Истории про девочку Эмили - Монтгомери Люси Мод. Страница 57

— Но почему, тетя Элизабет? Ведь у меня есть печень, разве не так? И сердце, и легкие… и желудок… и…

— Довольно, Эмили. Ни слова больше!

Эмили, подавленная и несчастная, уснула. Уж лучше бы она ничего не говорила про «Эсмонда»! Она понимала, что теперь у нее не будет возможности дочитать ту, другую, увлекательную книгу. Ее предчувствие оправдалось. Впредь книжный шкаф доктора Бернли всегда был заперт на ключ, и доктор ворчливым тоном запретил ей и Илзи заходить в его кабинет. Он был в очень плохом настроении, так как Элизабет Марри устроила ему настоящий разнос из-за истории с книгой.

Забыть о состриженной челке Эмили не давали ни в школе, ни дома. В школе ее дразнили, а тетя Элизабет всякий раз, когда смотрела на Эмили, останавливала взгляд на челке, и презрение в ее глазах обжигало Эмили, словно огнем. Тем не менее, когда волосы, с которыми она так жестоко обошлась, немного отрасли и начали завиваться маленькими колечками, Эмили утешилась. Молчание тети Элизабет равнялось позволению носить челку, и Эмили чувствовала, что благодаря новой прическе выглядит гораздо лучше. Разумеется, как только челка отрастет и станет достаточно длинной, тетя Элизабет потребует, чтобы волосы были зачесаны назад. Но пока этого не произошло, Эмили радовалась своей неожиданно обретенной красоте.

Челка была в самом лучшем виде, когда пришло письмо от бабушки Нэнси. Оно было адресовано тете Лоре — бабушка Нэнси и тетя Элизабет не испытывали друг к другу особенно нежных чувств, — и в нем бабушка Нэнси писала: «Если у вас есть фотография этой Эмили, пришлите. Саму ее я видеть не хочу. Она глупа — я это точно знаю. Но я хочу увидеть, как выглядит ребенок Джульет. И к тому же ребенок этого обворожительного молодого человека — Дугласа Старра. Он действительно был обворожителен. Какими вы все были дураками, когда подняли такой шум из-за того, что Джульет с ним убежала.

Если бы вы с Элизабет обе убежали бы с кем-нибудь в том возрасте, когда убегают, для вас это было бы гораздо лучше».

Письмо Эмили не показали. Но тетя Элизабет и тетя Лора долго совещались наедине, а затем Эмили было сказано, что ее возьмут в Шрузбури, чтобы сфотографировать и отправить снимок бабушке Нэнси. Эмили была очень взволнована. Ее облачили в голубое кашемировое платье, тетя Лора приколола ей воротничок из брюссельских кружев и позволила надеть стеклянные бусы. Вдобавок специально по такому случаю были куплены новые ботиночки на пуговках.

«Как хорошо, что это произошло, пока у меня еще есть челка», — думала Эмили, сияя от радости.

Но в туалетной комнате у фотографа тетя Элизабет с мрачным видом принялась зачесывать ее челку на затылок и закреплять заколками.

— Ох, тетя Элизабет, пожалуйста, позвольте мне остаться с челкой! — взмолилась Эмили. — Только для фотографии. Потом я зачешу ее назад.

Но тетя Элизабет была неумолима. Челку зачесали назад и сделали фотографию. Увидев конечный результат, тетя Элизабет выразила удовлетворение.

— Выражение у нее угрюмое, но выглядит она опрятно, и есть некоторое сходство с Марри, которого я никогда не замечала прежде, — сказала она тете Лоре. — Это понравится тете Нэнси. При всех своих странностях она очень привержена семье.

Эмили охотно швырнула бы фотографии, все до одной, в огонь. Вид у нее на них был отвратительный. Ее лицо, казалось, состояло из одного лба. Если такие снимки будут посланы бабушке Нэнси, та, конечно же, решит, что Эмили даже еще глупее, чем она предполагала. Так что, к тому времени когда тетя Элизабет наклеила снимок на паспарту и велела Эмили отнести его на почту, Эмили уже решила, как следует поступить. Она пошла прямо на чердак и достала из коробки свой портрет, который написал акварельными красками Тедди. Рисунок был точно такого размера, как фотография. Эмили вынула снимок из картонной рамки и отшвырнула ногой в сторону.

— Это не я, — сказала она. — Разумеется, вид у меня был угрюмый: я надулась из-за челки. Но ведь в другое время я почти никогда не дуюсь, так что это просто нечестно.

Она вставила в рамку рисунок Тедди, а затем села и написала следующее письмо:

«Дорогая бабушка Нэнси!

Тетя Элизабет заказала мою фотографию, чтобы послать вам, но мне эта фотография не нравится, потому что я на ней слишком страшная, так что я вместо нее вкладываю в это письмо другой мой портрет. Его сделал для меня знакомый художник. На ней я точь-в-точь как в жизни, когда улыбаюсь и когда у меня челка. Я всего лишь даю вам этот портрет на время, но не дарю, потому что он мне очень дорог.

Ваша покорная слуга и двоюродная внучка, Эмили Берд Старр

P. S. Я не так глупа, как вы думаете.

Эмили Б. Старр

P. S. 2. Я вовсе не глупа».

Эмили вложила эту записку в конверт вместе с рисунком — обманув, сама о том не подозревая, на несколько центов почтовое ведомство — и незаметно выскользнула из дома, чтобы отнести его на почту. Когда письмо было благополучно отправлено, Эмили вздохнула с облегчением. Прогулка домой доставила ей немало удовольствия. Это был один из теплых дней начала апреля, и весна, казалось, выглядывала из-за каждого угла. Над мокрыми душистыми полями смеялась и насвистывала Женщина-ветер, на верхушках деревьев совещались между собой вороны-пиратки, мшистые лощины превратились в маленькие заводи солнечного света, море за золотыми дюнами лежало как ослепительный громадный сапфир, клены в роще Надменного Джона перешептывались друг с другом о готовых появиться на них красных почках — с этой рощей и ее очарованием, казалось, были связаны все фантазии, мифы, легенды, какие когда-либо доводилось читать Эмили.

— Ах, весной пахнет! — воскликнула она, чувствуя, как ее переполняет радость жизни, и вприпрыжку побежала по тропинке вдоль ручья.

Затем она начала сочинять стихотворение о весне. Каждый, кто жил на земле и мог зарифмовать хотя бы две строчки, написал стихотворение о весне. Это самая подходящая в мире тема для стихов… и всегда будет таковой, потому что весна и есть поэзия. Вы никогда не сможете считаться настоящим поэтом, если не сочинили хотя бы одно стихотворение о весне.

Эмили как раз раздумывала о том, будут ли в ее стихотворении танцевать при луне у ручья эльфы или спать в постели из папоротников феи, когда на повороте тропинки перед ней предстало странное существо. Оно явно не было ни эльфом, ни феей, но выглядело достаточно странным и пугающим, чтобы принадлежать к одному из племен зеленого народца. Была ли это ведьма? Или старая волшебница с дурными намерениями? Или злая фея, присутствующая во всех сказках при крещении принцесс?

— Я тетя Том… тетя этого мальчишки, — сказало видение, поняв, что Эмили слишком изумлена и может лишь стоять и таращить глаза.

— О! — с облегчением выдохнула Эмили. Ей уже не было страшно. Но до чего же необычно выглядела эта тетя Том. Старая — такая старая, что поверить, будто она когда-то могла быть молодой, казалось совершенно невозможным, — в ярко-красном чепце на редких, трепещущих на ветру, старческих седых кудрях, с маленьким лицом, исчерченным тысячей тонких, пересекающихся морщин, с длинным, шишковатым на конце носом, с маленькими серыми, жадно поблескивающими глазками под колючими бровями… Потрепанное мужское пальто закрывало ее от шеи до стоп; в одной руке она держала корзинку, в другой — суковатую черную палку.

— В мое время таращиться на людей считалось невоспитанностью, — сказала тетя Том.

— О! — повторила Эмили. — Извините… Как поживаете? — добавила она, с трудом вспомнив о правилах этикета.

— Вежливая… и не слишком гордая, — сказала тетя Том, с любопытством разглядывая ее. — Я ходила в большой дом передать пару носков мальчишке, но вообще-то пришла, так как хотела повидать тебя.

— Меня? — растерянно переспросила Эмили.

— Угу. Мальчишка много о тебе рассказывал, и мне в голову пришла одна мысль. Ну, думаю, идея неплоха. Но надо убедиться, что дело верное, прежде чем тратить деньги. Эмили Берд Старр — твое имя, а Марри — твоя натура. Если я дам мальчишке образование, ты выйдешь за него замуж, когда он вырастет?