Расмус свернул бумажку и отдал её Оскару.

– А где ты спрятал деньги? – спросил он.

– В потайном месте. Не спрашивай где. Пусть ты и всем героям герой, но я не хочу впутывать тебя по уши в это дело. Узнаешь в другой раз. Я написал об этом ленсману на другой бумажке, которую вложу в это письмо.

«В другой раз я узнаю это, и хлеб мне маслом намажут тоже в другой раз», – подумал Расмус.

Они лежали на пригорке за домом Крошки Сары и ждали. Оскар не хотел уходить, прежде чем узнает, что ленсман и в самом деле получил письмо. Но Крошка Сара всё не возвращалась. Её не было уже четыре часа, и Оскар начал волноваться.

– Да уж, из этих чокнутых старушонок плохие почтальоны! – сказал он. – Кто знает, что ей придёт в голову!

Но Расмусу нравилось лежать и отдыхать. Он снова поспал. Потом они немножко перекусили. Солнце грело жарко, сосны, защищавшие от ветра домишко Крошки Сары, источали запах смолы, белый кот старушки ласкался к Расмусу, мурлыкая. Всё было прекрасно.

Глядя на кота, Расмус вспомнил свой сон. Ему приснилось, что у него есть кот, только чёрный, такой же, как котёнок фру Хедберг. Он всю жизнь мечтал иметь свою собственную зверюшку, и Гуннар тоже. Они с Гуннаром часто толковали об этом. Но Гуннар говорил, что в приюте детям не разрешалось заводить никаких животных, разве что насекомых в голове. Правда, их тоже заводить не позволялось, фрёкен Хёк тут же являлась с частым гребнем.