Тайна трех неизвестных (с илл.) - Нестайко Всеволод Зиновьевич. Страница 18

Только кругом становилось еще темнее — наступал вечер.

За несколько метров уже ничего не было видно. Где-то близко прострекотал мотоцикл, не разберешь — то ли в сторону села, то ли в сторону леса…

Может, это старший лейтенант Пайчадзе повез Павлушу выполнять секретное задание?

Непреодолимая тревога овладела мной. Меня неистово тянуло махнуть туда, к доту, и посмотреть, что же там делается.

Но остатки гордости и самолюбия, которые горсткой маковых зерен еще перекатывались на самом донышке моей опустошенной горем души, не пустили.

Чего это я буду лезть, мешаться, если меня отшили? Пусть себе справляются сами, пусть! И недоставало еще, чтобы Павлуша увидел меня вот тут несчастненького, жалкого, выброшенного, как ненужный хлам.

Эта мысль подхватила меня с земли, вмиг посадила на Вороного и во весь дух погнала в село. Нет, этого бы я не пережил! Если бы такое случилось, — тогда прямо хоть в пропасть вниз головой.

Я даже не поехал улицей, а свернул на тропинку, что вела по задворкам. Чтоб и не видел никто, что я из лесу еду. Не было меня там, не было! И письма не было! Ничего не было! Докажи теперь! Докажи! Я только смеяться буду. Ничего я не знаю! Никаких Г.П.Г. Какая тайна? Какие трое неизвестных? Три «ха-ха» — вот что было!

Я проезжал за садом нашей учительницы Галины Сидоровны и вдруг заметил, что какой-то человек, пригнувшись, крадется в полумраке между деревьями. Увидев меня, он враз присел, потом стремительно юркнул в кусты и спрятался там, притаился.

Вот это да! Кто ж это такой? Галина Сидоровна живет вдвоем со своей матерью, мужчин у них в доме нет. Какой-нибудь преступник?! Вор или еще кто-то? Порядочный человек не стал бы прятаться.

Я нажал на педали. Через две хаты тропа выводила на улицу. И через какую-нибудь минуту я уже соскочил с Вороного возле ворот Галины Сидоровны.

— Галина Сидоровна! Галина Сидоровна! — громко закричал я, приоткрыв калитку.

— Что? Кто? Кто это? — послышался встревоженный голос учительницы. — А, это ты… — проговорила она, выскочив со стороны сада из-за хаты. — Что такое? Что случилось?

— К вам сейчас дядь Петро и дядь Микола придут! — закричал я, чтобы слышно было там, в саду, и прошептал: — Это я нарочно. У вас в саду вор прячется.

— Да что ты?

— Тс! Точно! Сам только что видел. Я соседей кликну, а вы…

— Да нет, это тебе, наверно, показалось.

— Клянусь! Я по тропинке за вашим садом ехал, а он крадется, а потом как кинется в кусты…

— Что ты говоришь! У нас ведь и красть нечего.

— И высокий такой, метра два.

— Ты скажи! Ну-ка, идем посмотрим.

— Да, может быть, все-таки кликнуть кого-нибудь? Ведь он здоровый, как вол. Одни не справимся.

— Да ну уж! Как-нибудь! Топор возьмем, серп. Подожди, я сейчас.

Она заскочила в сени и быстро вынесла оттуда серп, топор и электрический фонарь.

— Если бы я каждый раз к соседям обращалась, им бы покою не было. Я могу и сама постоять за себя. Идем!

Она дала мне серп, сама взяла топор, включила фонарик и смело двинулась вперед. Она была отчаянная и решительная, наша Галина Сидоровна. И я невольно залюбовался ею.

— А ну, кто тут лазит по чужим садам?! — звонко закричала она и круглым пятном света стала ощупывать деревья.

— Вон там, в кустах, — подсказал я.

Луч осветил кусты. Там никого не было.

Мы прошли весь садик, но ничего не обнаружили. Видно, тот человек, услышав мое «к вам дядя Петро и дядя Микола», сразу дал дёру.

— Вот видишь — нету, — весело проговорила Галина Сидоровна. — Это тебе показалась. Мне в темноте тоже часто кажется, что в саду кто-то стоит за деревом.

— Да видел я, ну честное слово, видел! — Мне было досадно, что учительница не верит.

— Ну, может быть, может быть, — успокаивала она меня. — Значит, удрал. Видно, кто-то проходил да яблочка захотелось… Хорошо, что мамы нет, пошла к тетке. Перепугалась бы до смерти. Ну, спасибо тебе, защитник мой!

Она взъерошила мне волосы и нежно провела рукой по щеке. От ее руки маняще пахнуло тонким ароматом каких-то духов. И было приятно чувствовать прикосновение ее руки и почему-то стыдно от того, что это было приятно.

— Слушай, а как там Павлуша? Вы уже помирились?

Все приятное сразу исчезло.

— Не знаю, — буркнул я. — Ну, я пойду. До свиданья.

— До свиданья. Жаль. Вы так хорошо дружили…

Я ничего не ответил. Молча вышел со двора, сел на велосипед и поехал.

И так у меня на душе было темно! Темней, чем глухой ночью.

Павлуша, может, в это время уже выполнил важное секретное задание и генерал или полковник пожимает ему руку, вынося благодарность от командования, а я… Даже Галина Сидоровна не поверила, что я видел того человека в ее саду, и решила, что мне померещилось, и благодарила просто так, из вежливости. Я же видел. По голосу понял. Голос у нее был какой-то не такой, как обычно, а какой-то деланный, будто она шутила со мной… Ну и пусть! Пусть ее обкрадывают, раз так…

И тупое безразличие ко всему охватило меня.

Глава XVII. Меня вызывают к телефону. «Расследование футбольной баталии». Новое платье Гребенючки. Испорченное настроение

На следующее утро я заспался, потому что с вечера долго ворочался и никак не мог заснуть — очень уж много переживаний на меня навалилось.

Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за плечо:

— Вставай, деятель! Царство божье проспишь. Без тебя Советская власть управлять не может, — услышал я голос деда.

Когда тебя насильно будят, то всегда как раз в эту минуту больше всего хочется спать. Я дрыгнул ногой, натянул одеяло на голову и сонно проворчал:

— Не трожьте, диду! Я сплю!.. Я спать хочу…

Но дедова рука безжалостно стянула с меня одеяло:

— Вставай! Вставай! Говорю же, тебя к телефону в сельсовет кличут. Давай быстро!

Я вмиг подскочил и сел на кровати, хлопая глазами:

— А? Что? Кто?

— Да кто ж его знает? Какой-то человек. Из Дедовщины звонит. Вишь, понадобился ты ему с самого утра. Может быть, что-нибудь натворил, а? Беги живей, ведь сельсоветский телефон занимаешь.

Я вскочил в штаны и вылетел на улицу.

Вы, наверное, не раз видели, как в кино в комических местах быстро бегают (так называемая «ускоренная съемка»). Так вот, в таком же темпе пронесся и я по улице от нашей хаты до сельсовета (метров триста). За какие-нибудь считанные секунды.

В сельсовете я сгоряча пробежал мимо телефона в другую комнату.

— Стой! Куда ты? — весело крикнул мне секретарь сельсовета Спиридон Халабуда. — Гони назад! Вот тут, вот тут!

Я обеими руками схватил трубку, прижал ее к уху и крикнул что есть силы:

— Алло!

— Здравствуй! — услышал я в трубке басовитый мужской голос. — Слушай внимательно! Если будут спрашивать, кто звонил, скажешь — инспектор роно Федорищенко. Просил подъехать в Дедовщину. Он расследует дело о драке на стадионе тридцатого июня. Хочет уточнить кое-какие факты. Почему с тобой? Потому что знает и уважает твою маму-депутата и считает, что сын такой матери скажет все честно и объективно. Понял? Запомнил? Федорищенко. Инспектор роно.

— Ага. Ясно. Ясно, товарищ Федорищенко, — сказал я, метнув взгляд на Халабуду, который даже рот от любопытства разинул, уставясь на меня. Такого и вправду не бывало, чтобы в сельсовет к телефону вызывали ученика, пацана.

— Теперь слушай, — продолжал басовитый голос (он говорил медленно, четко выговаривая каждое слово). — Вчера ты не смог достать инструкцию. Мы это знаем. Но не горюй. В этом не твоя вина, а наша. В связи с обстоятельствами операция на один-два дня откладывается. Следи за мачтой возле школы. Когда на мачте появится белый флажок, в тот же день в девятнадцать ноль-ноль пойдешь к амбразуре за инструкцией. Ясно?

— Ясно! Ясно! — И радость горячей волной прокатилась по всему телу, хлюпнула-защекотала в горле. Значит, не отшили, не забраковали меня, а просто что-то помешало! И так мне не хотелось вешать сейчас трубку, так хотелось еще поговорить, спросить что-нибудь. — Слушайте! — И голос мой сорвался. — Слушайте, а… а… — я не знал, что сказать, — а… а… а как вас по отчеству?