Тарантул (худ. А. В. Яркин) - Матвеев Герман Иванович. Страница 54

— Тётя, я только спросить…

— Становись в очередь.

— Да я не получаю… Я только спросить… Гражданка, что вы на мясные талоны даёте?

Времени достаточно. Карточки мгновенно были вынуты. Не дождавшись ответа продавщицы, воры хотели уйти, но тут события повернулись иначе. Ляпа почувствовал, как чья-то сильная рука ухватила его за шиворот.

— Чего ты? Пу-усти-и! — плаксиво закричал Ляпа.

— Тихо, тихо. Не надо вырываться. Мы же с тобой старые знакомые, — сказал мужчина, снимая очки.

Ванька сразу узнал сотрудника уголовного розыска, который дважды его допрашивал по подозрению, но отпускал за отсутствием улик.

Леньку держал другой, молодой, и так крепко, что тот не мог выговорить ни слова, а когда воротник, душивший его, ослаб, разговаривать было незачем.

— Вот паразиты. Зимой из-за таких мерзавцев люди гибли, — сказал кто-то из очереди.

— Откуда они только берутся?

— Родители виноваты. Распускают.

— Держите крепче, а то убегут, — предупредила высокая женщина.

Карточки вернули владелице, а воров увели в кабинет директора магазина.

Молодой человек в коричневом пальто позвонил по телефону.

— Алло! Давайте машину. Двоих задержали. Он сообщил адрес и повесил трубку. Воры с тревогой переглянулись. Обычно если задерживали, то уводили в ближайшее отделение милиции. Вызов машины ничего хорошего не предвещал.

— Ну что, детишки, присмирели? — насмешливо сказал пожилой мужчина. — Допрыгались. Тебя как величают? Ленька Перец? Давно мы к тебе присматриваемся.

— Ну да?

— А ты думал как? Собирался до старости спокойно и тихо воровством промышлять? Нет, шалишь! Все до поры до времени. Мы думали, что за ум возьмёшься, бросишь грязное дело…

— Я только первый раз… Карточку потерял… — захныкал Ленька. — У меня, дяденька, дома мать больная…

— Неужели? Ну поплачь, поплачь. Может быть, и разжалобишь. Я ведь добрый… — все так же насмешливо говорил сотрудник уголовного розыска. — Ваня Ляпа помнит меня. Два раза клялся, что бросит воровать, учиться пойдёт в ремесленное училище. Наверное, и сейчас пошёл бы? А?.. Пойдёшь?

— Пойду, — угрюмо сказал Ваня Ляпа.

— Как только со мной встретится, так сейчас же учиться хочет, а как отпустишь, так опять за своё…

Молодая женщина, заменявшая директора магазина, писала отчёт и с любопытством поглядывала на пойманных.

— Дяденька, а вы нас выпустите? — плаксиво спросил Ленька.

— Обязательно выпустим.

— Скоро?

— А уж это суд решит.

— А как суд решит?

— Этого я не знаю. Решит, как полагается. Что заработали, то и получите.

— Сто шестьдесят вторая статья, — сказал Ляпа, — Два года.

— А в военное время, может, и прибавят.

— Дяденька, а как бы мамке сообщить, чтобы передачу принесла?

— Догадается, принесёт.

— Можете по телефону позвонить, — неожиданно разрешил молодой.

— А можно?

— Раз говорят, — значит, можно, — подтвердил и пожилой.

Женщина молча передвинула телефон в сторону Леньки, на край стола.

— Кому позвонить? — спросил шёпотом Ленька.

— Звони Чинарику, — сквозь зубы ответил Ляпа.

— А какой у неё телефон?

Ляпа назвал номер телефона магазина, где работала Тося.

— Позовите, пожалуйста, Тосю к телефону. Очень срочное дело, — сказал Ленька и стал ждать. — Тося? Это Ленька говорит. Взяли нас с Ляпой. Попались на месте. Крышка… Нечего толковать, теперь уж скоро вас не выпустят. Долго не увидимся. До свиданья.

Пожилой мужчина засмеялся.

— Давно бы так, — сказал он, когда Ленька повесил трубку. — Своим языком заговорил… А то плакать.

Ленька молчал. Было странно, что их сразу же не отвели в отделение милиций и разрешили позвонить по телефону.

Скоро пришла машина и увезла обоих…

Своё обещание «поднажать» бригада моряков выполнила раньше, чем сама ожидала. На четвёртый день к двенадцати часам работу закончили, и аварийная станция снова была готова подавать воду городу.

До темноты ещё оставалось много времени. Миша заторопился. Можно успеть съездить домой и повидать сестрёнку. Он передал свой талон на обед Сысоеву и пошёл на судно. Николай Васильевич только что пришёл с завода. Получив его разрешение, Миша наскоро переоделся, захватил узел с Люсиным «обмундированием» и пошёл к трамваю.

Дома Миша не был почти неделю. Когда он повернул ключ и открыл пустую квартиру, первым, что бросилось ему в глаза на полу за дверью, был белый конверт. «Вероятно, чьё-то письмо по ошибке опустили в почтовую щель, — подумал он, но, когда прошёл в комнату и взглянул на конверт, сердце его сжалось до боли. — Письмо от отца! Он жив! Папа нашёлся!»

Миша бросил узел на кровать, сел к окну и торопливо разорвал конверт. Письмо было написано карандашом, неровными буквами.

Дальше следовали наказы, к кому обратиться за помощью, кому передать приветы. Отец не знал, что завод давно переехал на Урал. В конце письма стоял номер полевой почты.

Миша держал перед глазами листок бумаги и часто мигал. Крупные слезы катились у него по щекам.

«Папа жив!» — эта мысль согрела необыкновенным теплом его душу. Он почувствовал себя снова мальчишкой. Свалилась какая-то тяжесть, которую он таскал на своих плечах после смерти матери, и Миша готов был крикнуть изо всей силы, так, чтобы услышал отец: «Я жив, папа! Я не балую! Я работаю!.. Бей фашистов крепче и вернись поскорей!.. А мы здесь им дадим как следует…»

Миша долго сидел у окна. Потом принёс бумагу, перо, чернильницу. Чернила высохли. Пришлось писать карандашом.

Единственным желанием Миши было успокоить отца, ободрить. Хотелось написать много, но он вспомнил, что ему опять надо идти к ворам. На улице темнело. Закончив письмо, он запечатал его, написал адрес и сунул в карман. К Люсе идти было уже поздно. «Завтра схожу», — решил мальчик и вышел из дому.