Дневник Коли Синицина - Носов Николай Николаевич. Страница 7
Я пошел к Павлику. Он сидит дома, а на шее у него компресс из ваты. Мы стали с ним вдвоем ругать пчел за то, что они нас изжалили. Потом пришел Сережа с распухшим носом, и мы стали проклинать пчел втроем. Вдруг прибежал Гриша Якушкин:
– Ребята, пойдемте пчеловодный инвентарь делать.
– Это какой-такой инвентарь?
– Будем делать дымарь и сетки, чтоб не изжалили пчелы.
– Нас и так не изжалят, – говорим мы, – мы это дело бросили.
Гриша стал уговаривать нас.
– Нет, – сказали мы. – Пчеловодство нам уже надоело. Мы уже попробовали, а теперь вы сами попробуйте.
– Ну что ж, и попробуем.
– И тоже бросите.
– Не бросим. Мы не такие, как вы!
– А вот увидим.
Гриша обиделся и ушел.
Ну и ладно.
Вот изжалят их пчелы, тогда перестанут храбриться.
Сегодня шея уже не так болит. Головой можно вертеть, только не очень быстро. Если быстро вертеть, то еще немного болит. У Павлика шея тоже еще болит.
Приходил Гриша и показывал, какой они сделали дымарь. Напустил полную комнату дыму и ушел. Подумаешь! Будто мы дыму не видели!
Сегодня шея уже совсем не болит. И шишка на голове не болит. Да и шишки никакой нет. Уже прошла шишка, и голова тоже хорошо вертится. Даже махать могу головой. Только зачем мне махать головой? Я ведь не лошадь, чтоб головой махать. Больше ничего интересного не было.
Утром мы с Павликом пришли к Сереже и стали играть в шашки. Я выиграл у Сережи два раза, а у Павлика только раз, а Павлик у меня выиграл три раза, а у Сережи ни разу, а у меня Сережа тоже выиграл два раза. Вдруг прибежали Женя и Юра:
– Ребята, идите скорее! Пчелы приехали!
– Откуда?
– Ну, посылка пришла. Целый ящик, а в нем пчел видимо-невидимо! Так и кишат! И еще там две рамки с готовыми сотами. Идите скорее, будем пчел в улей сажать. Очень интересно!
Мы вскочили и хотели бежать.
– А! – обрадовался Юра. – Говорили, что вас пчелы не интересуют, а теперь самим интересно!
– И ничуточки не интересно, – говорим мы. – Будто мы пчел не видели!
– Видели, да не таких. Наши пчелы хорошие!
– Ну и целуйтесь с ними, если такие хорошие!
– И будем целоваться. А вы еще придете к нам. Юра и Женя ушли. Я говорю:
– Интересно пойти взглянуть, какие это у них там пчелы.
– Не надо, – говорит Павлик – Все скажут, что у нас никакой твердости нет.
– Почему?
– Потому что теперь ребята подумают, будто мы испугались трудностей и бросили дело, а когда за нас другие добились, мы тоже пришли. Раз мы твердо решили бросить, то нужно быть твердыми.
– Правильно, – говорит Сережа. – Мы всем докажем, что у нас есть твердость.
Вечером я пошел домой и стал думать о пчелах. Все-таки пчелы, по-моему, не такие уж плохие. Они честно работают и носят в свой улей мед. И очень дружно живут. Я ни разу не видел, чтоб две пчелы подрались между собой.
С утра мы сидели у Павлика и играли в шашки. Потом мне надоело играть, и я пошел домой. Дома я опять думал о пчелах. Почему они жалят: от злости или просто так? По-моему, все-таки не от злости.
Пчелы защищаются жалами от своих врагов. Если кто-нибудь нападет на улей, то они его жалят. Они даже медведя изжалят, если он полезет к ним в улей за медом.
И правильно сделают. Ведь они для себя запасают мед, а не для медведей. А людей они жалят, должно быть, по ошибке. Пчелы ведь не знают, что люди не хотят им сделать зла.
Откуда им это знать!
Хотя люди тоже забирают у пчел мед. Но люди ведь забирают не весь мед. Сколько нужно, столько и забирают, а за это люди заботятся о пчелах, делают для них ульи, прячут на зиму в хорошие зимовники.
Если бы люди не заботились о пчелах, то пчелам было бы гораздо хуже. Жили бы они только в дуплах или в каких-нибудь щелках, а теперь они живут в красивых ульях, и, когда им нечего есть, люди даже подкармливают их сахарным сиропом.
Поэтому пчелам не нужно обижаться на людей, а людям не нужно обижаться на пчел, если пчелы их жалят.
Чтобы пчелы не жалили, нужно надевать сетки и подкуривать пчел дымом. Вот и все будет хорошо!
А мы полезли к пчелам без сеток, за что и были наказаны.
Сегодня Павлик сделал из бумаги голубя и стал пускать по комнате. А Сережа сделал голубя и пустил его с балкона прямо на улицу. Голубь кувыркался в воздухе, кувыркался и упал прямо посреди мостовой. Мы все трое стали мастерить голубей и пускать с балкона. У меня один голубь перелетел через улицу и упал на крышу дома напротив. А у Сережи голубь упал на автомобиль, который ехал по улице, и уехал на этом автомобиле. Потом мне стало скучно, и я пошел домой. Дома на меня почему-то напала тоска. Вот я сижу и хандрю, и ничего делать не хочется.
Опять делали голубей и пускали с балкона, только это нам быстро надоело. Мы стали играть в шашки, но шашки тоже быстро надоели. Тогда мы стали играть в другие разные игры, но они тоже нам все надоели.
Сережа сказал, что ему скучно, и ушел домой. Мне тоже уже не хотелось играть. Я пошел домой, и снова на меня напала тоска. Я стал думать, что такое тоска и откуда она берется. Может быть, тоска – это скука? Нет, по-моему, тоска не скука. Если скучно, то можно поиграть во что-нибудь, и скука пройдет, а если у человека тоска, то ему даже играть не хочется.
По-моему, тоска нападает от безделья. Когда делаешь какое-нибудь полезное дело, то никогда не бывает тоски. А когда целый день бездельничаешь или занимаешься какой-нибудь чепухой, то потом становится досадно, что потерял время зря. По-моему, тоска – это досадная скука. Вот это что такое!
Павлик с утра хандрил и не хотел ни во что играть. После обеда он куда-то пропал. Мы с Сережей обыскали весь двор, облазили все чердаки, сараи – нигде не нашли. Тогда мы решили, что он пошел к кому-нибудь из ребят, и перестали его искать. Потом нам стало скучно. Сережа сказал:
– Если бы мы работали вместе с ребятами на пасеке, нам не было бы скучно. Я говорю:
– Давай, пока Павлика нет, пойдем и посмотрим на пчел.
Сережа обрадовался:
– Пойдем скорей, пока не вернулся Павлик, а то он скажет, что у нас не хватило твердости.
Мы поскорей пошли в школьный сад и еще издали увидели улей. Возле улья сидела какая-то фигура и пялила глаза на пчел. Мы подошли ближе и увидели, что эта фигура был Павлик.
– А, – закричали мы, – так вот какая у тебя твердость! Нам сказал, что не нужно интересоваться пчелами, а сам сидишь тут и интересуешься! Разве так товарищи поступают?
Павлику стало стыдно.
– Я, – говорит, – нечаянно сюда зашел. Шел, шел и зашел.
– Сказки! – говорим мы. – Просто захотел на пчел посмотреть!
– Честное слово, ребята! Зачем мне на них смотреть? Совсем незачем!
– Зачем же ты смотришь, если незачем?
– А вы сами чего пришли?
– А мы тоже шли, шли и зашли. Видим – ты тут сидишь, ну и зашли на тебя посмотреть.
– Врете! У вас, наверно, твердости не хватило, вот вы и пришли на пчел посмотреть.
– У нас, – говорим, – твердости больше, чем у тебя: ты первый пришел.
Мы стали спорить, у кого больше твердости – у нас или у него. Тут сзади послышались шаги. Мы обернулись и увидели Юру. Он услышал, о чем мы спорили, и говорит:
– У вас у троих нет никакой твердости.