Большая книга ужасов 2013 (сборник) - Щеглова Ирина Владимировна. Страница 20

Капли вокруг нас колыхнулись, и лес вокруг нас наполнился движением, Костик закрыл глаза и сел на колени. Луна стала светить ярче, и каким-то красноватым цветом, и ее лучи разрезали лес на острые края.

Костик съежился и втянул голову в плечи, я вдруг увидел, что его волосы поблескивают лунным.

Тогда я заорал на него, так громко, как я только мог.

А они рассмеялись громче, они выглядывали из-за деревьев, улыбались мне черными зубами, и подвешенные люди продолжали покачиваться, и тогда я откусил Костику ухо. Верхнюю половину, она хрустнула на моих зубах, я ее тут же выплюнул, успев ощутить на языке соленый вкус человеческой крови.

Костик очнулся и кинулся бежать. Не глядя, почти сразу он наткнулся на труп, свисающий с ветки. Мне показалось, что мертвец схватил мальчишку за плечо, Костик замер и заверещал. На самом деле просто растрепанная фуфайка зацепилась за свисающие с руки покойника часы, но Костик этого не понял. Он рванулся, мертвец не отпустил.

Твари хохотали вокруг. Как гиены, я вдруг вспомнил, что видел передачу про гиен, добивавших раненых антилоп, так вот, эти гиены хохотали точно так. Окружив уже беззащитную добычу, чувствуя кровь и мясо.

Костик дернулся еще, затем вывернулся из фуфайки и побежал дальше в одной ветровке, а мертвец покачивался, поводя по сторонам рукой с растопыренными пальцами.

Он бежал, всхлипывая, запинаясь и оглядываясь, дотрагиваясь до уха, размазывая по щеке кровь.

Я за ним.

Тварь вылетела сбоку и ударила в холку, сбила с ног, я кувырнулся и почувствовал, как сломались ребра и обломки зацепились друг за друга. В голове полыхнула белая, как молния, боль, я вскочил на ноги, и меня сбили снова, и через секунду я оказался в воздухе, меня схватили за шкирку и просто подбросили в воздух.

Как щенка.

Я попытался извернуться в воздухе, но, конечно, не получилось, и я упал в мох, густой и мягкий, наверное, поэтому не сломал позвоночник. Только отключился на секунду и сразу поднялся на лапы, я всегда поднимаюсь, и тварь уже стояла рядом, черная и смрадная, и когти, и пасть, и в этот раз прыгнул уже я.

Это оказалось неожиданно легко, финт, обманка, я оказался у нее почти за спиной и вцепился в правое колено, в связки. Они оказались крепкими, очень крепкими, но не такими крепкими, как мои зубы. К тому же справа два зуба у меня были недавно сломаны, и я действовал этими острыми краями. Сухожилия разошлись под зубами, я зацепил часть хряща и дернул, успев напрячь шею, и через секунду я уже был в стороне.

Тварь упала. Нога у нее подломилась, сложилась в колене, только в обратную сторону, как у кузнечика, тварь завалилась. Кажется, я попал еще и в артерию – потому что через секунду после того, как она упала, из-под колена фонтаном ударила черная кровь.

Что-то изменилось. В первые мгновения я не понял, а потом вдруг до меня дошло. Скорость. Изменилась скорость. Твари стали гораздо медленнее. Я за ними почти успевал! Да что там – я успевал! Они не стали слабее, но они стали медленнее.

Из-за мороза, больше не из-за чего. Черная дрянь в их теле замерзала, и вместе с ней замерзали они.

Они стали медленнее.

Я кинулся догонять Костика.

В тишине. В холодном лесу слышалось лишь мое дыхание, всхлипы Костика и треск веток у него под ногами, и ребра мои хрустели, отдавая в уши острыми ударами. Стало гораздо яснее, просветы между соснами сделались шире, или поле, или река. Река вернее – какое поле среди оврагов? Костик это, кажется, тоже понял, повернул и дернул к реке, причитая и бормоча что-то про своего отца и про север.

Твари очнулись. И снова послышался смех, холодный и равнодушный, и снова они были почти вокруг, но почему-то нападать не торопились, может, стали опасаться, не знаю.

Впереди поблескивала река. Явно река, что еще? К реке пошел склон, Костик запнулся и покатился по нему, подскакивая и подпрыгивая на кочках.

Твари опять замолчали. Я слетел по склону, догнал Костика. Он уже поднялся, стоял у самой кромки.

Река оказалась затянута льдом. С первого взгляда это никак нельзя было определить, потому что лед был совсем прозрачный и гладкий, и только приглядевшись, я обнаружил тонкую сетку трещинок и скопления воздушных пузырьков, похожих на лягушачью икру.

Костик потрогал лед ногой, оглянулся, ступил на поверхность, поскользнулся, но удержался. Справа за деревьями защелкало, и я снова рявкнул на него, оскалив зубы. Он шарахнулся к другому берегу. Неправильно, кто же так по льду бегает, как по стадиону, надо скользить, а не топать! Скользить!

Я крикнул ему это вслед, но он не услышал и не оглянулся, бежал. Правильно! Беги! Беги, лед держит, наверное, сантиметр намерз, наверное, повезло.

– Ах, – сказали у меня за спиной.

Я резко развернулся. Тварь стояла метрах в пяти. Невысокая и нескладная, с выпуклыми желтоватыми глазами, я попятился, тут же почувствовал под ногами гладкое и холодное. Необычно. Щекотно почему-то.

Костик поскользнулся и с размаху хлопнулся, он был почти на середине реки, но я и оттуда услышал, как затрещал под ним лед.

Я начал отступать. Пятиться, стараясь не упустить из виду стоящую передо мной тварь.

Костик опять поскользнулся. Я услышал, как он хлопнулся, только в этот раз затрещал не лед. Я быстро оглянулся. Костик лежал ничком, лицом в лед, и не шевелился. До противоположного берега он не дотянул метров тридцать.

Я устремился к нему. Бежать по скользкому было не очень легко, я разъезжался и то и дело шлепался на брюхо.

Впрочем, тварям было не лучше. Три штуки вылезли на лед и теперь двигались за мной, не быстро, но и не медленно, размахивая лапами.

Лед крепкий. Лед слишком крепкий, будь он проклят! Они должны были уже несколько раз провалиться, но лед держал, весь трещеватый и пузырьковатый, но держал, не ломался.

Костик не вставал. Лежал и лежал, наверное, все-таки головой ударился, потерял сознание. Я доберусь до него первым и по льду дотащу до берега…

И ничего это не даст. То есть ничего совсем, они перейдут реку и на твердой земле они с нами справятся легко.

Я добежал до середины реки, остановился. Лапы тут же начали подмерзать, и мне приходилось пританцовывать.

Я стал его звать, но Костик так и не поднялся. Не слышал.

Ну, я и вернулся. Навстречу этим.

Тварь приблизилась ко мне, выставив в стороны руки, перебирая длинными когтистыми пальцами. И другая, справа. И слева. Треугольником, в центре которого оказался я. Неторопливые.

Мороз связал их движения, закрепостил мышцы и притупил реакцию, теперь они были почти как я. Но этого «почти» им вполне бы хватило.

Я понял это и подпрыгнул.

Я не очень любил всю эту собачью физкультуру, особенно прыжки, во-первых, это выглядит глупо, во-вторых, может искалечить скакательный сустав. Айк любил прыгать, я нет, я не лягушка. К тому же прыгать со сломанными ребрами не очень приятно.

Я подпрыгнул и хлопнулся на лед, всей своей массой. И еще раз. Твари успели переглянуться, и тут я подпрыгнул третий раз.

Лед разошелся подо мной, треснул на тысячу мелких осколков, я оказался в воде. Мне почудилось, что я провалился в кипяток, ошпарило всего, до кончиков ушей.

Но твари провалились вместе со мною. Все три.

Они утонули сразу, как гвозди, бульк, и все, нету, ушли, вода не терпит нечистых, надеюсь, что они погибли совсем, захлебнулись и легли на дно. Я барахтался, старался выползти на лед, зная, что это бесполезно. Человек в состоянии выбраться из полыньи, если не впадет в истерику. Собака вылезти не может. Совсем. Никак. В истерике, без истерики, никак. Нет у нее рук. Поэтому барахтаться можно долго.

Минут пять.

Я стал барахтаться. Это было довольно сложно – течение упорно затягивало меня под лед, я так же упорно ему сопротивлялся, даже зубами старался прихватиться, кстати, совсем бесполезно – лед крошился, как стекло, резал десны и язык. Костик продолжал лежать на льду не двигаясь.

Я опять позвал. Почти ничего из этого не получилось, я только хрипел и плевался кровью – видимо, ребра все-таки пробили легкие. Зато не больно – холодная вода прекрасное обезболивающе средство. Наверное, ты успеешь замерзнуть раньше, чем утонешь, сердце остановится, и ты преспокойно пойдешь ко дну, без особых каких-то мыслей, без сожалений. Собственно, неплохая смерть. Не самая плохая, конечно, есть гораздо хуже и мучительней.