Артамошка Лузин - Кунгуров Гавриил Филиппович. Страница 34

Они быстро сдвинули костер в сторону. Ветками пихты Чалык чисто вымел место, где только что пылал костер. Потом сел на корточки и ладонью пощупал землю:

— Тепло будет в нашем чуме.

Шесты Чалык плотно закрыл ветками. Скоро вырос остроконечный чум.

Друзья забились в него. Там пахло смолой, земля дышала теплом, и по телу потекла сладкая истома. Артамошка крепко обнял Чалыка.

Довольный Чалык улыбался, теснее прижимался к Артамошке:

— Мой друга… друга… самый большой друга!..

Усталые друзья быстро уснули.

Ночь повисла над тайгой густой чернотой. Костер медленно умирал. Вскоре тучи рассеялись, и звездное небо сверкнуло синевой. Луна плыла по небу и серебрила белые гребни гор.

На востоке появились первые светлые полоски. Дунул резкий предутренний ветерок, зашептались деревья. Неподалеку от чума хрустнула сухая ветка, и послышался легкий шорох. К чуму крались страшные гости лесные волки. Чуя добычу, звери осторожно приближались.

Первым проснулся Чалык. Он высунул голову из чума и вздрогнул. Со всех сторон горели зеленые огоньки. Чалык вскочил и сильно толкнул в бок Артамошку. Тот не мог пробудиться: ему снилась родная изба. Вот он лежит на печи; пышет печь жаром, а на дворе снег, завывает пурга, наметая под оконцем белые сугробы, а ему так тепло, так сладко. Вдруг удар в бок, и Артамошке спросонья мерещится, что заплакала Палашка, а он неловко спрыгнул с печи и ударился больно о лавку. Над ухом Артамошки слышался приглушенный голос Чалыка:

— Беда!

Артамошка вскочил. Чалык, припадая к самой земле, раздувал угасающий костер. Вспыхнуло пламя и осветило испуганное лицо Чалыка. Он шептал:

— Зверь страшный в гости пришел…

Оглянулся Артамошка, задрожал: в темноте — как звезды зеленые рассыпаны. Чалык схватил стрелу и быстро обмотал острый конец ее сухой травой; стрелу и лук положил на землю у самого костра.

Волки приближались. Чуя добычу, они лязгали зубами, отрывисто взвывали и бросались друг на друга. Чалык схватил горящую головешку и бросил. Волки с диким воем шарахнулись в стороны. Но как только опасность миновала, они опять сомкнулись тесным кольцом и приготовились к нападению.

Артамошка увидел, что Чалык пополз по земле в сторону от чума. Страшно испугался Артамошка:

— Лук, лук забыл!

Но Чалык его не слушал и тихо уползал в темноту. Волки, тесня друг друга, кинулись в сторону Чалыка.

— Огонь, огонь! Бросай! — хрипло кричал Чалык.

Артамошка бросал горящие головешки. Испуганные звери шарахались с шумом в стороны, но не так далеко, как вначале. Отскочив в темноту, они тут же вновь подбегали и злобно лязгали зубами.

Чалык вернулся; он держал в руках толстую палку. Артамошке он шепнул:

— Тишину надо делать: у зверя сердце злое — надо мягчить.

Он подошел к костру и золой загреб пламя, оставив только маленький огонек. Потом уполз к тому дереву, которое срубил вечером. И Чалык и Артамошка притаили дыхание.

Стало тихо, будто толстой шубой прикрыли тайгу. Чуткие звери притихли, насторожились. Нюхая воздух, озираясь, волк-вожак бесшумно шагнул вперед, за ним осторожно потянулись и все остальные. Чалык тихонько поднял голову. Волки были близко. Он слышал приглушенный храп и легкие шаги. Подняв палку, Чалык со всей силой ударил по пустому стволу огромной лиственницы. Тишину разорвал такой оглушительный гул, словно Чалык выстрелил из пушки. Даже Артамошка от страха зажал голову, забился в чум. Обезумевшие от неожиданного страшного гула, звери в диком страхе бросились во все стороны. Они дико рычали, рвали друг друга, бешено неслись по тайге, не чуя под собой ног.

Чалык молнией бросился к костру и, схватив лук, поджег обмотанный травой конец стрелы и пустил ее вслед и без того до смерти перепуганным зверям. Стрела, ярко разгораясь на лету, описала красивую огненную дугу и упала где-то далеко. Недолго слышался топот, вой и дикое рычанье зверей. Потом все замерло, и тайга потонула в тишине.

Чалык подбросил в костер сухих сучьев.

— Спать надо. Зверь сильно пугался, насмерть пугался. Это место больше не придет.

Артамошка все еще дрожал. Чалык уже крепко спал. Артамошка прижался к нему, но уснуть не мог. Лишь когда лучи солнца начали золотить белые вершины далеких гор, он уснул.

Чалык проснулся от ярких лучей солнца и, не тревожа друга, встал. В костре еще тлели головешки, и он без труда увеличил пламя.

Взяв лук и колчан со стрелами, Чалык отправился на охоту. Он спустился к озеру. В зарослях камыша копошились и крякали утки. Чалык подкрался и пустил первую стрелу. Горячая обида резанула сердце охотника: и первая и вторая, и третья стрелы скользнули мимо и неловко шлепнулись в воду. Опечалился Чалык, долго вертел и рассматривал лук славного Саранчо, гладил шлифованную кость, зубами пробовал тетиву, торопливо перебирал стрелы.

С шумом поднялись испуганные утки. Злой и недовольный, пошел Чалык от озера. Вспомнил Саранчо. Опять взглянул на расписной лук, выбрал большую гладкоствольную лиственницу, срезал ножом кору в виде четырехугольника, отошел и пустил в цель первую стрелу. Взвилась стрела, пролетела мимо. Чалык изловчился и уже с третьей стрелы стал попадать в ствол дерева. Стрелы втыкались то выше, то ниже белого затеса.

Глаза Чалыка бегали, лицо горело, из-под шапки выбились черные пряди волос. Но вот стрела за стрелой стали метко втыкаться в белый затес. Чалык прижимал лук к груди, тяжело дышал. Переполненный радостью, со слезами на глазах, бормотал он горячие слова, прославляя хозяина чудесного лука, храброго охотника Саранчо.

Чалык спустился к озеру. Прошло немного времени, и он возвратился к чуму с добычей.

Артамошка заждался. Увидев Чалыка, он повеселел, подскочил к другу, дрожащими руками потрепал добычу:

— Уточки!..

— Еда человеку силу дает, — сказал Чалык и печально добавил: Славный Саранчо мяса не видит, живот его всегда пустой… Эту утку ему дадим. — Он взял большого селезня и бросил в огонь.

Артамошка удивленно смотрел, как пламя пожирало добычу.

Заметив это, Чалык пояснил:

— Надо так, чтоб худо не было…

Артамошка сидел неподвижно и молчал, а Чалык ловко работал своим охотничьим ножом. Он быстро отрубил уткам головки, каждую головку бережно завернул в широкий листок лопуха и отнес в кусты. Он твердо помнил слова отца: «Голову добычи в лес прячь, из головы новая добыча вырастет». Чалык верил в эти слова и всегда строго выполнял охотничий обычай. Он разрезал задки уткам и выбросил потроха. Потом подошел к старой сосне, поковырял ногой около корней, взял в руки горсть золотистой глины:

— Это, однако, ладная будет…

Он сделал тут же небольшую ямку, в которой намесил глину. Вязкой глиной густо облепил всех уток. Артамошка удивленно моргал глазами. Когда все утки были облеплены глиной, Чалык закопал их в раскаленную золу костра, а сверху-набросал сухих веток и, поджав под себя ноги, сел у костра.

Яркое утреннее солнце светило над тайгой. Птицы чиликали и перекликались, деревья качали своими зелеными вершинами. Тайга проснулась от тяжелого сна и, сияющая, нарядная, цвела пестрым ковром. Чалык мерно раскачивался и пел тоненьким голосом.

Артамошка тихо спросил:

— Про кого такая песня?

Чалык удивился:

— Глаза мои видят — я пою; уши мои слышат — я пою; руки мои делают — я пою. Все так поют!

Чалык пел:

Чалык взял палочку, разрыл золу, постучал по глиняным уткам. Звук был глухой. Он подбросил в огонь дров.

Посмотрев на Артамошку, заговорил:

— Этот день тропу большую искать будем, следы оленя найдем. Следы оленя всегда к чуму ведут.