Клич Айсмарка - Хилл Стюарт. Страница 67

Фиррина и Оскан стояли на городской стене и смотрели на равнину. В небе висел полумесяц, и заснеженная земля сверкала под его тусклым светом, словно поднос с ледяными алмазами.

— Помнишь наше путешествие к макушке мира? — спросила Фиррина. — Забавно… такое ощущение, будто это было только вчера и в то же время — в совсем другой жизни.

— Да, — согласился Оскан. — Вчера и много лет назад. Тогда мне не верилось, что все происходит на самом деле, а сейчас кажется, что это было лучшее время в моей жизни. У нас не было других забот, кроме долгой дороги. Не было других страхов, кроме возможной скорой гибели, но как раз перед лицом смерти мелкие тревоги отступают.

Фиррина поплотнее запахнула плащ.

— Знаешь, мне тогда даже на минуту захотелось, чтобы это путешествие длилось вечно. Это было, когда мы впервые увидели северное сияние. Небо пылало, вервольфы неслись сквозь вечный мрак… И мне было так… спокойно. Не знаю, как еще сказать. Мне казалось, если мы умрем сейчас, то просто будем и дальше лететь в бесконечность…

Оскан взглянул на нее.

— Эй, а где же моя воинственная королева, готовая сражаться за место в Валгалле?

— Она просто немного устала, Оскан. И напугана.

После такого признания Ведьмак вытаращился на Фиррину с открытым ртом, но вовремя спохватился и подобрал отвисшую челюсть.

— Ну, даже самый закаленный воин порой может расклеиться. Мы пытаемся противостоять Сципиону Беллоруму и его вымуштрованной по струнке орде безумцев. Никто не вправе осуждать тебя, что ты боишься. Все мы боимся.

Фиррина долго не отвечала, а когда вновь заговорила, в ее голосе звучали прежние стальные нотки.

— Не воображай, пожалуйста, будто я боюсь смерти. Дело не в этом. Вовсе не в этом. Я не просто боюсь проиграть, запятнать честь рода Линденшильда Крепкая Рука. Веками люди полагались на нас, веками мы выполняли свой долг, защищая их. Все ждут, что я скажу, хотят, чтобы была достойна всех Железнобоких, Северных Медведей и Отважных Дев. Иногда это слишком…

Не придумав ничего более утешительного, Оскан обнял ее за плечи и сказал:

— Для меня ты просто Фиррина, и этого мне довольно.

Тут, как назло, раздался гулкий топот солдатских сапог по стене, Фиррина с Осканом испуганно отпрянули друг от друга и нахохлились. Вскоре из-за угла показался дружинник, за которым шел Тараман-тар.

— Докладывайте, капитан Осгуд! — рявкнула Фиррина.

— Никаких происшествий, госпожа. Разве что один остолоп поскользнулся на лестнице и сломал запястье. Вот если бы господин Оскан взглянул на него…

— Господину Оскану и так есть чем заняться, он не обязан выхаживать полупьяного пехотинца, который на ногах не держится.

— Вообще-то, это был всадник, госпожа, — ответил капитан Осгуд.

— Какая разница! — огрызнулась Фиррина. — Мой советник слишком занят.

Капитан молча отсалютовал, развернулся кругом и удалился. Тараман-тар остался стоять на стене, пытливо глядя на королеву.

— Кстати, Фиррина, я тут думал насчет раненых… — заговорил Оскан. — Капитан Осгуд как раз мне напомнил. Мы почти все продумали, но ведьмы пока не прибыли, да и лазарет еще не скоро будет готов. Перестроить старую конюшню в дом исцеления — нелегкая задача, а я давно увиливаю от своих обязанностей. Думаю, лучше я все-таки пойду и займусь этим.

— Как хочешь, — ответила Фиррина.

Она уже достаточно пришла в себя после объятий Оскана, чтобы признать теперь правоту его слов.

— Ну, тогда я пошел. Заодно посмотрю, что там у этого солдата с запястьем. — И юноша убежал прочь так торопливо, словно чувствовал себя виноватым.

— Я смотрю, королеве и ее ведьмаку-советнику порой нелегко понять друг друга, — заметил Тараман-тар, когда они остались одни.

Фиррина с досадой посмотрела на него.

— Между прочим, человеку и так несладко живется в четырнадцать лет, даже когда не приходится вести войну и управлять страной. А ты удивляешься, что нам нелегко…

— Я не удивляюсь, — возразил барс. — Просто иногда даже воинам лучше признать, что они в первую очередь просто люди. Королевы — просто девочки, а ведьмаки — просто мальчики, и им тоже хочется побыть юными.

— У нас нет на это времени, Тараман.

— Наверное. Многие ждут не дождутся окончания войны, чтобы снова вернуться к житейским радостям и горестям.

— Если ты пытаешься намекнуть, будто кому-то приходится еще хуже, чем мне, то не утруждайся. Я все прекрасно знаю. Думаешь, мне от этого легче? — фыркнула Фиррина. — По-моему, только больных и немощных утешает это твое «всегда есть тот, кому хуже тебя». Если я растянула запястье, мне не станет лучше от мысли, что кто-то где-то сломал себе ногу!

— Мне так и говорили, — добродушно согласился Тараман. — А теперь, когда вы поставили меня на место, могу я со всем моим почтением предложить вам пройти в замок и отведать того восхитительного пряного вина, которым, помнится, нас угощал Олемемнон?

Фиррина улыбнулась и обняла огромного барса.

— Прости, Тараман. Последнее время я на всех рычу. Это все долгое ожидание, оно так выматывает… По мне, так уж поскорей бы все закончилось, к добру или к худу.

— Ну, по мне тоже. Но судьба подарила нам передышку, так давай воспользуемся ею. — Барс утробно мурлыкнул и засмеялся. — Олемемнон вызвал меня на состязание: кто больше выпьет. Проигрывает тот, кто первым уснет. Надеюсь, на этот раз я не дам ему спуску.

— А надо ли? Элемнестре ваша затея не понравится.

— Правда? Вот и здорово. Пойдем, будешь судьей.

Глава 24

Природа потихоньку пробуждалась от зимнего сна, потягиваясь и расправляя зеленые крылья. Тепло накатывалось на земли Айсмарка с юга, ручьи и реки выходили из берегов от талой воды, толстый ледяной панцирь трескался и таял, высвобождая почву из зимних оков.

Когда ветер дул со стороны полей, запах рыхлой земли и свежей зелени долетал даже до часовых на башнях Фростмарриса. Полевые цветы тянулись к солнцу, расправляя нежные лепестки. Сначала поля подернулись белоснежной дымкой подснежников, потом, когда потеплело еще больше, поверх этой белизны выступили и другие цвета: прохладный голубой, солнечный желтый и огненный красный. И вскоре леса и долины вокруг Фростмарриса словно превратились в шкатулку рукодельницы, в страницы богато разукрашенной рисунками книги, раскрывшейся под солнцем. Снежные барсы, никогда не видевшие ничего, кроме снега, резвились в разноцветных полях — солдатам с высоты городских стен они казались котятами, играющими на пушистом ковре.

Мерзлая земля оттаяла, и строить укрепления стало гораздо легче. Три ряда рвов и валов тянулись от Великого тракта и леса на юге, широкой неразрывной дугой охватывали город с востока и севера. Другие такие же три дуги защищали Фростмаррис с востока. По поручению королевы Фиррины инженеры продолжили рвы и насыпи на несколько ярдов в глубь Великого леса, и произошло чудо: за считаные дни вокруг вырос такой густой подлесок, что никто не смог бы пробиться сквозь него к оборонительным рядам.

С наступлением тепла из окрестных городов и деревень в столицу потянулось ополчение, и вскоре в армии Айсмарка было уже почти шестьдесят тысяч солдат. Город и замок гудели от выкриков командиров и дружного топота: здесь спешно обучали новобранцев, чтобы они были не хуже тех, кто пришел из Гиполитании. Снежные барсы вновь стали ловить на себе изумленные взгляды, ведь те, кто только что пришел в город, никогда раньше не видели таких огромных и могучих зверей.

Но вместе с весной и надеждой пришло зловещее напоминание о Сципионе Беллоруме. С юга в столицу стягивались толпы беженцев, спасающихся от его армии. Имперский полководец продолжил свою опустошительную войну. Еще один город пал, и вместе с его жителями в столицу пришли несколько отрядов дружинников — противник был намного сильнее и многочисленнее их, и солдатам пришлось отступить, чтобы не погибнуть. Они покинули город, прикрывая бегство мирных жителей, и пришли во Фростмаррис, чтобы примкнуть к королевской армии. Послушав их донесения, Фиррина велела бросить клич, чтобы все, кто умеет стрелять из луков, особенно из больших луков, спешили в столицу и вступали в армию.