Кундуз-Гардез. Бригада уходит в горы - Бикбаев Равиль Нагимович. Страница 46

Стоят в строю не наевшиеся солдаты, я того кто мою порцию смолотил вызываю, перед строем ставлю, и бью со всей силы, ногой в живот. Блюет солдат, вся пища из него вылезла.

— Ты, почему паскуда, с товарищами по взводу не поделился? В бою, что так — же будешь только о своем желудке думать? Руками солдат, руками всю рвоту убрал, а если еще раз увижу, что ты один жрешь, то не взыщи…. Искалечу! Всем все понятно? А раз понятно то: «Взвооод бегом марш!»

Ночной учебный марш — бросок, в горах, по пояс в снегу, с полной выкладкой. Вперед! Через часок падает один, подхожу к нему:

— Встать! Пошел!

— Не могу я, мамочка моя родненькая, сил у меня больше нет, — плачет солдатик, а слезы на ледяном ветру замерзают.

Нет тут мамы, мальчик, а есть я твой командир, я тебе и за маму и за папу…, а еще солдат, я за твою жизнь, перед своей совестью отвечаю, выучить я тебя должен, чтобы не погиб ты в первом же бою… Вот потому и кричу тебе:

— А вот он может, — рядом еще один воин стоит, качается, но не падает, — А вот он, он, — поочередно показываю пальцем на солдат окружившего нас взвода, — Почему они могут, а ты нет? Они что тебя засранца тащить должны? А ну встать! Под такую мать! Пошел!!!

И бью мальчишку, бью до тех пор, пока он не встает и пошатываясь не идет дальше. Вперед взвод, вперед.

Жестоко? Да! Не по уставу? Да! А может ты сержант хамская твоя морда просто от власти одурел? Может ты, тварь этакая, издеваешься над детьми, которые под твою команду попали? Нет. Не издевался я над своими пацанами, учил, как мог. Судите как хотите. Вот только… только не было в моем взводе раненых и убитых, не было. И совесть моя… Да ладно, что там говорить. Вперед взвод, вперед! Многому нам еще надо научится мальчики, многому, а времени чуть-чуть осталось. Скоро нам на боевые, уже приказ комбриг получил, перекрыть горные тропы и перевалы, а до Пакистана, если по прямой всего пятьдесят километров. Идут оттуда духи, нас да наших товарищей убивать. Так, что вперед взвод, вперед, буду вас учить, как могу, и всему что сам знаю. Вперед мальчики, вперед родные, скоро привыкните, легче станет.

Тактика, огневая, физическая подготовка, и снова и снова и без отдыха, каждый день, до упора, до рвоты, до полного изнеможения.

— Товарищ сержант! Такие действия уставом не предусмотрены, — это мне на тактических занятиях, делает замечание вновь прибывший командир первого взвода.

Из Московского ВОКУ он. Не любят выпускников этого училища в армии. За выпендрёж не любят, за то что москвичи, за то что у каждого второго папа генерал. За то что почти у каждого «лапа мохнатая» в штабе. Каждому из них еще придется доказать, что нормальный он парень и можно ему верить. Смотрю я на по-строевому подтянутого высокого летёху и презрительно усмехаюсь.

Ты кто такой? Щегол малохольный, шнурок, разэтакий чтоб мне замечания делать!? Для меня один среди офицеров авторитет есть, это ротный, он свое право замечания мне делать, в горах заработал, когда взводным моим был. Рядом мы год отвоевали. А ты… да я тебя чмо московское в упор не вижу! Забил я на тебя! Отзываю лейтенанта в сторону, чтоб солдаты не слышали:

— Ты летеха, жить хочешь? — тихонько ему шепчу, — ты кого учишь? По уставам твоим нас всех перестреляют. Тебя первого. Тебе еще самому учится надо, а вот когда твой взвод без потерь духов будет мочить, вот тогда свой рот и открывай… А пока цыц!

То бледнеет офицерик, то краснеет, кулачки сжимает вот- вот бросится. Давай попробуй, вот как ахну прикладом тебе в грудину, так и улетишь. Но сумел он гонор свой перебороть, смолчал, только зубки заскрипели, и жаловаться на упадок воинской дисциплины не побежал. Будет из тебя толк парень, будут тебя солдаты не только за звездочки офицерские уважать, все будет, только потом. А пока ты только после училища, да от молодой жены сюда прибыл, а тут необученные и пока бестолковые солдаты, да наглые никого не признающие дембеля сержанты, вот так ты свою службу и начал товарищ лейтенант. Ничего обстреляешься, обвыкнешь, и любого на место поставить сможешь, и здесь и в любой другой части и в любое время…. Больше после службы в 56-й, тебе уже никто «цыц» сказать не посмеет.

— Ой, товарищ сержант, а это что? — показывает мне мелкое насекомое солдатик, из Москвы он призван, а москвичам в армии больше всех достается.

После отбоя отдыхает рота в жарко натопленной палатке. Сидят на койках бойцы и почесываются.

— Вошка это, гвардеец, вошка… — а сам за его реакцией с интересом смотрю.

— Да вы что?! Так надо же дезинфекцию делать, белье, форму все менять! — с брезгливым ужасом на лице кричит пацан.

— Делай, меняй, — соглашаюсь я.

— А как? — чувствует подвох столичный мальчик и маменький сыночек, боится впросак попасть.

— Комбригу доложи, он в штаб армии сообщит, оттуда в Генеральный штаб доклад отправят, дескать, завелись у рядового второй роты вши, надо тревогу бить, да все им менять.

Всего то месяц с небольшим прослужил солдатик, а штабам уже не верит. Мнется, но спрашивает:

— Что же делать?

— Достань бачок, всю форму и белье прокипяти, вот тебе на два — три дня и полегчает. А сам сегодня голый ложись. Смены то у тебя нет?

— Так не просохнет до утра одежда, как же я голый то буду? Или вы меня от занятий освободите?

— Ничего страшного, ты же десантник, ты же гвардеец, мокрую одежду оденешь, пока на тактике будешь бегать, она на тебе и высохнет.

Кипятили форму, кипятили белье, потом на бегу одежду на себе сушили, сами каждый день ледяной водой мылись, закалились, а вот вошек так и не вывели.

— Товарищ сержант, у меня голова болит и тошнит, — заявляет мне на утреннем построении боец из второго отделения.

Смотрю, нет, не симулирует солдатик, лоб горячий, вид грустнее обычного. Достаю из личной аптечки таблетки, одна — аспирин, вторая — активированный уголь. Лечись. И в строй бегом.

— Я же болею! — удивляется солдатик, — мне лежать надо, постельный режим соблюдать.

Мама у него врач, вот умных словечек и нахватался.

— В армии воин, нет больных, а есть живые и мертвые. Ясно?

— Так точно, — с тоской отвечает юный больной воин, — Ясно.

Ничего побегал по снегу, пропотел, на ночь я ему горячего чая дал и еще одну таблетку аспирина. Утром встал бодрый, здоровый и веселый. Вот так мы простуды всякие лечили, быстро и эффективно, кстати, сами также лечились.

Строевой подготовкой почти не занимались, да ну ее на хер! Умеют в строю стоять, выход из строя сделать, в ногу ходить и достаточно. В горах не строевым шагом ходят. Уставам не учили, на кой они спрашивается нужны, уставом от пули не заградишься. Общепринятых армейских приколов типа «сорок пять секунд отбой!» тоже не устаивали, зачем? и так пацаны за день намотаются. Матом по службе конечно крыли, но специально ни над кем ни издевались, не оскорбляли. Вечером в палатке перед сном встанет по стойке «смирно» на табурет один «шнурок» с выражением прочитает:

Вот и вся «дедовщина». Физподготовкой в личное время заставляли заниматься, это было. Пресс покачать, мышцы спины натренировать, общую выносливость развить, все требовали делать. Так ведь надо это, иначе сдохнет солдат в горах. Как без тренажеров мышцы подкачать? Ствол миномета это штанга, опорная плита миномета это тренажер для мышц спины и ног. Табурет — для упражнений на пресс, отжимание от пола для укрепления рук и общей выносливости. Спинка кровати второго яруса, вместо перекладины. Вот вам и все тренажеры, ну и бег естественно. Не простой бег, а такой когда в РД насуют по два боекомплекта, общим весом под сорок кило и бегом марш. За три недели службы все солдаты как усохли. А уж жрать то хотели, ну как волки зимой, иль как десантники всегда. Хочешь жрать солдат? Пайки с которой еще и на складе и на кухни уворуют, тебе не хватает? А вот это милый второй этап обучения. Во-первых запомни, никто о тебе заботится не собирается, во-вторых… хочешь жрать так добудь еду. Как? Смекалку солдат прояви, где есть еда вот туда и иди, вот за такую отлучку, тебя ругать не буду, зато если попадешься, получишь трендюлей по полной программе. Вы поняли товарищ солдат?